Вена Metropolis

— Мы оба любим играть, — сказала Беранек.

Жена коммерческого советника Хубера не проронила ни слова, состроив несколько деланую, но вполне доброжелательную улыбку, которую она сохраняла до конца вечера — с небольшими перерывами и с разной степенью доброжелательности. Ела она чрезвычайно манерно, и наблюдать за нею во время еды было большим удовольствием.

Начальник отдела тем временем навалился локтями на стол и отправлял в рот один ветчинный ролл за другим. Левой рукой он при этом призывно махал в сторону девушки-прислуги, которую успел окинуть оценивающим взором с головы до ног, приглушенным голосом, но так, что все могли слышать, обращаясь к ней:

— Еще бутылочку, попрошу!

«Вечер начался удачно», — констатировал про себя Лейтомерицкий.

Они сидели в малой гостиной: атмосфера здесь была более интимная, чем в большой зале, как он называл про себя парадную комнату огромной квартиры. Скатерти на столах были безупречно накрахмалены и отглажены, благоухали, и до них было приятно дотронуться. Столовые приборы — современной формы, но из серебра. Бокалы богемского стекла. Лейтомерицкому нравилась такая аранжировка стола, однако, пожалуй, «нравилась» — не совсем верно. Его такие вещи попросту не занимали, и он все отдавал на усмотрение своей прислуги. И лишь изредка и на короткий миг он отвлекался от своих дел. И то, что он при этом успевал увидеть, подобно картине или сцене в опере накладывалось на его восприятие, ярко и драматически, однако в нем не возникало желания вмешиваться во что-либо или упорядочивать. Он снова исчезал, растворялся в своих раздумьях, планах и задних мыслях.

Когда окружающий мир в его осязаемо твердых и неисчислимых подробностях представал перед ним, у него возникало ощущение, что он как будто бы спит, нет, скорее — пребывает в вечном и мертвом мраке. При том, что жизнь предпринимателя обычно не дает таких поводов.

Лейтомерицкий взглянул на Беранек, которую, как и следовало ожидать, вовлек в оживленную беседу Хубер. Хубер — важный деловой партнер: автомобильная резина! Хубер как раз рассказывал Беранек о своей последней поездке в Венгрию, где он в ущелье под Коморном охотился на оленей.

— Удалось подстрелить лишь олениху!

Беранек была знакома с Лейтомерицким уже несколько месяцев. Время от времени она играла в казино — чтобы развеяться, как она говорила, — чтобы завести знакомства, как считал Лейтомерицкий, — они познакомились в Бадене. По вечерам Лейто ходил с ней в ресторан, иногда — в театр или в кабаре. Спать они друг с другом не спали. Да и зачем?

Лейтомерицкий задумался и представил себе, как Беранек, компаньонша и консультант известной адвокатской конторы, выглядит без платья, усыпанного палевыми цветами, розами и гвоздиками, и еще розами, шуршащего холодно и сухо при каждом движении ее несколько костлявого тела.

В этот момент вошла Лени, миниатюрная брюнетка, со следующей бутылкой вина для Лаймера.

— Разумеется, мы будем форсировать прокладку новых автодорог! — с неудовольствием отворачиваясь, ответил Лаймер Миттерэггеру, который уже долго ему что-то втолковывал. Провозгласив это, Лаймер отпил большой глоток.

А ведь Миттерэггер действительно стал лысеть. Сзади, чуть ниже темечка. Лейтомерицкому это впервые бросилось в глаза.

После ужина коммерческий советник Хубер танцевал с фрау Беранек под магнитофон, техническую новинку, приобретенную Лейто. Фрау Хубер с застывшей улыбкой сидела с чашкой кофе, помешивая его ложечкой. Миттерэггер по-прежнему разглагольствовал об автодорогах — от Вены до Зальцбурга и далее, через горные перевалы! — но Лаймер уже перестал его слушать. Лейтомерицкий же выжидал момент, чтобы обсудить с начальником отдела один предмет — так, мелочь, собственно, касающуюся его интересов. Облака сигарного дыма клубились вокруг огромной хрустальной люстры и оседали в складках гардин. Миттерэггер уже нес полную чушь. Беранек во время танца выронила носовой платок. Лаймер попытался подняться со стула.

С Лукасом Штепаником (так он ему отрекомендовался) Георг познакомился в университетской столовой. Сидя над тарелками полуостывших макарон, они разговорились друг с другом. Поначалу о преподавателях, о конспектах лекций на продажу и обо всем таком, о чем обычно судачат студенты. По предложению нового знакомого они вскоре переместились в соседний трактир. Там, пропустив несколько бокалов вина, они быстро укрепили знакомство, и скоро Георгу уже казалось, что он много лет знает этого Лукаса, без умолку говорящего обо всем подряд. Тот как раз посвящал его в свой самый важный план, который он был намерен обязательно осуществить после окончания учебы: речь шла об игровых салонах, да, об общедоступных игровых салонах!

— Но почему именно игровые салоны?

— Ты меня, видно, принимаешь за идиота, за фантазера или за кого-то в этом роде. Чтобы мы правильно понимали друг друга, — сказал Штепаник, быстрым движением прикуривая сигарету. — С одной стороны, мы организуем города-казино в духе Лас-Вегаса, целые города исключительно для игроков. С другой же стороны, мы создадим сеть, сеть игровых залов, по всему городу, по всем районам, — ты только представь себе! — и они удовлетворят желания и возможности любых игроков.

— Ну и зачем все это?

— Да затем, что игра станет единственной перспективой, единственной надеждой, которая еще останется у людей!

— Во как! — усмехнулся Георг.

— Ни черта ты не понимаешь! — с нотками гнева в голосе сказал Штепаник.

Георг внимательно смотрел в лицо своему визави и вдруг неожиданно для себя заметил, насколько они непохожи друг на друга. Штепаник невидящим взором уставился перед собой. «Какие у него красивые черные глаза! И какая у него занятная манера курить». Штепаник выпускал дым, вытянув в трубочку красные губы, над которыми пробивался редкий темный пушок усов.

— Выпьем еще? — спросил Лукас.

Пожалуй, вино было виновато в том, что они так быстро сошлись. И потом Лукас, да, он заплатил за выпивку. А сейчас вот он заказал еду — по шницелю на каждого. Как-то уж слишком по-барски, как показалось Георгу, он расплатился с официантом.

Лукас вел себя за едой весьма изысканно. Было интересно смотреть на то, как он ест. Вот у него, у Георга, никаких таких манер совсем нет.

Через несколько недель после знакомства они по предложению Штепаника отправились в Зиммеринг. Они между тем виделись друг с другом почти ежедневно, что-то делали вместе. Но чаще всего вели бесконечные разговоры, в кофейне, на ходу, разговоры о том, как заработать кучу денег, как разбогатеть.

— Я-то в деньгах на самом деле не нуждаюсь! — частенько говорил Лукас, особенно тогда, когда обсуждение их фантастических планов подходило к концу, однако через несколько мгновений разговор как и на чем заработать возобновлялся.

— Вот увидишь! Там сплошные работяги! Жуткий район! — Пока они ехали на трамвае, Лукас старался подготовить Георга к тому, что ждало их в Зиммеринге. — Улица, по которой мы едем, прямиком ведет к Центральному кладбищу. Я там бывал много раз.

Георг смотрел, как за окном трамвая проплывают уличные фонари, видел тянущиеся ряды серых низеньких домов. Несколько женщин в платках с продуктовыми сумками стояли вдоль фасада доходного дома с множеством окон. Небольшой скверик. Из-за нескольких березок и старомодного павильона-писсуара выглядывала башенка небольшой церковки. Трамвай дошел до кольца, и им пришлось сойти.

Где-то вдалеке виднелись дома. Они шли пешком уже минут десять. Шли по полям.

— Сплошь социалисты! — сказал Штепаник, с серьезной миной описав вытянутой рукой круг над колышущейся под ветром нивой, в сторону крыш домов поодаль, к которым вела полевая дорога. Солнце слепило и палило вовсю.

— Ты, милашка, настоящий шалун! — сказала женщина на прощанье, когда Лукас отсчитал ей деньги за них обоих, и потуже затянула пояс своего дешевенького халатика.

Несколько дней подряд Георг не мог прийти в себя. В смятение его привела не эта прогулка за город. И не то, как выглядела та женщина, и не сама эта женщина, пахнувшая кофе и сигаретным дымом. Перед мысленным взором Георга вновь вставали эти картины: ослепительный свет, заливавший Зиммеринг, полувысохший ствол дерева перед окном на лужайке и большая белая задница женщины, черные курчавые волосы Лукаса, и как он обернулся к Георгу, с блеском в глазах, с выражением превосходства, и как он, приложив щепоткой пальцы к губам и причмокнув, словно бы сказал ему, сколь восхитительна и аппетитна женщина, стоящая сейчас перед ним на коленях.