Вендари. Книга вторая
Шрифт:
– Не надо, – говорит ему Клодиу, – не делай этого.
Захватчики смеются. Но они для Клодиу лишь букашки, которых он может раздавить в любой момент. Нет ни страха, ни предвкушения битвы. Только пустота и безразличие, с которыми от начала времен борется Клодиу. И еще усталость, с которой он несет смерть. Ломает кости, разрывает глотки. Он не смотрит на приютившую его семью, которой он даровал свободу. Кровь капает у него с рук, заливает одежду. Напуганные дети плачут еще громче. От растерянности старик Валес упал на колени. Ветер треплет его седые длинные волосы и пропахшие дымом очага лохмотья.
– Мокош! – Шепчет он дрожащим голосом. – Верни Мокош!
Его выцветшие голубые глаза смотрят на залитые кровью руки Клодиу. Кровь, кажется, повсюду.
Он спускается со склона горы. Похитители – грязные, дикие, устали тащить Мокош, бросили на землю и теперь спорят, кто будет насиловать ее первым. Мокош поднимается, пытается сбежать. Они сбивают ее с ног и снова спорят. Клодиу ломает шею одному из них, забирает его нож и вспарывает им брюхо другому. Насильник падает на колени, хрипит, сплевывая кровь, пытается держать вываливающиеся из живота внутренности. Он еще жив, когда Клодиу помогает Мокош подняться, но смерть уже блестит у него в глазах.
Когда Клодиу возвращается в хижину, старик Валес и его старший сын уже хоронят напавших на них людей. Мокош приносит воды и помогает Клодиу отмыться от крови. Ее взгляд напоминает ему взгляды римских женщин, которые они метали в сторону захваченных варваров – жадные, голодные, завистливые.
Позже, ночью, когда все засыпают, Мокош пробирается в устроенную на сухой траве постель Клодиу. Она целует его в губы и прижимается к нему своим горячим телом. Целует так неопытно, но так жадно. После развращенной знати павшей империи для Клодиу это как-то непривычно. И еще эти мысли! Клодиу не любит заглядывать людям в головы, но сейчас Мокош думает лишь об этом. Она не хочет Клодиу, она хочет ребенка от него. Сильного, быстрого. Ум Клодиу ей не интересен. Она уже видит, как ее сын охотится на косулей, защищает их жалкий дом, оберегает ее, братьев, ее отца, его детей. И весь этот жар рожден только этой фантазией, этой мечтой. И весь этот примитивный мир все так же вращается вокруг склона горы Юмрукчал.
Клодиу пытался бороться со своим отвращением, но это было сильнее его. Даже не отвращение, а безразличие. Эта человеческая самка, прижимающаяся к нему, была сейчас не более чем косуля, которых в последние дни Клодиу так часто лишал жизни, чтобы накормить мясом эту семью, этих примитивных животных. Какие-то невыносимые страдания и безнадежность заполнили сознание. Метаморфозы вспыхнули на лице Клодиу. Челюсть вытянулась, появились тонкие, как иглы клыки. Мокош ахнула и замерла, парализованная. Но Клодиу не хотел, чтобы она молчала. Пусть она кричит. Пусть борется за свою жизнь, как это делали косули, мясом которых он кормил ее целый месяц…
Когда Клодиу вышел из хижины, семья, приютившая его, была мертва. Кровь заливала Клодиу с головы до ног. И не было ничего кроме боли и страдания. Эти чувства были такими сильными, что проще было забыться, заставить себя ничего не чувствовать, бродить по диким землям и нигде не останавливаться. День за днем, неделя за неделей. Бродить и знать, что позади осталась целая вечность таких скитаний, и такая же вечность еще ждет впереди. И нет выхода из этого. Проходить мимо домов и селений. Нигде не останавливаться. Пусть сытость канет в скитаниях и придет голод. В голоде есть смысл. С голодом можно бороться. Но голод всегда побеждает.
Снова и снова Клодиу вспоминал Мокош, вспоминал свою последнюю жертву. Нет, он больше не хотел свою силу. Ему больше не нужна была вечность. Он хотел умереть. Встретить кого-нибудь достаточно древнего, подобного себе, и попросить его забрать эту глупую ненужную жизнь. Его жизнь. Жизнь Клодиу.
Он не питался почти год, ослаб до того, что едва мог передвигать ноги. А вокруг были все эти недолговечные саракты с их населением, во главе которого
стоял свой собственный ханас ювигий, считавший себя центром этого мира, как когда-то семья Мокош считала центром мира гору Юмрукчал.Несколько раз Клодиу пытались ограбить, но у него не было ничего кроме лохмотьев. В одной из деревень дети забросали его камнями. На безлюдной дороге между сарактами его несколько раз протыкали кинжалами. Зачастую это были такие же оборванцы. Лишь однажды, ради забавы, его изрезал своим коротким ножом изгнанный из своего поселения жрец. Тело Клодиу кровоточило. Убийцы ликовали и шли дальше. Они не видели, как исцеляются раны. Но сил у Клодиу было все меньше. Голод становился сильнее. Упасть на краю дороги, лежать, глядя в небо, считая дни.
Клодиу едва мог пошевелить рукой, когда его умирающее тело начали терзать голодные волки. Такие же голодные, как и он. Клодиу не сопротивлялся. Но тело восстанавливалось быстрее, чем ели хищники. Потом появился покрытый струпьями старик. Он долго стоял над телом Клодиу и сокрушался, что здесь нечем поживиться. Но в его мыслях не было алчности. Лишь тупое движение вперед, бессмысленная борьба за жизнь. Ничего другого. Но неожиданно, когда старик смотрел на истерзанное тело Клодиу, в его голове что-то щелкнуло и сломалось. Он закряхтел, лег рядом с Клодиу и начал ждать, когда придет смерть. Но смерть не спешила забрать его. Старик лежал, тяжело дыша, и молился, сам не понимая кому, чтобы закончились эти мучения.
Ночью, когда пришли волки, старик был еще жив. Но сил, чтобы спастись, избежав страшной смерти от голодных хищников, не было. Оставалось лишь молиться с удвоенной силой. Молиться всем и никому. Молиться звездам, языческим богам и христианским, о которых старик где-то слышал, но уже не помнит где. Нет, Клодиу не может позволить ему страдать.
Его голод подчиняет рассудок. Его сострадание оживляет обессиленное тело. Искрятся метаморфозы. Волки рычат, но не уходят. Клодиу пьет горькую кровь старика. Окружившие их хищники чувствуют запах крови. Но силы уже возвращаются к Клодиу. Голод ликует. Осушить старика, разорвать волков. Теперь стоять в центре этого кровавого безумия и смотреть на тощее тело старика. Смог бы он понять и простить, если бы Клодиу рассказал ему, кто он? Сожаление и пустота возвращаются. Нет. Не думать. Упасть на колени, копать руками могилу. Страдания приносят покой. Теперь постоять над могилой старика и идти прочь. Скитаться. Снова искать смерть. И снова забирать жизни.
Клодиу не знал, сколько прошло лет, десятилетий, веков прежде чем он пришел в город под названием Плиска. Он голодал, он поддавался безумию и истреблял целые поселения. Все было, как в тумане. Только так можно было отбросить прошлое и попробовать начать все заново.
Молодой город был окружен рвом и земляным валом, но это не спасло его от разорения византийцами. Захватчики ушли, оставив в память о себе смерть. Сбежавшие жители с опаской возвращались в город и шептались о битве при Вырбишском проходе, где хан Крум разбил византийцев, сделав из головы императора Никифора чашу для вина.
Клодиу нанялся рабочим в ночную смену, чтобы заново отстроить сожженный дворец Крума. Он мог стать повелителем этого города, всего этого нового крошечного мира, но предпочитал оставаться никем, смешиваться с толпой. Ведь он уже был когда-то правителем.
Тысячелетиями эти хрупкие, так мало живущие люди служили ему и таким, как он. Теперь настало время служить им. Египет остался в прошлом. Греция осталась в прошлом. Уже в Римской империи Клодиу решил, что будет служить, а не править. Он устал править. Но и служить в этом новом болгарском царстве было мучительно скучно. И скука приносила страдания, опустошенность. В такие моменты Клодиу хотел просто лежать и ждать своего бездомного, который ляжет рядом и будет просить его забрать ненужную жизнь. Одну из многих ненужных, потерянных жизней. Клодиу видел их повсюду. Они приходили из ниоткуда и уходили в никуда, терялись в суете растущего города. И так год за годом, десятилетие за десятилетием.