Венец. Эпизод третий

Грек покачал головой, отметая мое предположение.

— Нет. С пристани она ушла с плохим человеком.

— Вот как, — во рту даже пересохло от накатившего азарта. — А почему вы решили, что он плохой?

— А среди людей Горына хороших нет. Этот был из таких. Я ей сказал, чтобы она осторожнее друзей выбирала, она тогда еще посмеялась. Сказала, что ничего серьезного не планирует, обычный курортный роман. А красть, мол, у меня нечего, так что зря я волнуюсь. Я еще удивился — такая откровенность с чужим человеком. Я ей не папа, не дядя, чтобы передо мной отчитываться.

Горын! Снова Горын! Не он сам, но его люди. Кто тут еще пытается защитить версию с совпадением?

— А вы его знаете, этого человека, Атанас? Город-то у вас небольшой, — вкрадчиво, боясь спугнуть удачу, уточнил я.

— Да знаю, конечно! — махнул рукой грек. — Витька это Мохов. На третьей линии живет, в Яме. Мать у него померла от пьянства, вот пацан и прибился к дурной компании.

— И он работает на Горына?

— Не работает. Человек он его, понимаешь, следователь? Тут вся шпана — его люди, хотя, может, самого Горына в глаза никогда не видели.

Тут у меня в голове щелкнула нужная шестеренка. Встала на свое место, родимая! И сразу же стало понятно, как ночные грабители смогли обмануть мой дар, сказав, что выполняли приказ Горына. Они не получали никакого приказа от самого преступного авторитета, вот как! От кого-то из его окружения. Остался один только вопрос — зачем этот приказ вообще было отдавать?

Тряхнув головой, я вернулся к более насущным проблемам — расследованию серии убийств.

— А с этими девушками вы Виктора не видели?

Подчиняясь порыву, я показал фото всех девушек капитану катера.

— Не припомню, — покачал тот головой. — Самих-то может и видел, девчонки приметные, а вот с Витькой или с кем другим из горынова племени — точно нет.

Перед тем, как распрощаться, я выспросил у грека приметы, по которым можно найти дом Мохова, и получил от него заверения, что искомый Витька, скорее всего, отсыпается сейчас там.

— Они же к вечеру на «охоту» выходят, — невесело пошутил Атанас напоследок.

— Двигаем к этому Мохову, — как только мы отошли от пристани, сказал я.

— А если это и правда курортный роман?

— Может, и так. Проверим.

Проживал Виктор не слишком далеко, но в таком квартале, что мне из машины стало страшно выходить, когда мы подъехали. Тесные улочки, едва-едва автомобиль прошел, нависающие над головой фасады самовольно сделанных пристроек на втором и третьем этажах, куча подворотен и лестниц между домами. И запах. Вездесущий запах гниющих фруктов, рыбы и испражнений. Шел он, казалось, отовсюду, но его эпицентрами были заваленные мусором контейнеры. Судя по удару, который пережило мое обоняние, не вывозили их уже несколько месяцев.

А ведь всего шесть кварталов от туристической пристани и с десяток — от исторического и культурного центра города. Как такое может быть?

— Частная собственность, — невесело пояснил Алексей. — В каждом доме прописано такое количество людей, а сами дома попилены на столько долей, что у властей города никогда не хватит денег, чтобы расселить хотя бы половину этого рассадника. Квартал, кстати, так и называется — Яма. В смысле, кто сюда попал, обратно уже не выберется.

Точное название! Яма. Настоящая помойная яма. И вот здесь живет человек, у которого, предположительно, был курортный роман с Анной Панфиловой? С умницей, красавицей, отличницей и начинающим юристом? Pardonnez moi*, но я в это ни за что не поверю!

— Этот дом, — указал Филиппов на одну из типовых времянок, пристроенных сбоку к трехэтажному клоповнику. — Вон, красная дверь, все, как грек рассказывал.

— Слушай, а я вот спросить хотел, — произнес я, приближаясь к строению. — Атанас этот говорил так смело. А ведь про одного из криминальных городских авторитетов речь вел. Почему? Бессмертный, что ли?

— Почти, — усмехнулся Алексей. — Он грек. У них в Крыму очень сильное землячество, даже отморозки с ними стараются не связываться. Под ними вся рыболовная отрасль. Серьезные деньги.

— То есть, если ты грек, то можно и на Горына бочку катить?

— Если бы он сказал, что Горын виноват в смертях девушек, с него бы спросили. А он лишь сообщил, что видел нашу Панфилову в компании с человеком Горына. Тут треть города так или иначе на него работает, так что ничего особенно страшного он не сообщил.

За разговором мы добрались до красной двери и аккуратно по ней постучали. Осторожность тут явно была не лишней — косяк сразу же же заходил ходуном.

Сперва реакции на стук не последовало. Когда же мы повторили, изнутри донесся сонный голос, обещавший убить какого-то Армена. А вскоре показался и владелец голоса — по описанию грека, нужный нам Виктор Мохов.

— Добрый день, — произнес я, отточенным за годы движением просовывая ногу за порог дома и принуждая хозяина отступить. Просто на всякий случай. А то еще захлопнет дверь, мы начнем ломиться, а хибара обрушится. На кой черт такие жертвы. — Виктор Мохов?

— А кто спрашивает? — тут же окрысился молодой мужчина.

Он был хорошей породы, как сказал бы мой прежний начальник и наставник Агрих Дартахович Лхудхар. Настолько, что казался чужим этому месту. Светлые волосы, правильный овал лица, волевой подбородок с ямочкой посередине и четко очерченные скулы. Глаза смотрели без агрессии, но очень настороженно. А вот ноздри выдавали гнев.

— Полиция, — Филиппов продемонстрировал Мохову служебное удостоверение. — Хотим парочку вопросов вам задать, если не возражаете.

— Возражаю! — в глазах Виктора плеснулся страх, который тут же сменился гневом. — Валите отсюда, здесь мусорам не рады!

Одновременно с этим он попытался захлопнуть дверь, но сделать это ему помешала предусмотрительно подставленная мной нога. Которая сразу же после этой попытки избавиться от нас, уперлась коленом в его бедро и позволила мне завершить шаг, оказавшись внутри крохотной прихожей.

— Да вы чё творите, а?! — возмутился Мохов.

Жил он небогато. Продавленный диван, используемый как кровать, завешенное грязной шторой окно, стол, заваленный грязной посудой и пустыми пивными бутылками. Нет, определенно, он не стал бы вести сюда Панфилову.

— Девушку эту знаешь? — я ткнул ему в лицо фотографию Анны. С удовольствием отметил, как мелькнуло узнавание в глазах, как сменилось это выражение еще большим страхом, чем тот, который он испытал, узнав, что мы из полиции.

— Нет, — солгал он. — Первый раз вижу!