Великосветская дама

– Так что, как видите, Хартли-Плейс делит мое поместье на две части, по крайней мере на одном участке. Это означает, что моим людям, чтобы попасть на вторую половину, приходилось двигаться окружным путем, преодолевая значительное расстояние. Мало того что это просто глупо, так еще и Хартли-Плейс в последнее время превратился в настоящее бельмо на глазу, сильно портящее пейзаж. И мне, и моим земледельцам невыносимо было видеть, как хорошая земля пропадает зря.

Вспомнив царящий в Хартли-Плейс упадок, Джорджиана согласно кивнула.

Доминик замолчал и в очередной раз посмотрел в окно. Он старательно избегал говорить о погоде. Джорджиану он усадил слева, чтобы, выгляни она в окно, увидела только относительно чистое небо на западе. Доступная его взгляду восточная часть небосвода была затянута темно-серыми тучами, грозящими к вечеру обрушить за землю снегопад.

Температура начала понижаться, хотя еще не было и полудня. Доминик надеялся, что Джорджиана, будучи хорошо укутанной, ничего не заметит. Все же праздновать победу было еще рано. Коварно усмехаясь, он снова повернулся к ней, мысленно выбирая из свежих сплетен те, которые в наибольшей мере послужат его цели.

По его приказу карета ехала прямиком в Хартли-Плейс. На месте они оказались вскоре после полудня. Доминик вышел первым и помог спуститься Джорджиане. Их встречали Дакетт и управляющий Дженнингс.

– Препоручаю вас Дакетту, моя дорогая, – сказал Доминик. – Я буду с Дженнингсом, если вам что-то понадобится.

Джорджиана, узнавшая Дакетта, очень обрадовалась его успокаивающему присутствию. Вдвоем они стали обходить комнаты дома. Выяснив, что Джорджиана не питает особой приязни ни к одному предмету мебели, Дакетт посоветовал передать все жене викария, занимающейся благотворительностью.

– Есть и еще одно дело, мисс, – добавил Дакетт, останавливаясь на верхней площадке лестницы.

Доминик как раз закончил обсуждение дел с управляющим, одобрив предложение превратить Хартли-Плейс в фермерский дом, и, заметив Джорджиану и Дакетта, легко взбежал по ступеням и присоединился к ним.

– Милорд, я как раз намеревался сообщить мисс, что, когда наши люди исследовали чердачные помещения, они обнаружили запечатанную комнату. К двери был придвинут старый буфет. Трое мужчин еле сдвинули его с места. Затем пришлось повозиться с замком, который, очевидно, не открывали долгие годы. Комната, похоже, служила мастерской, потому что в ней валялась ветошь и кое-где остались пятна краски. У стены стояло множество старых полотен. Мы не знали, что с ними делать, поэтому решили ничего не трогать до вашего приезда. Не хотите ли взглянуть, мисс?

Картины отца? Мастерская в Хартли-Плейс? Джорджиана ошеломленно смотрела на Дакетта.

Верно истолковав реакцию своей возлюбленной, Доминик взял ее за руку и положил себе на сгиб локтя.

– Ведите нас, Дакетт.

Следуя за дворецким, Джорджиана глубоко вздохнула:

– Ах, Доминик, если только…

Он посмотрел на нее сверху вниз, чрезмерно обрадованный тем, что она назвала его по имени.

– Терпение! Скоро мы все узнаем.

Он помог ей подняться по узкой лестнице на чердачное помещение с низкими потолками. Белый участок на старой стене указывал на место, где раньше стоял буфет. Теперь дверь была приоткрыта. Дакетт распахнул ее пошире и отошел в сторону, пропуская Джорджиану вперед. Доминик отпустил ее руку и, прочтя в ее глазах сомнение, ободряюще кивнул.

Испытывая головокружение, Джорджиана переступила через порог, приподняв юбки, чтобы не испачкать их. Она тут же поняла, что оказалась в мастерской отца. По всей длине стены тянулись окна, ныне заросшие вьющимися растениями, но прежде пропускавшие много света. В центре комнаты стоял пустой мольберт, на вбитом в стену гвоздике висела испачканная краской тряпка. Джорджиана осмотрелась по сторонам. В воздухе до сих пор ощущался запах старой краски, витающий над головами, точно призрак.

При виде столь ярких напоминаний о прошлом Джорджиана едва не лишилась самообладания. Ей с трудом удавалось сдерживать слезы. Тут она услышала мягкий шорох у себя за спиной и почувствовала присутствие Доминика рядом. Его руки нежно легли ей на плечи, успокаивая, согревая. Подобно якорю, он удерживал ее в настоящем, оказывая противостояние пытающемуся поглотить ее прошлому.

Джорджиана сделала глубокий вдох. Успокоившись, она накрыла ладонью ладонь Доминика. Ее взгляд выхватил стоящие у стены холсты. Она бросилась вперед, и Доминик тут же убрал руки и последовал за ней.

Не говоря ни слова, они занялись изучением последнего наследия отца Джорджианы.

Большинство картин оказались портретами юношей. Задумчиво глядя на изображение молодого человека с добрыми глазами и рыжеватыми всполохами в волосах, Доминик усмехнулся:

– Да, теперь я понимаю.

Джорджиана терпеливо дожидалась пояснений.

Улыбка Доминика встревожила ее.

– Ваш отец, без сомнения, был очень проницательным человеком. Он хотел дать вам что-то, не утратившее бы своей стоимости вне зависимости от колебаний моды. Поэтому и оставил вам эти картины. – Джорджиана еще не поняла, к чему Доминик клонит. – Это – портрет Уильяма Гренвилля в молодости. – Видя, что Джорджиана по-прежнему смотрит на него непонимающим взглядом, он пояснил: – Гренвилль был одним из наших последних премьер-министров. Его семья заплатит за эту картину целое состояние. А вот это, – продолжил он, отставляя портрет в сторону и беря в руки другой, – если не ошибаюсь, Спенсер Персиваль, еще один премьер-министр. Вон тот, – он указал на изображение очередного молодого человека с честным лицом, – возможно, Каслри, хотя до конца я не уверен. – Доминик склонился над портретами.

Всего работ этой серии оказалось шестнадцать. Доминик узнал девять и выдвинул предположения касательно остальных. Три нижних полотна всецело завладели их с Джорджианой вниманием.

Первое оказалось портретом молодой красивой женщины с шапкой русых волос. Ее ореховые глаза, чистые и яркие, смотрели прямо на зрителя. Это был портрет матери Джорджианы.

Предоставив ей возможность любоваться лицом матери, Доминик вытащил следующее полотно. На нем была изображена та же женщина, сидящая на траве.

Рядом с ней резвилась малышка. На губах женщины играла мягкая улыбка.

Не говоря ни слова, Доминик передал картину Джорджиане, а сам взял последнюю. На ней была запечатлена маленькая девочка лет шести с длинными золотистыми волосами, заплетенными в косы. В ее ореховых глазах светилось озорство, а на вздернутом носике виднелась россыпь веснушек. Доминик улыбнулся. Повернувшись к Джорджиане и взяв ее рукой за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в лицо. После тщательного осмотра он заключил:

– У вас пропали веснушки.

Джорджиана с опаской улыбнулась, благодарная ему за то, что пытается подбодрить ее.

Улыбнувшись в ответ, Доминик убрал руку, проведя напоследок пальцем по ее щеке, и осмотрелся по сторонам.

– Думаю, теперь, когда комнату снова открыли, картины нужно отсюда забрать.

Джорджиана непонимающе посмотрела на него.

– Велеть Дакетту упаковать их и отправить в Кэндлвик? После решите, что с ними делать.

Все еще испытывая головокружение от их находок, Джорджиана согласно кивнула. Дакетт стал складывать картины в стопки, которые слуги осторожно уносили вниз.