Венецианец Марко Поло
Шрифт:
Эпилог
Что же за человек был мессер Марко Поло, проживший столь богатую приключениями жизнь, тот Марко, который совершил такое далекое путешествие, участвовал в войне с генуэзцами, попал в плен, написал свою книгу, возвратился в Венецию, женился, породил детей и умер семидесяти лет? Как сказал Орландини, «la figura di quest’uomo rimasto assai enigmatico» [113] .
Ни о его сложении, ни о внешности нам ничего не известно. Он не описан ни в одной книге, ни в одном документе, какие вышли из-под пера его современников. Но он благополучно перенес тяжкий караванный путь в Китай, в течение которого он целый год болел, затем долго жил в Восточной Азии, где приходилось сталкиваться с непривычной пищей и многими болезнями, приспособляться к разным климатам, преодолел изнурительное обратное плавание в Персию, когда немало его спутников погибло, выжил в генуэзской тюрьме, а потом не покладал рук еще в течение
113
«Образ этого человека остается весьма загадочным».
114
Старейший «портрет» Марко Поло написан в XVII веке. — Прим ред.
Располагая лишь немногими, рассмотренными в предыдущих главах, свидетельствами современников Марко Поло, писавших о нем, мы должны сделать попытку оценить Марко Поло как человека и описать его характер по его собственной книге — читая иногда, когда это допустимо, между строк, — а также по тем документам, какие сохранились в архивах Венеции и иных городов.
Характер венецианцев определялся как комбинация «ловкости и ума, лицемерия, терпеливости, настойчивости, алчности и неистощимой энергии». Можно сказать, что Марко обладал всеми этими качествами за исключением лицемерия, которое у него не проглядывает нигде.
Что он был умен и ловок, это явствует из всей его книги, но поскольку данное понятие имеет весьма широкий смысл, мы не будем на нем задерживаться. Терпеливость является одним из самых очевидных достоинств в характере Поло. Пристальное чтение одной только его книги показывает, что той горячности, которую при соприкосновении с людьми Востока обычно проявляли во вред своим делам люди Запада, у него отнюдь не было. В юности, вероятно, и он отличался порывистостью, упрямством и нетерпением. Однако свое долгое, трехлетнее путешествие он совершил в обществе двух человек, которые были гораздо старше и мудрее его, он ехал вместе с людьми Востока, для которых, как и для нынешних их потомков, время почти ничего не значит. Семнадцать лет жизни среди китайцев — самого терпеливого народа из всех народов — и испытания обратного пути еще больше научили Марко терпению. К тому времени, когда ему перевалило за сорок и он взялся за работу над книгой, он прошел уже огонь и воду и был поистине закаленным человеком; нигде он, насколько можно судить, не поддавался раздражению, не выходил из себя, даже не гневался. Надо также иметь в виду, что он писал свою книгу как серию воспоминаний о тех народах и землях, какие ему довелось видеть, и в ней проявились прежде всего объективные, бесстрастные взгляды и оценки автора, а не какие-то чисто личные его эмоции.
Рука об руку с терпеливостью идет настойчивость — и Марко доказал ее во всех своих делах, даже на пороге смерти. Благодаря своей неистощимой энергии он завоевал дружбу великого хана, и каждая строка, которая написана им или о нем, рисует его как человека, добивающегося своей цели с бульдожьим упорством, как человека безграничной умственной и физической энергии.
Жажда наживы у мессера Марко — это, увы, типичная черта венецианцев той эпохи. И хотя в книге Марко эта черта не дает себя знать слишком резко, нам все же ясно, что быстрые глаза путешественника, где бы он ни оказался, всегда и всюду шарили и искали возможности продать и купить, возможности загрести барыш. Его жадность к земным благам не могло, по-видимому, насытить и наследство, доставшееся от отца, дяди и брата, а способы, посредством которых он преследовал задолжавших ему родственников и чужих людей, бросают тень на всю его натуру, вообще очень прямую, мужественную и достойную. Вполне возможно, что горькое чувство разочарования, которое он испытал, оказавшись после многолетних вольных странствий по всему Востоку прикованным к Венеции, а также то враждебное недоверие, с которым встретили его рассказы и его книгу, ожесточили Марко, заставив его искать забвения в делах и пробудив в нем скряжничество и жадность, дремавшие во время его прежней деятельной жизни.
Мужество Марко неоспоримо. Хотя на пути в Китай он болел в течение целого года, мы узнаем об этом по одной лишь косвенной фразе. За свое долгое пребывание на Востоке и во время тяжкого пути на родину он преодолел бесчисленное множество затруднений, но не обмолвился о них ни словом, сообщив только, что по дороге из Китая в Венецию из шестисот спутников в живых осталось восемнадцать. Какую сагу рассказал бы почти всякий путешественник об одном только этом маршруте — тут можно бы живописать и свои приключения, и самоотверженность, и упорство. Марко встретился с большими трудностями в Трапезунде, но сведения об этом нам удалось разыскать только в семейном завещании. Он попал в плен в битве с генуэзцами. Какое можно было бы дать чудесное вступление к книге, описав эту битву! А он лишь указывает, что написал свою книгу, будучи пленником в Генуе, чтобы избавиться от безделья и доставить удовольствие читателям.
Марко был человеком
весьма тактичным. Если взять его книгу, то мы увидим, насколько тактично вел себя Марко с ханом и невольником, купцом и вельможей. Всегда он знал в точности, что и когда нужно сказать и когда надо не подавать голоса.Некоторые комментаторы, требуя от автора все, что им вздумается, упрекают мессера Марко в отсутствии юмора. Иногда Марко пересказывает слышанные им от других истории самого невероятного свойства, сохраняя серьезнейшую мину. Но временами у него явственно чувствуется и ирония — рассказывает ли он о добродетельном башмачнике или передает нелепые подробности о случке слонов, — и таких мест в книге множество. Правда, когда Марко описывает Россию и русские попойки [115] , его юмор приобретает раблезианский характер. Но как ошибаются те, кто считает, что у мессера Марко не было чувства юмора!
115
«Русские попойки» описываются только в одной из поздних версий книги Марко Поло, составленной, как предполагают, на рубеже XIV-XV веков. В ранних версиях, напротив, Марко Поло коротко, но тепло характеризует русских «народ простодушный и очень красивый, мужчины и женщины белы и белокуры» (глава CCXVIII, изд 1955 г., стр. 226). — Прим. ред.
Касательно религии Марко был для своего времени человеком исключительно широких взглядов Как и каждый европеец в ту пору, он верил в любые чудеса, сколь бы они ни были необыкновенны; без всяких комментариев, как реальный факт, он рассказывает нам не одну историю о чудесах, творимых святыми и подвижниками. Однако он не проявлял никакого ханжества и никакой нетерпимости к людям, верования которых были иные, чем его верования. Если мы попытаемся подойти к нему с точки зрения европейца тринадцатого столетия, то мы увидим, что в своих спокойных и здравых суждениях о чужой вере Марко шел далеко впереди своего века. С каким великодушием рассказал он, при всех своих фактических ошибках, о жизни и деяниях Будды — даже в наши времена немного найдется путешественников столь веротерпимых, чтобы сказать вместе с Марко: «будь он [Будда] христианин, то стал бы великим святым у господа нашего Иисуса Христа».
Пространные описания азиатских пиров, снеди, вин и всей прочей роскоши, какую Марко видел в своих странствиях, убеждают нас, что у него был вкус и любовь к благам земной жизни, хотя он, видимо, проявлял умеренность в наслаждении ими. Иногда в нем проглядывает излишняя щепетильность, но совершенно ясно, что женщины его интересовали чрезвычайно — столько у него острых, проникновенных, временами забавных замечаний о них. Марко был молод, а те нравы, которые он наблюдал мальчишкой в Венеции, вряд ли толкали его на путь отшельника и аскета. Двадцать пять лет прожил он на чужбине, среди чужих народов, жениться на женщине своей расы у него не было возможности. Но всюду, какую страницу его книги ни возьми, он выступает перед нами как глубоко порядочный человек — он много знает, много пережил и видел, но когда речь заходит о его интимных делах, он проявляет чрезвычайную сдержанность.
Удивительный парадокс: Марко скромен, даже застенчив, когда речь идет о его личных делах, мало говорит о пережитых трудностях и опасностях, но в своем повествовании он эгоистично отодвигает на задний план и отца и дядю. Мы видим их только во вступительных главах, затем они почти исчезают, смутно выступая, как тени, разве лишь для контраста к яркой фигуре самого автора. Нигде венецианец не высказал им благородной признательности, не оценил их по справедливости. А ведь они являются истинными героями всей эпопеи Они совершили первое путешествие и подготовили второе. Путь Марко был уже расчищен и облегчен. Хубилай принял его с распростертыми объятиями только потому, что он был сыном Никколо; даже редкие упоминания имени отца и дяди в повести Марко свидетельствуют, что, живя столь долго при дворе великого хана, они играли во всех событиях отнюдь не последнюю роль. Скорей всего, именно Никколо и его брат задумали и осуществили тот хитроумный план, который дал им возможность выбраться из Катая в Персию. Даже возвратившись в Венецию, Марко жил и трудился вместе со стариками. Но в своей книге он отнюдь не воздал им должного за все то, что они сделали ему в жизни.
Чтобы найти всему этому объяснение, неизбежно приходится признать, что Марко проявил в данном случае странную форму эгоизма, не связанную, однако, с личным тщеславием. Марксу хотел, чтобы вся повесть принадлежала ему, чтобы вся катайская эпопея была его собственностью, — создавая книгу, на авансцене он вывел свою собственную персону, сосредоточив на ней самый яркий свет, за счет лиц, игравших даже более важную роль, но оттесненных в темноту, к кулисам.
То на одной странице книги, то на другой Марко обнаруживает мелочные черты своего характера. Такова рассказанная им история с потерянным кольцом, которое он разыскал с помощью жрицы из китайского храма; Марко получил свое кольцо, но с гордостью заявляет, что он не сделал никаких приношений в благодарность. Можно допустить, что он таким образом старается уверить читателя в чистоте своей христианской веры. Но так как Марко просил помощи у китайской жрицы и получил кольцо назад, скорее надо полагать, что он невольно выявил здесь, хотя речь шла и о пустячной сумме, свою мелочность и скупость, которая дала себя знать так резко в его поведении уже позднее, в Венеции.
Надо думать, что именно эта черта характера Марко приводила к ссорам и судебным разбирательствам, о которых нам рассказывают судебные документы. Он, конечно, был сутяга и не щадил даже ближайших родственников, если считал, что его права нарушаются или что должники ему не платят, пусть это будет сущая мелочь. Марко рисуется нам человеком, который не упустит ни барыша, ни наследства, если оно плывет ему в руки, и иметь с ним дело или отстаивать перед ним свои права было чрезвычайно трудно. Хотя дошедшие до нас скудные сведения говорят, что Марко был справедливым, честным и ласковым мужем и отцом, все же ясно, сколь ой был суров, когда речь заходила о делах.