Венецианская новелла раннего Разложения
Шрифт:
«Чепуха! — сказал Мазотти,
Мою тёщу не сумеешь,
Она весит триста тридцать,
Её возраст двести двадцать.
Но она еще при мозге,
Помогает по хозяйству,
Занимается
И немного джиу-джитсу».
«По рукам, — сказал Бильбоке, —
Если трахну — ставишь водки,
Если нет — я в голом виде
Танец с саблями станцую».
Все, смеясь и балагуря,
Направляются к Мазотти,
Там становятся за ширму,
И подглядывают в щели.
Дон Бильбоке для синьоры
Сделал сразу три засады,
Бросил на пол десять сольдо,
И разделся до колготок.
Приготовив респиратор,
Чтоб от вони не поехать,
Он размял банан жилистый,
И за креслом притаился.
Не прошло и полминуты,
Как в покои входит тёща,
У Бильбоке от испугу
Кожа сделалась короче.
В кимоно, расшитом вязью,
С самурайскими плечами.
Тёща сильно походила
На большой мартен с Магнитки.
«Ой, смотрите — десять сольдо!» —
Она радостно вскричала,
Подобрала платье выше,
И с
натугой наклонилась.В тот же миг синьор Бильбоке
Громко крикнул: «Мама мия!»
Как джейран на тёщу прыгнул,
И куда-то провалился.
«Это что ещё такое!» —
«Это я» — сказал Бильбоке.
«Негодяй! Сейчас же выми,
А то очень пожалеешь».
«Никогда!» — сказал насильник,
И задвигался быстрее.
И тогда мадам Мазотти
Сократила мышцы таза.
«Ай! — вскричал синьор Бильбоке. —
Отпустите! Это шутка!
Это недоразуменье!
Я, видать, ошибся домом».
Но упорная старуха
Всё давила и давила,
А когда разжала мышцы,
То за ширмой кто-то вскрикнул.
Гениталии Бильбоке
Стали толщиной с газету.
Цвета сливы перезревшей,
Шириной с поднос для чая.
Разъярённый потерпевший
Танец с саблями исполнил,
А потом своей газетой
Тёщу надвое разделал.
Где он счас — никто не знает,
Говорят, что в Армавире
Без ножа на местном рынке
Дон Бильбоке режет мясо.