Великолепная Софи

– Поверь, все не так плохо, как тебе представляется! – в отчаянии вскричала леди Омберсли. – Не хочу, чтобы ты думал… или имел причины полагать, будто Чарльз бывает невежливым или несговорчивым, потому что на самом деле это не так, разве что когда выйдет из себя, хотя следует признать, что у него имеется масса поводов для этого! Вот почему, дорогой Гораций, я опасаюсь, что если ему не понравится мое предложение взять на себя заботу о Софии, то мне не следует испытывать его терпение!

– Вздор! – заявил сэр Гораций. – Почему бы это ему не понравилось?

– Мы… Мы решили в этом году не устраивать приемов, помимо необходимых. К несчастью, пришлось отложить и свадьбу Чарльза из-за тяжелой утраты, которую понесла семья мисс Рекстон. Одна из сестер леди Бринклоу скончалась, и они будут носить черные перчатки [6] еще целых шесть месяцев. Ты должен понимать, что Бринклоу очень щепетильны во всем, что касается правил приличия. Евгения посещает только очень скромные приемы, и… и вполне естественно ожидать, что Чарльз разделит ее горе!

6

Здесь: траур.

– Господи, Элизабет, мужчина не обязан носить траур по тетке женщины, на которой он даже не женат!

– Разумеется, нет, но Чарльз, похоже, так не считает… И не забывай о Чарлбери!

– А этому что мешает?

– Свинка, – трагическим тоном ответила леди Омберсли.

– Что? – Сэр Гораций расхохотался. – Вот это да! Что же он за мужчина, если подцепил свинку в тот самый момент, когда должен был жениться на Сесилии!

– Право, Гораций, мне кажется, ты к нему несправедлив: разве это его вина? Для него это так унизительно! Более того, болезнь подкосила его очень не вовремя, потому что если бы он обручился с Сесилией, то, без сомнения, сумел бы завоевать ее сердце, поскольку нрав у него дружелюбный и располагающий к себе, а манеры и речь – именно такие, какими должны быть! Но девушки склонны делать глупости и забивать себе голову романтическими бреднями и увлечениями – хотя, к счастью, Сесилия ничуть не похожа на этих ужасных современных барышень и, разумеется, прислушается к наставлениям родителей! Однако следует признать, что более неподходящего времени для свинки Чарлбери выбрать было трудно!

Сэр Гораций, вновь открывая табакерку, окинул сестру насмешливым и проницательным взглядом.

– И кем же увлеклась Сесилия? – осведомился он.

Леди Омберсли понимала, что старший сын наверняка посоветовал бы ей благоразумно промолчать; но стремление открыть брату душу оказалось слишком велико, чтобы она могла ему противостоять. Миледи призналась:

– Я знаю, Гораций, что ты никому не станешь повторять мои слова, но глупая девчонка думает, что влюбилась в Огастеса Фэнхоупа!

– Одного из мальчишек Латтерворта? – уточнил сэр Гораций. – Должен заметить, что подобный союз не вызывает у меня особого восторга!

– Господи помилуй, не смей даже думать об этом! Самый младший из сыновей, но едва ли не самый амбициозный! К тому же поэт.

– Это очень опасно, – согласился сэр Гораций. – По-моему, я никогда не видел этого юношу. Что он собой представляет?

– Он весьма красив! – с отчаянием сообщила брату леди Омберсли.

– Неужели похож на лорда Байрона? Тогда это многое объясняет!

– Нет-нет! Волосы у него светлые, как у Сесилии, он не хромает [7] , и стихотворения у него очень милые, напечатанные на белой веленевой бумаге, да только вот расходятся они не очень хорошо. Совсем не как у лорда Байрона. Это ужасно несправедливо, потому что издать их наверняка стоило больших денег, и за все это ему пришлось заплатить из собственного кармана – или, скорее, из кармана леди Латтерворт, если верить тому, что я слышала.

– Сдается мне, – промолвил сэр Гораций, – что я знаю этого юношу. В прошлом году он был в Брюсселе, работал у Стюарта. Послушай моего совета: выдавай Сесилию замуж за своего Чарлбери как можно скорее!

7

Лорд Байрон был брюнетом и с детства страдал хромотой. – Примеч. ред.

– Знаешь, я так бы и сделала, если бы… Но я не смогу поступить подобным образом, если окажется, что он ей противен! И ты должен понять, что я не в силах что-либо предпринять, пока он лежит в постели со свинкой!

Сэр Гораций покачал головой:

– Тогда она выйдет замуж за поэта.

– Не говори так! Но Чарльз полагает, что будет лучше, если мы с Сесилией не станем бывать там, где она может встретить этого молодого человека, и это еще одна причина, по которой мы сейчас ведем уединенный образ жизни. Ужасно неловкая ситуация! Иногда мне хочется, чтобы этот несчастный юноша не принадлежал к нашему кругу – пусть он был бы охотником за приданым, сыном торговца или еще кем-нибудь в этом роде! Тогда можно было бы отказать ему от дома, запретить Сесилии танцевать с ним на балах, хотя в этом не было бы необходимости, поскольку он не был бы вхож в высшее общество. Но Фэнхоуп, естественно, может бывать везде! И это очень досадно! Хотя я вынуждена признать, что Чарльз ведет себя по отношению к нему крайне невежливо, даже он согласен, что нельзя перегибать палку и пренебречь приличиями настолько, чтобы оскорбить его семью. Альмерия Латтерворт – одна из моих старинных подруг!

Сэр Гораций, которому эта тема, похоже, уже наскучила, подавил зевок и лениво протянул:

– Полагаю, у тебя нет причин нервничать и расстраиваться. Все Фэнхоупы бедны как церковные мыши, и леди Латтерворт, скорее всего, желает этого брака ничуть не более тебя.

– Ничего подобного! – сердито отозвалась миледи. – Она глупа до невозможности, Гораций! Огастес всегда получает все, что пожелает! Она уже делала мне совершенно недвусмысленные намеки, так что я не знала, куда глаза девать, не говоря уже о том, чтобы ответить; однако я сказала, что лорд Чарлбери испросил у нас разрешения признаться Сесилии в своих чувствах, а мне представляется, что она… Нет, не будем об этом! Мне и в голову не могло прийти, что Огастес готов настолько пренебречь приличиями, чтобы обратиться к Сесилии, не заручившись сначала согласием Омберсли, но именно так он и поступил!

– Ну, полноте! – сказал сэр Гораций. – Коль уж она воспылала к нему страстью, тебе не стоит ей мешать. В конце концов, если она и выйдет замуж, то за человека не ниже себя по положению или рождению, а раз ей хочется стать женой нищего младшего сына, то это ее личное дело.

– Интересно, что бы ты сказал, если бы речь шла о Софии? – вспылила его сестра.

– Софи не такая дурочка.

– И Сесилия тоже, – оскорбленно заявила леди Омберсли. – Если ты видел Огастеса, то не должен удивляться! К нему просто невозможно не проникнуться симпатией! Признаюсь, я и сама поддалась его обаянию. Но Чарльз прав, и я очень скоро вынуждена была признать: их брак решительно невозможен!

– Что ж, вполне вероятно, появление новой подруги в лице кузины отвлечет твою дочь и придаст ее мыслям иное направление, – заявил сэр Гораций, желая утешить сестру.

Подобное предположение, похоже, приятно удивило леди Омберсли. Лицо ее просветлело, и она сказала:

– Ты действительно так полагаешь? Видишь ли, она немного застенчива и нелегко заводит друзей, а с тех пор как ее лучшая подруга, мисс Фристон, вышла замуж и переехала жить в центральные графства, у нее не осталось никого, с кем бы она поддерживала теплые отношения. Итак, если дорогая София поселится у нас… – Она умолкла, принявшись строить в голове всевозможные планы.

Миледи все еще размышляла над вероятными последствиями, когда дверь отворилась, и в гостиную вошел ее старший сын.

Досточтимому Чарльзу Ривенхоллу исполнилось двадцать шесть лет, но суровое выражение лица в сочетании с манерами, в которых сквозила властная самоуверенность и сдержанность, изрядно старили его. Он был высоким и крепким молодым человеком, который выглядел бы уместнее на поле или пастбище, чем в гостиной своей матери. Он почти всегда предпочитал костюм для верховой езды более модным панталонам и ботфортам; галстук он повязывал самым незамысловатым узлом; скромные уголки его воротничка были накрахмалены весьма умеренно, и он всей душой презирал такие щегольские атрибуты, как брелоки, цепочки для карманных часов или монокли, а своего портного он оскорблял требованием шить пальто и сюртуки таким образом, чтобы он мог надевать их и сбрасывать с плеч без помощи камердинера. Поговаривали, будто он выражал горячую надежду, что небеса смилостивятся над ним и его никогда не примут за денди; но, как метко подметил его друг Киприан Уичболд, божественное вмешательство здесь и не требовалось. Настоящего денди, с некоторой строгостью заявил мистер Уичболд, отличают не только изысканные манеры, но и безупречный внешний вид, равно как и дружелюбное поведение, что, в сочетании с располагающей обходительностью и утонченной вежливостью, делает их желанными гостями в любом салоне. Но поскольку мистер Ривенхолл полагал, что правила приличия требуют от него холодной сдержанности в отношении любого, к кому он не питал дружеских чувств, а его манеры – весьма далекие от приятных – включали в себя привычку смущать пристальным взглядом тех, чью претенциозность он категорически не одобрял, и изрекать убийственные и уничижительные замечания, делавшие светское общение затруднительным, то ему грозила куда большая опасность того, что (по словам мистера Уичболда) его примут за йеху [8] .

8

Вымышленные отвратительные человекоподобные существа из романа Д. Свифта «Путешествия Гулливера», концентрированный образ природы человека, не облагороженной духовностью. – Примеч. ред.