Венец карьеры пахана

Мощные, хотя и старые венцы дома, в полтора обхвата каждый, и высокая крыша зримо подавляли все соседние строения. Путник, въезжающий в поселок, невольно смотрел на металлический флюгер в виде горланящего петушка, закрепленный на коньке дома.

Калитка у Васильевича не запиралась, да и собак он не держал. Что, впрочем, не удивляло. Редко кто заводит цепного кобеля, отпарившись на зоне с десяток лет. У ворот стоял серебристый «Лексус», значит, у Васильевича находился какой-то гость. Водитель искоса глянул было на подошедших, но через секунду потерял к ним интерес и, откинувшись на кожаное кресло, уставился прямо перед собой. Обычное дело — хитники добычу принесли.

— Егор Васильевич! — громко крикнул Никита, уверенно ступая во двор. — Гости к тебе пришли. — И, повернувшись к Антону, добавил: — Только чтобы он пьяным не был. Тогда никакого разговора не получится, все будет смотреть, чтобы мы камушек какой-нибудь у него не сперли. Подозрительный становится, как черт!

На его крик вышел мужчина лет шестидесяти пяти. Кряжистый, с мускулистыми короткими руками, все еще крепкий, он сдержанно поздоровался с Никитой и, посмотрев на Антона, стоящего рядом с ним, спросил без особой радости:

— А это еще кто с тобой?

Никита с Антоном переглянулись, — хозяин был слегка нетрезв.

— Не напрягайся, свои! Антон Фомич, — заверил Никита. — Я за него ручаюсь.

Глаза у Егора Васильевича были настороженные, это был взгляд много повидавшего человека, и в этот момент охотно поверилось, что все слухи о нем — правда!

— Ну, проходи тогда… раз свой, — мрачновато буркнул Васильевич. — В комнату не заходите.

Гости миновали сени, прошли в коридор, такой же просторный и остановились у входа в комнату.

— Что принес? — не скрывая нетерпения, спросил Васильевич.

Широко улыбнувшись, Никита небрежно ответил:

— Да пару пустячков.

Достав холщовый мешочек, он вытащил из него два зеленых камушка и протянул их Васильевичу.

— Ну-ка, ну-ка… Так-так… Интересно, — поднес тот к глазам первый камушек.

Лицо Васильевича враз посуровело. Сузив глаза, он с большим интересом принялся рассматривать каждую грань камня, пытаясь отыскать малейшие дефекты. Но камушек был безупречен. Сверкая стеклянным блеском, он как бы гордился своей непорочной прозрачностью.

— Георгий Георгиевич, — позвал Егор Васильевич кого-то из глубины комнаты.

На оклик вышел мужчина лет шестидесяти пяти, сухощавый, в очках, интеллигентного вида. С первого взгляда он производил благоприятное впечатление и внешне очень походил на какого-нибудь научного работника, половина жизни которого прошла в тиши кабинета среди стеллажей книг. В его внешности настораживал только глубокий шрам, который рассекал щеку от правого уголка рта до самого уха. Вряд ли такие отметины получают от книг, свалившихся откуда-нибудь с верхней полки. Охотно верилось, что за плечами этого внешне спокойного человека, несмотря на ласкающий взгляд, богатая и интересная биография, и вообще много всего такого, о чем бы он хотел умолчать.

— Ну?

— Взгляни-ка на этот камень, — сказал Васильевич, протягивая гостю изумруд.

В его голосе послышались интонации сдержанного восхищения, что бывало крайне редко. По тому как его гость взял камень и по интересу, с каким принялся его изучать, прикусив губы, было понятно, что с ювелирным делом он хорошо знаком. Приподняв камушек, Георгий Георгиевич долго изучал его в проходящем свете. Затем слегка подбросил камень на ладони, как бы пробуя его на вес, после чего с некоторым оживлением спросил Никиту:

— Твой?

— Да.

— У тебя есть еще такой?

— И не один, — Никита сыпанул в ладонь незнакомцу с пяток камней.

Каждый из камушков Георгий Георгиевич рассматривал с большим интересом. Создавалось впечатление, что он даже позабыл о людях, стоящих рядом. Возможно, так оно и было в действительности. В глазах старика читалось нечто большее, чем профессиональный интерес, так выглядит самая настоящая страсть, которая не идет ни в какое сравнение даже с желанием обладать любимой женщиной. Где-то в самой глубине его зрачков Зиновьев увидел бесшабашные отчаянные огоньки.

— А вот на этом камушке небольшая трещина, — неожиданно сказал Георгий Георгиевич с нескрываемым сожалением, посмотрев на Зиновьева.

— Она едва заметная.

Георгий Георгиевич кивнул.

— Да, в этом месте камушек можно будет распилить, и тогда вместо одного получится целых два. Но таких же великолепных! Так, значит, говоришь, твоя «зеленка»? — вновь спросил он.

— Моя, — довольно улыбнулся Никита. — Точнее, наша.

— Понятно… И вправду неплохие камушки. Сейчас нечасто такой товар можно встретить, — сдержанно заметил Георгий Георгиевич. — И давно ты занимаешься хитой?

— Лет пять.

По губам дядьки промелькнула снисходительная улыбка.

— Пять лет… А я сорок пять лет! За это время я таких камней насмотрелся, что ого-го! Сейчас хорошие камни большая редкость. Вот раньше, бывало, приедешь в поселок, ставишь мужикам литр водки и говоришь, что тебе нужно. Так они тут же приволокут. А еще полведра всякой мелочи тебе насыплют. Цитринов там да топазов, чтобы не забывал их, наведывался почаще. А сейчас какой бы камушек ни показали, так цена не менее ста баксов! И знаешь, кто народец нынешний испортил? — испытующе посмотрел он на Никиту.

От его взгляда Зиновьеву сделалось немного не по себе.

— Кто же?

— Да любители! Особенно много их сейчас в Питере, да в Москве объявилось. У иных денег вообще не меряно! В каждом кармане торчит по пачке долларов. Ладно бы скупали стоящие образцы, тогда было бы как-то понятно. А то ведь большие деньги за всякую дрянь отдают! — И уже безо всякой связи Георгий Георгиевич продолжал: — Знаешь, есть тут на некоторых камушках кое-какие дефекты. На первый взгляд их не особенно видно, но когда гранить начнешь, так сразу проявятся, — убежденно заверил новый знакомый.

В специальности Георгия Георгиевича сомневаться более не приходилось. По тому, с каким интересом он рассматривал камни, как держал их, становилось понятно, что он огранщик. Ремесло это редкое и денежное. Через хороших огранщиков всегда проходят самые лучшие образцы. По всему Среднему Уралу таких было не более полутора десятков, а тех, которые взялись бы за огранку большого изумруда, так и вовсе по пальцам на одной руке сосчитать можно.

Об этих умельцах знали не только скупщики и хитники, но и четвертый отдел ФСБ, занимавшийся природными ресурсами. А потому связываться с ними — дело непростое и очень стремное. Впрочем, имелись еще два-три хороших огранщика, о которых знал только очень узкий круг хитников, работавших по-крупному. Как правило, эти огранщики имели дело с ними напрямую. Но это уже каста. Проникнуть в этот круг не представлялось возможным, даже приблизиться к нему вплотную — проблематично. Но крупный изумруд, пригодный для огранки, даже для ювелиров самого высокого уровня событие исключительное.