Венецианский аспид

– Приветствую не звуками пустыми твою любовь, а радостным принятьем, и сей же час воспользуюсь я ею. Через три дня ты должен мне сказать, что Кассио не существует больше [227] .

– Мой друг уж мертв: раз вы сказали – мертв! Но ей оставьте жизнь [228] .

– Прочь! Прочь подлюгу! [229] О нет, проклятье ей, гулящей твари! [230] Проклятье грязной сучке! Пойдем со мной! Составить план мне нужно, чтоб дьяволу прекрасному найти смерть скорую. Теперь ты – капитан мой [231] .

227

Там же, пер. П. Вейнберга.

228

Там же, пер. Б. Лейтина.

229

Там же, пер. М. Лозинского.

230

Там же, пер. Б. Пастернака.

231

Парафраз, там же, пер. А. Радловой.

– Я ваш собственный навеки [232] . Сначала доказательство отыщем, а затем да исполнится ваша воля.

ХОР:

Так Яго превратился из трусливого подозреваемого в злорадствующего триумфатора, а величайший враг его обратился в смешок, который приходилось давить в себе, пока интриган спешил прочь из зала военных советов. С огромным облегченьем покинул он Цитадель – дабы тут же, со шляпою в руке, явить свой галантнейший и фальшивейший лик на пороге у куртизанки Бьянки.

232

Там же, пер. М. Морозова.

Она открыла дверь в простом льняном неглиже, волосы распущены, и бесстыдно зевнула: персоны, спящие днем, с большой неохотой вынуждены общаться с теми полоумными, что необъяснимо предпочитают утро началом своего дня, а не, как полагается, окончанием. Она была высока ростом, темна власом и глазом, очерк скул ее был тонок, а уста демонстрировали предрасположенность к напученности – даже если она ими улыбалась. Ну и тонкий изящный носик.

– Чё? – спросила она еще одним зевком.

– Добрый день, госпожа, мне жаль, что приходится поднимать вас в самый разгар полудня, но я здесь по порученью друга моего, Микеле Кассио.

При звуке этого имени Бьянка стряхнула дремоту и оправила неглиже.

– Кассио? Его я не видала уж неделю. Слыхала, у него неприятности были – как раз, когда ко мне шел. Люди баяли.

– Вот да, вот да. И, боюсь, ему не хотелось, чтоб вы его видели в миг его позора, но говорит он о вас постоянно, а также мне известно, что он приобрел вам небольшой подарок – в знак своей привязанности к вам. Но, как я уже сказал, ныне он подвержен меланхолии, коя не позволяет ему явиться к вам самолично.

– Ох ё ж. Мой бедный Кассио. Под ж ты.

– Я знаю, госпожа, сегодня ввечеру он будет у себя на квартире. Быть может, вы его там навестите, подарите ему эту радость вручить вам дар его любви – а то и пустите в ход свои чары, дабы помочь ему сломать засов его отчаянья. Иными словами, госпожа, и по всей правде, вы ему нужны.

Дыханье ее прервалось, а пальцы прижались кончиками к груди – словно бы проверяя, не остановилось ли сердце.

– Я ему нужна? – Ее хотели, часто, постоянно, еще с тех пор, как она была совсем соплячкой, и красот в ней имелось хоть отбавляй. Но нуждались?

– Да, госпожа. Только вы не должны упоминать, что я вас навещал. Ступайте туда, словно по зову собственной привязанности.

– Ступлю. Ой, пойду, конечно.

– В восемь, – сказал ей Яго на прощанье.

* * *

– Увы, я вновь как бы над бездною стою, на самом краю, почти, почти, почти и да – чихаю, – промолвил мавр. – Апчхик.

Когда он вошел, Дездемона расчесывала волосы у зеркала. Она повернулась к мавру, посмотрела внимательно.

– Мой господин, я не знала мужчины храбрей, мужественней и телом, и манерой, однако ваш чих меня тревожит. Когда я такой слыхала последний раз, это случилось в саду Бельмонта, и там его испускала ослабшая и вскоре покойная белочка.

– То крепкий чих, – ответил мавр.

– О да, могучий, героический чих, мой господин. Буря, разметывающая корабли, краснеет от стыда при буйном разрушенье, что несет твой великолепный и совсем не хилый белочкин чих.

– Да ты смеешься надо мною?

Она закинула копну волос за плечо.

– Знамо дело, мой господин.

Мавр прикрыл нос ладонью.

– Не стану оскорблять тебя едкой и мерзкой беличьей слизью, стало быть. Позволь мне твой платок [233] .

233

Там же, акт III, сц. 4, пер. М. Лозинского.

Дездемона быстро вынула платок из комода у кровати и протянула мавру, но тот взял его, словно что-то гадкое и сдохшее.

– Не этот. Ты знаешь, тот [234] , – сказал он.

– Но он же чистый.

– Тот, что тебе я подарил когда-то [235] . Он где? Ну, тот, с клубничкой?

– Он не при мне [236] . Понятья не имею, где он, мой господин.

– А мне так хотелось с клубничкой. Как жаль! Напрасно! Платок ведь не простой: он матери моей подарен был волшебницей-цыганкой, что умела читать в сердцах людей. Она сулила, что будет мать, пока платок при ней, красивой и желанною для мужа. Но стоит потерять иль уступить чудесный дар, – и муж к ней охладеет. И матушка перед своей кончиной платок вручила мне и наказала отдать жене. Я так и поступил. Храни ж подарок, как зеницу ока: отдав иль потеряв его, накличешь беду неслыханную! [237]

234

Там же, пер. Б. Пастернака.

235

Там же, пер. М. Лозинского.

236

Там же, пер. П. Вейнберга.

237

Там же, пер. Б. Лейтина.

– Неужто? [238] У тебя полна горсть соплей и совершенно годный носовой платок, а тебе подавай непременно с клубничкой?

– Да, правда; в этой ткани колдовство. Сивилла, видевшая двести раз, как солнце обернулось вокруг света, платок в провидческом экстазе сшила. Для шелка развели червей священных, из девичьих сердец застылых мумий искусно краску извлекли [239] . Мне подавай непременно его. И если ты верна мне, госпожа, а вовсе не распутная профура, мне подавай сейчас же тот платок.

238

Там же, пер. Б. Пастернака.

239

Там же, пер. А. Радловой.

– Ну, едрить твою налево, раз он так священен, мой господин, не надо было его пачкать. Ей-богу же, неправ ты [240] .

– Что?

– Я его в стирку отправила, потому что ты им подтерся, когда брал меня монахиней.

– Я солдат, Дездемона, мне изящества неведомы. Сама меня к нему ты побудила.

– Я тебе просто сказала, чтоб елду свою об занавески не вытирал. Я не велела тебе брать для этого ятый мистический сопливчик, а потом врываться сюда и закатывать мне сцену из-за того, якобы, что я блудница, лишь потому, что он затерялся в стирке.

240

Там же, пер. О. Сороки.

– Все правда, – сказала Эмилия, появляясь из-за ширмы для переодеваний. – Я тому свидетель.

– А! – произнес Отелло, несколько удивившись тому, что с ними в комнате кто-то еще. – Ты видела, как я вытирал елду носовым платком?

– Ой, смотри, Эмилия, – сказала Дездемона. – Ты вогнала его в краску. В монашеском костюме в тот раз был он. Мавр у меня такой чаровник, такой бесстрастник. Милый, милый.

– Нет, генерал, – отвечала Эмилия. – Я отнесла платок в стирку, где ваш подручный, Яго, с ним сбежал, когда перепугался, завидя громадного подмастерья дурака.