Вендетта по-русски

— И еще она думает, что Павел Александрович спьяну попал под машину, — напомнил я. — Вероятно, у нее есть основания так думать.

— Давайте сначала что-нибудь поедим, — предложил Юра, — Иначе я не выдержу и снова начну орать…

Сначала мы наткнулись на пивной бар, в котором был обеденный перерыв, потом на пельменную, где выстроились в длинную очередь гремящие собранной за день мелочью бомжи. В ресторан «Ханой» я Юру не повел, потому что с некоторых пор с вьетнамской кухней у меня связаны не самые лучшие воспоминания.

В конце концов мы оказались в небольшом подвальчике, где по стенам висели многочисленные фотопортреты Аллы Пугачевой на разных стадиях ее карьеры, в разных нарядах и париках, с разными мужьями и в разных эмоциональных состояниях, от меланхолии до истерики.

— Что-нибудь согревающее? — осведомился я у Юры.

— Кофе, — скромно пожелал он. Я пожал плечами и себе тоже взял кофе. Мы были единственными посетителями, и специально для нас бармен включил стереосистему. «Старинные часы» грянули из динамиков в тот самый миг, когда я подносил чашку к губам. Чуть не пролил кофе себе на брюки.

Юра на музыку не обратил никакого внимания. Он торопливо набивал желудок и, вопреки нашей договоренности, стал говорить, еще не доев свой кусок пиццы.

— Я про эту карточку в милиции не говорил, потому что видел, как они торопились закрыть дело. Им не нужны такие детали…

— А это случайно не ты сам ту дырочку проколол? — невинно осведомился я. Юра едва не поперхнулся.

— По глазам вижу — не ты, — торопливо сказал я. — Ладно. Будем соображать. Я дал твоему отцу не то пятнадцать, не то шестнадцать визитных карточек. Отец положил их в карман и пошел домой. Как утверждает капитан Панченко, не доходя двухсот метров до дома, твой отец был сбит неизвестной машиной. А теперь ты говоришь, что одна визитка находилась в квартире отца, прикрепленная кнопкой к стене. Нестыковка. Кто-то из вас двоих не прав. Или ты, или Панченко.

— Ясное дело, что Панченко! — воскликнул Юра.

— Другого ответа я не ждал. А теперь докажи.

— Доказываю, — Юра сыто рыгнул и отодвинул тарелку. — Отец имел привычку записывать все телефонные номера карандашом прямо на обоях, на стене рядом с аппаратом. Туда же он кнопками прикалывал визитные карточки и номера телефонов, записанные на отдельных бумажках. У него там получился такой столбик — на полметра. И самой последней в этом столбике была ваша визитка, Константин Сергеевич.

— А милиция навещала квартиру твоего отца?

— Да. Было такое мероприятие.

— И они эту визитку не заметили?

— Так они ведь ничего такого не искали. Они зашли, в две минуты осмотрели квартиру и ушли. Их больше всего обрадовало, что на кухне стояли одиннадцать пустых бутылок из-под водки. Это они зафиксировали. Я же говорю: им было нужно удобное объяснение. Пьянство.

— Извини, но твой отец действительно выпивал. Мягко говоря, — напомнил я и, прежде чем Юра успел что-то возразить, вернул разговор к визитным карточкам. — Так что же у нас выходит теперь, с этой дырявой визиткой?

— А выходит вот что, — Юра был рад изложить свои предположения. — Отца сбили не по дороге домой. Его сбили, когда он уже побывал дома после всех ваших приключений и шел куда-то… Но не домой.

— То есть, — продолжил я… — Он пришел домой, прицепил на стену мою визитку, почистил зубы и снова куда-то потащился? В пять утра?

— В пять утра, — кивнул Юра. Я посмотрел на его тяжелый подбородок и невольно вспомнил Леонова-старшего, с его презрительно опущенными уголками рта… Куда, интересно знать, черти понесли этого человека в пять утра, после основательного мордобоя в баре и не менее основательной попойки?!

— Минутку, — сказал я. — А что, собственно, доказывает эта твоя карточка с дыркой? Пусть Панченко ошибается и твоего отца сбили, когда он шел из дома, а не домой. Ну и что? Где тут убийство?

— Это только начало, — Юра сжал пальцы в кулаки и придвинулся ко мне ближе. Он излучал необоримую страсть, страсть к разоблачениям, страсть к выяснению скрываемых истин, страсть к темным загадкам. Хороший мальчик. Его единственный недостаток заключался в том, что Юра Леонов не знал: в этом мире выяснение скрытых истин и разгадывание темных загадок стоит слишком дорого.

Я старый, измученный жаждой лентяй был в курсе действующих расценок. И я постарался просветить юношу. Пока у нас было время.

— Юра, — вздохнул я, насадив на зубчик пластмассовой вилки черную оливку. — А зачем тебе вообще это нужно? Сам понимаешь, отца ты не воскресишь…

— Да-да, — подхватил Юра. — Жизнь продолжается… Вы мне уже это говорили.

— Ну так что? Разве я не прав?

— Немного правы, немного нет. Вы правы, что отца уже не воскресишь. Он уже прожил свою жизнь. А я свою — еще нет. И мне придется говорить еще лет сорок-пятьдесят, когда меня будут спрашивать о моем отце: «Он умер. По пьяному делу попал под машину. Такое вот несчастье». Я не хочу так говорить!

И я не верю, что отец был настолько пьян и не смог увернуться от машины — в пять утра, когда дороги практически пусты, когда звук работающего мотора слышен издалека…

— Веришь ты или не веришь, но фактов, говорящих об убийстве, нет, — перебил я. — Карточка ничего нам не дает. Панченко схалтурил при расследовании, но это ничего не меняет! Был наезд.

— Было убийство, — упрямо повторил Юра.

— Факты?

— Как вы думаете, — впиваясь в меня глазами и словно гипнотизируя, прошептал Юра. — Как вы думаете, Константин Сергеевич, какого хрена мой отец попросил у вас полтора десятка визитных карточек? Не одну, не две, а полтора десятка! Даже семнадцать, если быть точным!

— Я не очень хорошо помню. — Юра продолжал меня гипнотизировать, и я предпочел смотреть на Пугачеву в розовом балахоне. — Я тоже был слегка под мухой… Не помню, зачем я дал твоему отцу столько карточек. Скорее всего я просто выгреб из карманов все, что у меня было…

— Он должен был как-то вам объяснить, — настойчиво повторял Юра. — Что он вам говорил при этом? Вы сказали: «На, возьми на память мою визитку». А он? Он попросил: «Дай-ка мне с десяток…»?

— Может, и так, — неуверенно проговорил я. — Что-то он говорил…

Я закрыл глаза, стараясь представить картину: холодная ночь, я поднимаю воротник плаща, мы с Павлом пожимаем друг другу руки, долго трясем… Мы собираемся разойтись по домам. Но что-то должно еще произойти. Мы не можем после всего, что случилось, просто повернуться спиной друг к другу и разойтись быстрым шагом. Настоящие мужчины так не делают. А что они делают?

— Запиши мой адрес, — сказал тогда Павел. Нет, немного по-другому.

Более доверительно, совсем по-дружески.

— Запиши мой адрес, Костик, — сказал Павел Леонов за час до своей гибели. А я? Что я ответил? «Записываю»? Нет, не так. «Записываю, Паша!»