Венец славы: Рассказы

— Встань к печке, — сказал он.

Почти машинально Бетлем повернулся к печке. Печка была старая, железная, большая, приземистая старинная печка, она тихонько урчала и местами просвечивала ослепительно желтым пламенем. Мерри похлопал Бетлема по плечу и развязал ему руки и тут увидел, что бечевка врезалась в кожу, оставив глубокие красные следы на запястьях.

— Надо же, — сказал Мерри с раздражением. Он держал бечевку на вытянутой руке. — Ведь и не сказал, что слишком туго.

Он с вызовом взглянул на двух негров, словно они были в этом виноваты. Они разглядывали его форму. Наверно, до его прихода они играли в карты, выдвинув между собой ящик стола и накрыв его куском плотного картона; несколько карт теперь лежало в ящике: их сдуло туда, когда открылась дверь. Мерри показалось, что с их потемневших замусоленных поверхностей бесстрастно следят за ним мутные, как у пьянчуг, глаза королей, дам и валетов.

— Надо бы их угостить кофием, — сказал молодой негр. — А то холодина там — будь здоров.

У Мерри потекли слюнки. Но никто не тронулся с места, и он быстро справился с собой, не выдав своего замешательства. Старший негр, который лениво тыкал в стол отверткой, делая вид, что чем-то занят, сказал:

— Коли что не в порядке с машиной, то мы ничем помочь не можем. Мы в них не разбираемся, в новых-то машинах. Мы теперь только бензин выдаем.

— С машиной все в порядке, — сказал Мерри.

— Вам повезло, — сказал другой негр. Он и тот, который постарше, — Мерри решил, что они братья, — коротко рассмеялись. Молодой парень откинулся назад на вращающемся стуле. Вынул из кармана пачку сигарет. — Но не больно-то повезло вашему приятелю. — И опять братья рассмеялись. — Послушайте, уж не хотите ли вы связать нас этой штуковиной, а?

Мерри заметил, что все еще держит бечевку. Он пожал плечами и швырнул ее на пол. Братья одинаково ухмылялись. Бетлем стоял у печки, растопырив руки, словно пытаясь обнять тепло, и смотрел вбок.

— Здорово вы нас напугали, — сказал молодой негр. Он прикуривал сигарету. Его движения были медлительны и сдержанны. Так же медленно он поднялся на ноги. — Эй, приятель! Наверно, тоже хочешь курить?

Он широко улыбался Мерри белозубой улыбкой, а сигареты протянул Бетлему. Глядя краешком глаза, Мерри увидел, как задержанный берет сигарету.

— Чего он такого натворил, что его арестовали? — спросил молодой негр. — С белыми, что ль, подрался?

Парень, казалось, стал шире в плечах, когда он опять сел, рискованно откинувшись на вращающемся стуле; теперь его брат тоже заулыбался, подняв глаза от исцарапанного отверткой стола. Мерри встревожился, вдруг сообразив, что они не только похожи внешне, но, и думают сейчас об одном и том же: оба они глядели хитро, многозначительно, вызывающе. Парень курил сигарету.

— Может, вам нельзя говорить, — сказал он. Мерри пропустил его слова мимо ушей. — Мы, конечно, должны вас впустить и все такое, но вы-то не обязаны разговаривать с нами. Только, сдается, мы все равно уже знаем, чего он натворил. Это ж Бетлем Эйр, о нем уж столько разговоров здесь было… Слишком далеко зашел в драке. Так, что ли?

Мерри бросил взгляд на задержанного: тот стоял опустив глаза, будто слушал что-то недозволенное. Однако выражение лица его смягчилось.

— А чего с ним сделают? — спросил вдруг старший брат.

Мерри напрягся.

— Это суд решит, — сказал он.

— Так чего сделают?

Мерри посмотрел на них. Братья одинаково спокойно встретили его взгляд, словно его передразнивали две карикатуры или негативные отпечатки его самого.

— Сдается мне, что неправильно так вот взять и арестовать человека, да еще чтоб он не знал толком, что ему будет, — очень серьезно сказал парень. — Вот ты, Бетлем. Ты думаешь, это правильно? Забрать человека, а казни-то ему не миновать…

— Погоди, — сказал Мерри. Голос его прозвучал очень звонко. Но больше всего его поразило, что если он и чувствовал какое-то беспокойство, какую-то тревогу, то не за себя, а за Бетлема.

Этот возглас, похоже, обрадовал молодого негра, который сидел развалясь на стуле с сигаретой в зубах.

— Шериф Уолпол прекрасно меня знает, он ведь заходил сюда и сказал мне кой-чего, — проговорил он. — Да, он ведь сказал мне кой-чего про Бетлема. И я бы не хотел оказаться на месте этого парня.

Мерри перевел взгляд с могучей спины задержанного на братьев. Братья придвинулись ближе друг к другу: старший стоял теперь привалившись к столу, а младший медленно выпрямился на стуле. Нарочито небрежно он стряхнул пепел на бетонный пол.

— Не так-то легко смотреть на человека, который сейчас вот живой, — произнес он важным тоном, будто начиная речь, — а скоро будет мертвый. И думать, как кровь, что течет у него по жилам — ведь это надо же, — станет вся холодная и густая, будто смазочное масло на морозе… Как человек может превратиться из живого в мертвого в такое время! Не только черный, а и белый тоже или какой цветной. Правда ведь? Если какую-нибудь штуку вроде этой вот отвертки, которой разве что шурупы завинчивать, или так ковыряться, или лед с окна соскабливать, да приставить ко лбу, да надавить легонько — ну, любому человеку, так что ж…

Мерри почувствовал, как вспыхнули щеки и как что-то — крошечное, словно булавка, — холодком кольнуло сердце. Он оглянулся: задержанный неподвижно смотрел на нечто невидимое поверх печки. Мерри не мог больше стоять спокойно и начал переминаться с ноги на ногу, подергивая щекой, словно его раздражала затянувшаяся метель. Но заговорил он совсем не про метель. Казалось, слова сами вырвались наружу:

— Но я же помог ему. Правда. Я нашел его в поле, в полумиле отсюда, он пытался убежать в гору, а там сплошь сугробы, и солнце садилось, через час уж совсем темно… И пурга собиралась… Ему бы там крышка.

Молодой негр рассмеялся.

— Что здесь, что там или еще где — невелика разница. — Братья тихонько смеялись. — Вот ты, Бетлем. Ты видишь разницу?

Бетлем не обернулся.

— Он бы все равно заблудился в такую метель, — сказал Мерри. — Заблудился бы и замерз, один-то. Что хорошего человеку одному? Как перст, одному, один на один со своими думами… Он же пошел на это, только чтоб от меня удрать. Вот к чему никак не могу привыкнуть, — сказал он странным голосом, — что они всегда удирают. Дурни чертовы, не понимают своего же блага, что все придумано для их же пользы. Ничего не понимают, только жрать хотят, слушают только свое брюхо, невозможно ведь и пяти минут с ними поговорить, объяснить какое-нибудь правило — про охоту, например, или рыбную ловлю, или еще что — глядь, а уж они мимо тебя пялятся: то ли птичку на дереве рассматривают, то ли само дерево, то ли небо…

— Эй, об чем это? — спросил молодой. — Об чем это вы говорите?

Мерри тяжело дышал. Слова теснились и путались в гортани.

— Что-то про птичку на дереве, — сказал старший брат.

— И про небо тоже. Слышь, Бетлем? Думаешь, ты там увидишь небо? А? Там, куда тебя упрячут?

Когда Бетлем обернулся, они все, наверно, подумали, что он плачет. Две почти ровные струйки стекали по его лицу. Но это стекал растаявший снег с его волос; он облизал губы, сплюнул и хмуро уставился на них. Он держал сигарету, но не курил.