Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

«Может, сказать все же?», — отчаянно подумала Федосья, глядя на улыбающееся лицо матери. «Постарела как, — горько поняла девушка, увидев резкие морщины в уголках красивого рта. «Нет, зачем, и так, как батюшка преставился, у нее хлопот полон рот, почто ее волновать-то еще и этим? Сама все сделаю, не ребенок же я».

— Матушка, — Федосья присела, — как у вас сейчас забот много, со сборами моими и Федиными, и Петенька вон еще грудной, — она кивнула на колыбель, — так, может, я девочек возьму в подмосковную? Лето уже на дворе, и жаркое, вон какое, что ж им тут-то сидеть. А я за ними присмотрю, не волнуйтесь. И на реку с ними буду ходить, и в лес».

— Да я вот тоже о сем думала, — мать погрызла перо. «Да и тебе, наверное, погулять охота, — она усмехнулась, — а не на поварне-то стоять день-деньской».

Федосья покраснела.

— Опять же, — ласково проговорила мать, — как повенчаешься, так уже не погуляешь. Мужа обихаживать надо будет, пасынки твои, и Федор, хоша и в школе, но приедут к вам зимой, как отдохнуть их распустят, а ты, может к тому времени, и понесешь уже.

Девушка помолчала, и, вздохнув, перебирая в руках подол сарафана, ответила: «Да и мне тоже с сестрами-то побыть хочется, теперь год я их не увижу»

— Да, — мать поднялась и глянула в окно. «И вправду, вон какая жара на дворе стоит, ровно и не июнь. Дождей с Красной Горки не было уже. Ну, сбирайтесь, езжайте, месяц там побудьте, а то и более. Ключницу с вами отправлю, а охраны там достанет. Но ты там смотри, за девчонками присматривай, Лизавета, — та домовитая, да спокойная, а двойняшки, сама знаешь, лихие у нас. Ну и занимайся с ними, конечно».

Феодосия улыбнулась, и, вдруг, поднявшись, обняла мать. «Все хорошо будет, матушка, — сказала девушка, целуя нежный, белый лоб, обрамленный черным платом. «Все будет хорошо, не волнуйтесь».

— Оно и верно, — пробормотала Марфа, глядя в спину дочери, — пускай их лето побалуются-то, на то и детство, чтобы веселиться». Она вздохнула и продолжила шифровать.

Девчонки, подпрыгивая, сбежали вниз по косогору к реке, и закричали: «Купаться, купаться!».

У излучины, на берегу белого песка, была устроена свежесрубленная, еще пахнущая смолой купальня. «Вот тут и плескайтесь», — распорядилась Феодосия, раздеваясь. «Течение быстрое, глубоко, не приведи Господь, еще случится что».

Параша первой прыгнула в темную, свежую воду и блаженно улыбнулась, переворачиваясь на спину: «Хорошо-то как!»

— Тут места мало, — капризно заявила Марья, снимая рубашку. «И закрыто со всех сторон, не поплавать вдоволь».

— Зато без рубашки можно, — улыбнулась Федосья, закалывая на голове толстые косы. «Вода, какая теплая», — Лиза осторожно, аккуратно попробовала ее ногой, и тут же, завизжав, полетела с мостков вниз — младшая сестра толкнула ее и плюхнулась следом.

— Совсем голову ты, Марья, потеряла, — обиженно заявила Лиза, вынырнув. «Я себе косы замочила».

Лазоревые глаза девочки засияли смехом, и она, фыркнув, ответила: «На то и купание, чтобы промокнуть».

— А ну не смей! — велела Лиза, но было поздно — Марья и подплывшая к ней Параша стали брызгать на старшую сестру водой.

Они вдруг прервались и Лиза восторженно сказала: «Какая ты, Федосья, красивая!»

Девушка, спускаясь по мосткам в воду, только покраснела: «Скажете тоже!»

— Мне нравится, что ты смуглая, — вздохнула Лиза. «И Прасковья тако же. А мы с Марьей белые, ровно сметана».

— Это тоже красиво, — независимо заметила белокурая девочка, вздернув острый подбородок.

«И волосы у меня красивые — у вас у всех темные, а у меня — будто лен. Матушка рассказывала, такие у бабушки нашей были, Федосьи Никитичны».

— У тебя хоть веснушек нет, — выпятила губу Лиза. «А меня вон — всю обсыпало, — она горестно указала себе на нос.

— Ну и что? — Параша подплыла к ним, и уцепилась за мостки. «У маменьки вон тоже веснушки, а у тебя, Лизавета, они потому, что ты рыжая».

— Это Федя рыжий, — краснея, сказала, девочка.

— Ну, ты тоже немножко. А все равно ты красивая, — Параша вдруг поцеловала сестру в холодную щеку.

— Да вы все красивые, — улыбнулась Федосья, — что спорите-то?

— А вот мы сейчас тебя утопим! — вдруг, весело взвизгнула Марья, и прыгнула старшей сестре на спину. «Помогайте мне!».

— Совсем ума лишились, — смеясь, еще успела проговорить Федосья, погружаясь на песчаное дно.

Лиза отчаянно, глубоко зевнула, и, прижав к себе белую кошку, призналась: «Спать, как хочется!»

Двойняшки уже дремали, в открытое окно горницы вливался свежий вечерний воздух, небо на закате окрасилось в чудный, зеленовато-золотистый цвет, и на нем уже всходили первые, слабо мерцающие звезды.

Федосья прислушалась — где-то в лесу, у озера, кричал коростель. На дворе, быстро мелькая крыльями, порхали ласточки.

— Ну и спи, — ласково сказала она сестре. «Сегодня накупались, набегались, на конях наездились — вон, Марья с Парашей за трапезой стали носом клевать».

— А сказку? — Лизавета взяла смуглые, длинные пальцы и стала нежно их перебирать. «Про Ивана-царевича?».

Федосья прилегла рядом на лавке, и, слушая легкое дыхание сестры, начала рассказывать.

«Заснула», — вдруг улыбнулась она, смотря на то, как подрагивают темные, длинные ресницы.

Остановившись на пороге, она перекрестила девочек и вдруг улыбнулась: «Скорей бы уж повенчаться, да своих принести. Господи, только бы детки у меня здоровые были! Смотришь на них и волнуешься — маленькие такие, вдруг случится что».

Девушка спустилась в трапезную, и, улыбнувшись, сказала ключнице: «Заснули все. Я пойду, на озеро прогуляюсь, цветов соберу, в горницы завтра поставим».

— Вы только душегрею наденьте, боярышня, — озабоченно посоветовала женщина, — роса выпала уже, вдруг, не приведи Господь, простынете. Погуляйте, конечно, а то вы с ними цельный день, а они шумные у нас, кто угодно устанет».

Федосья вышла из ворот усадьбы, и вдруг застыла — солнце огромным, расплавленным, медным диском опускалось за луга на той стороне реки, издалека, с лесных болот доносился резкий, пронзительный голос выпи. Томная, разгоряченная, летняя земля, казалось, дрожала под ее ногами. Она встряхнула головой и быстро пошла по дороге в сторону озера.