Вендетта по-русски

«Я дома», а потом сразу бежать открывать дверь, чтобы через считанные секунды она уже была рядом со мной на диване, и можно было ничего не делать, просто сидеть рядом, говорить или даже молчать… Положить голову на ее теплые колени, чувствовать ее нежные пальцы…

Я что, забыл выключить телевизор? Я вышел из ванной комнаты с полотенцем на бедрах и сразу же понял, что лучше было это полотенце использовать по-другому: например, завязать в узел на одном конце, намочить его, чтобы было тяжелее, и крутить этой штукой вроде пращи… Хотя вряд ли это меня бы спасло. Меня уложили первым же ударом в челюсть. От этого удара я отлетел назад, ударился спиной и затылком об косяк и сполз на пол, успев попутно получить пару пинков в ребра. Мое лицо постепенно смещалось вниз, вскоре оказавшись там, где только что были ребра. Неудивительно, что третий удар кроссовкой разбил мне лицо. Рот оказался полон крови, а голова — полной тумана. Меня выключили, как телевизор. Так мне, лопуху, и надо.

24

Но в одном я не ошибся — телевизор действительно работал. Они включили его, чтобы заглушить все прочие звуки. Это был ночной канал, и это была очередная серия очередной трансляции «Семнадцати мгновений весны». Если бы мне не выбили зуб, не разбили лицо и не врезали по ребрам, я бы даже и ухмыльнулся, глядя на троих мужиков, уставившихся в экран, как кролик в пасть удава.

" — А теперь расскажите мне о пасторе, — сказал Мюллер. Штирлиц сделал лицо умненького мальчика, которому учитель незаслуженно поставил четверку, и буркнул:

— Вот с этого и надо было начинать.

— Мне лучше знать, с чего начинать — немедленно заорал Мюллер".

— Вот в точности наш шеф, — прокомментировал сцену один из троих. — Сначала одно, потом другое, а наорет все равно на тебя, будто ты виноват, что у него семь пятниц на неделе…

— Он очнулся, — пихнул его в бок второй, показывая на меня. Третий просто подошел ко мне и еще раз пнул меня. Я мог понять его недружелюбное поведение: это был тот самый тип, которого я несколько раз двинул затылком об пол в леоновской квартире. Ему было на что обижаться. Выглядел он уже лучше, чем в тот момент, когда я оставил его лежать на полу. Я хотел сказать ему что-то вроде «Привет», но смог издать только хрип. Я сплюнул на пол сгусток крови и обломок зуба и укоризненно посмотрел на троих своих гостей.

— Скажи спасибо, что не убили, — сказал в ответ первый.

— Еще успеем, — рассмеялся второй.

— Это точно, — мрачно подтвердил третий. Я помнил его фамилию — Семенов. И ой не согласился бы с мнением Валерия Абрамова, что месть — это тупое чувство. Семенов выглядел как прирожденный мститель. Я подумал, что его стоит опасаться. И снова сплюнул кровь на пол. Во рту у меня было слишком много крови.

— Короче, — сказал первый, взглянул на часы. — Время позднее, всем надо домой, так что не будем тянуть резину. Ты знаешь, кто мы, мы знаем, кто ты.

Дальше: что нам нужно. Ты забрался в чужую квартиру и забрал оттуда чужие вещи. Их нужно вернуть.

— Все? — проговорил я разбитыми губами, которые казались мне в этот момент толстыми, как у негра.

— Ты должен прекратить распространять слухи, порочащие честь и достоинство офицеров ФСБ, — строго сказал второй. Я рассмеялся.

— Ну что вы, ребята? — медленно произнес я. — Какая честь? Какое достоинство? Вы втроем избили одного, к тому же голого, мужика. Не волнуйтесь, к вам эти слова не имеют никакого отношения — ни честь, ни достоинство… Третий хотел мне врезать, но первый его удержал.

— Мы могли бы действовать против тебя официально, — сказал второй. — Возбудить уголовное дело о распространении клеветы… О незаконном вторжении в квартиру Леонова. Об ограблении квартиры Леонова. Мы могли это сделать.

— А что ж не сделали? — осведомился я. — Или вы любители неформального общения? Неформалы от ФСБ? Черта с два вы можете что-то сделать официально!

Я, видите ли, незаконно вторгся к Леонову, а этот тип, что, законно? — Я показал на Семенова.

— Орлова больше не является твоим работодателем, — напомнил второй. — Она решила прекратить расследование смерти сына, согласившись с официальной версией. Очень мудрое решение. Так что у тебя больше нет оснований ворошить это старое барахло. И нет оснований утаивать документы, принадлежащие бывшему сотруднику ФСБ. Я имею в виду Павла Леонова. Давай, что нашел, и расстанемся по-хорошему.

— Ты мудр, как три Штирлица, — ответил я, и все трое, не сговариваясь, посмотрели на экран телевизора. — Я отдам тебе леоновские бумажки, а вы меня подвесите к потолку, как леоновского сына, да? Трое переглянулись.

— Если ты не отдашь эти бумажки, мы с тобой точно сделаем что-нибудь нехорошее, — пообещал Семенов. — У нас богатая фантазия и богатый опыт.

— Неужели? — Я негнущейся рукой зацепил полотенце, подтянул к себе и набросил на бедра. — Это чтобы ваша фантазия не забрела слишком далеко, — пояснил я свои действия. Семенов выматерился.

Я осмотрелся кругом — мой номер, бывший десять минут назад образцом чистоты и порядка, снова был разгромлен. И когда они успели устроить такой бардак?

— И вы опять ничего не нашли, — констатировал я. — И не найдете. Потому что я не такой кретин, чтобы таскать ценные вещи с собой. Или хранить их в номере. Это гарантия моей жизни, и она, как смерть Кащея, спрятана весьма и весьма основательно.

— Или ты скажешь, где, или я буду ломать тебе поочередно все пальцы на руках, — предложил Семенов. — Устраивает?

— Я могу умереть от болевого шока, — возразил я. — Мне никогда не ломали все пальцы, только по одному. Я могу не вынести такой ужасной пытки.

А бумажки спрятаны не просто так. Если я не подам о себе вестей в течение двух недель, бумаги пойдут в прессу. Надо это Николаю Николаевичу?

Они явно растерялись. Им велели выбить у меня документы, а потом ликвидировать. Самоубийц-висельников с разбитыми лицами не бывает, поэтому меня бы, вероятно, вывезли за город и утопили. И они с удовольствием это сделали бы, особенно Семенов, но главной их задачей все-таки была не моя смерть, а картриджи с леоновскими мемуарами. И они растерялись. На лице первого читалось большое желание сбегать к начальству и спросить совета, но…

— Есть такой вариант, — сказал я. — Вы извиняетесь передо мной и едете по домам. И больше не попадаетесь мне на глаза.

— Ха-ха, — сказал первый. — У меня есть тоже предложение: мы выкидываем тебя из окна. Черт с ними, с бумажками.

— Очевидно несовпадение позиций договаривающихся сторон, — заключил я.

— Надо искать компромисс.

— Надо тебе яйца оторвать, — душевно предложил Семенов.

— То-то ты все под полотенце заглядываешь, — понимающе кивнул я. — Ну хорошо, вот такая идея: вы оставляете меня в покое, я отдаю вам то, что я забрал у Леонова в квартире и не треплюсь на эту тему. Идет?

— Идет, — сказал первый. — Давай сюда бумажки.

— Иногда создается впечатление, что вы не хотите достичь компромисса, — сказал я. — Мне нужны гарантии, что вы меня не тронете.

— Гарантирую, — быстро сказал первый. — Давай бумажки.

— Не будь таким дураком, — попросил я. — Мне нужны гарантии от самого.

От Николая Николаевича. Я хочу с ним встретиться и лично отдать ему леоновские мемуары. А он пусть лично мне гарантирует безопасность. Ему я поверю.

— Он с такой швалью не встречается, — сказал третий.