Венецианский контракт

Камерленго задержался на секунду, словно хотел что-то сказать, а затем вышел из комнаты. Он не смотрел больше на человека-птицу, но его взор упал на Фейру, стоявшую в тени врача, и именно её он одарил прощальным взглядом своих голубых глаз.

* * *

– Он догадался, – прошептал архитектор.

– Конечно, догадался, – презрительно ответил человек-птица архитектору. – Он знает всё.

Сабато ходил по комнате, размахивая руками, как подрезанными крыльями.

– Пусть он перестанет, – сказал человек-птица Палладио, словно Сабато не слышал его.

– Оставьте его в покое, – ответил архитектор. – Дож благочестив и милосерден, а вот его пёс – нет. Не удивительно, что его боятся. И он ещё вернётся.

Фейра, дрожа, прислонилась к стене, пытаясь осмыслить происшедшее.

Она готова была поклясться, что это врач донес на неё, но оказалось, он спас её.

– Нужно спрятать Фейру, – сказал Сабато Сабатини.

Палладио все ещё сидел, ошеломлённый.

– Кто такая Фейра?

Сабато указал на девушку, стоявшую в тени.

– Она. Служанка, которую вы знаете под именем Сесилия Сабатини.

Палладио взглянул на неё пристыженно. По этому единственному его взгляду она поняла, что ему небезразлична её судьба, и он знает, скольким обязан ей, поэтому ему стыдно, что он никогда не интересовался её жизнью.

– Конечно, мы спрячем её, – сказал он.

– Но где? – зубы Сабато стучали от страха. – В этом доме много укромных уголков, но камерленго сразу найдет её. Тем более что среди слуг есть такие, кто не станет её укрывать, зная, что она турчанка. Даже Корона Кучина; как вы знаете, её муж погиб при Лепанто.

Фейра сглотнула. Даже Корона Кучина, её подруга и защитница?

– Я мог бы отвезти её в Виченцу, – задумался Палладио.

– Нет, – возразил Сабато. – Она теперь связана с вами. Если её найдут в вашем доме, это подвергнет опасности всю вашу семью.

Человек-птица выдержал небольшую паузу. Он не принимал участия в разговоре; к нему это не относилось. «Что ж, мне пора возвращаться на свой остров», – думал он.

Внезапно оба старика обернулись к нему. Человек-птица сделал два шага к двери, расставив руки в перчатках.

– Я не могу её взять. Мне надо управлять больницей.

– Больница на чумном острове, куда никто не решится проникнуть, – возразили ему.

– Мне не нужна служанка.

– Она прекрасно разбирается в медицине. Вы сами видели.

Человек-птица был неумолим.

– Я категорически против. Мне пора. Я зайду к вам через неделю.

Палладио встал.

– Через неделю, – произнёс он медленно, подчеркивая каждый слог. Он подошел вплотную к врачу, так что его нос почти прикоснулся к клюву. – В присутствии камерленго, – спокойно заметил архитектор, – вы сказали, что приходите каждый день. Но это не так. Вы появляетесь раз в неделю.

Наступила неловкая тишина.

– Ему будет интересно это узнать, – стал размышлять Палладио вслух. – Какое наказание он придумает для вас?

Врач замер.

– Однако, – продолжил архитектор, – если вы возьмете Фейру…, – он заботливо произнёс её имя, – то можете являться сюда с каждой новой луной, то есть раз в четыре недели, и от меня дож точно ничего не узнает.

Человек-птица неожиданно вышел из оцепенения, схватив свою трость.

– Хорошо, – рявкнул он. – Но она должна идти прямо сейчас.

– За домом наверняка наблюдают, – предупредил Палладио.

– Водяные ворота, – предложил Сабато. – Я найду гондолу с навесом, какой обычно пользуется мой хозяин. – Он повернулся к Фейре. – Иди собери свои вещи.

Фейра помчалась на мансарду, мысли кружились в голове, как водоворот. Но думать тут не о чем – она должна идти. Вещей у неё было мало: только платье на ней, кольцо на шее, монетка на груди и желтая туфелька под кроватью, в которой позвякивали цехины, которые она успела заработать. Мгновенье спустя она снова была внизу.

Следуя за Сабато Сабатини в полной тишине, за исключением шипящего факела, Палладио, человек-птица и Фейра шли по тёмной винтовой лестнице, ведущей к месту, где Фейра ещё не бывала, так как никогда не покидала дом на лодке.

Она стояла на влажной платформе. За каменным возвышением находилась пристань; зелёный прозрачный прямоугольник воды, где в прошлые века пришвартовывались семейные гондолы и баркасы.

Сабато открыл двери на пристань, и она увидели, как к ним приблизилась черная гондола с черным навесом, преодолевая будничное движение гондол и паромов, пересекавших сверкающий на солнце канал. Дюжий человек, стоявший у весла, поднял руку и подплыл ближе, чтобы забрать пассажиров. Врач первым ступил на судно, оглядываясь направо и налево в поисках шпионов и размахивая при этом клювом.

Сабато бледно улыбнулся Фейре, как всегда не находя себе покоя, и она понимала, что ему жаль отпускать её. Палладио отвел её в сторону и ласково взял за руку.

– Надеюсь, мы ещё увидимся, и однажды ты посмотришь на мою церковь, ведь она – плод твоего ума не меньше, чем моего, – сказал он подавленно, помогая ей перейти в гондолу.

Навес закрылся, и она оказалась в темноте, клюв человека-птицы тянулся к ней, белея во мраке.

Часть 3 Лев

Глава 27

Весь путь до Фондамента Нуове Аннибал хранил молчание.

Он не проронил ни слова, когда на побережье пересадил Фейру в судно покрупнее, и переговорил только с гребцом, указав ему путь до острова. Он молчал и злился, что его перехитрили уже дважды за неделю. Для него это было внове и совершенно ему не нравилось.

Аннибал раздумывал, что же ему делать с девчонкой, но когда они доплыли до Лаззаретто, он немного остыл. Она была не из болтливых, держалась скромно и благопристойно, сидела в гондоле, словно Мария-ди-Леньо, одна из деревянных Дев Марий, которых можно найти в любой венецианской церкви.

Аннибал отвык от женского общества, с тех пор как скончалась последняя из его тётушек. Мама появлялась в его жизни лишь изредка, но он никогда не говорил о ней.

Единственное предназначение матери – конечно же, быть матерью, и, бросив его, она потерпела полное поражение.