Венецианский купец
Шрифт:
– Ну что вы, ваше высокопреосвященство, – оба взрослых ему поклонились, – это честь для нас.
Обговорив мелочи, сеньор Франческо попрощался с нами и уехал с Анной к себе, вскоре и кардинал отправился отдыхать, а потому маленькая пирушка почти сразу свернулась и гости стали разъезжаться, а я отправился было к себе, но острым слухом уловил разговоры родных, поэтому едва видимой тенью скользнул в нужную комнату, где у меня было облюбовано место для подслушивания.
– Морской путь, Джованни? – застал я не самое начало разговора.
– Энрико отправил меня с миссией к Папе, так что я еду с ними.
– А затем? – мама была серьёзна.
– Затем мы отправимся в Акру.
– Что? К арабам? Зачем? – возмутилась она.
– Дела у Третьего крестового похода идут не лучшим образом, Контесса, –
– Что его остановило на пути к гробу Господню? – удивилась мама.
– Ему нужен лес для строительства осадных орудий и сооружений, а привезти его можем либо мы, либо проклятые генуэзцы и пизанцы.
– И ты поэтому попросил готовый корабль у Бадоэр, чтобы самому быстрее добраться до Папы и получить у него разрешение на поставки крестовому походу?
– Это был самый разумный вариант, Контесса. Ричард не любит нас, отдавая предпочтение генуэзцам, но от приказа Папы просто так не отмахнётся.
– Как же ты уговоришь Папу? – удивилась она.
Дядя усмехнулся.
– У нас с Энрико есть, что ему предложить, поверь мне.
– Мне не очень нравится, что вы втягиваете в свои интриги Витале, но, если такова воля мужа, я смиряюсь.
– Поверь, он будет просто на седьмом небе от счастья от этого путешествия, зная его любознательность, мне кажется, это будет лучшим его приключением.
Я тихо отошёл от стены и отправился к себе, раздумывая над услышанным.
«Не могу с вами не согласиться, дядя, – я и правда был теперь в предвкушении, – если всё будет, как он сказал, мне может выпасть возможность посмотреть на самого Ричарда Львиное Сердце!»
Обычно оперативники Хронопатруля мало обращают внимания на время, в котором им предстоит работать, главная задача – прийти и выполнить задачу, но у меня-то сейчас была совершенно другая ситуация. Не было известно, когда меня вызволят из этого времени, так что я просто самосовершенствовался и развивался, чтобы не зря прожить свою жизнь и жизнь того парня, тело которого занял. Можно было, конечно, уподобиться моим братьям, которые, кроме весёлых пирушек со своими друзьями и женщинами вольного поведения, ничем больше не занимались, но это точно был не мой путь. Оказаться в самой гуще исторических событий этого времени, что может быть круче для человека, с детства мечтавшего работать в Хронопатруле?
***
Бросив весь караван слуг с кучей сундуков, которые они несли на борт корабля, я первым побежал по сброшенным мне на палубу сходням. Глаза горели восторгом, а тело подростка и разум взрослого, щедро сдобренные коктейлем гормонов от симбионта по такому случаю, изливались радостью. Венецианская галера! Косые латинские паруса, по два ряда огромных вёсел с обоих бортов и косые взгляды моряков, которые занимались своими делами, пока осуществлялась погрузка наших личных вещей. Всего двадцать сундуков мы взяли с собой, не считая вещей свиты и нашей охраны, которая также была нанята ради такого случая. Скромные и небольшие три запылённых сундука кардинала сиротливо смотрелись на фоне наших монстров, закрытых на большие висячие замки. Я этим вообще не занимался, всем распоряжалась мама, она же отправила со мной Эрнесту, чтобы та заботилась о моём быте как в дороге, так и в Риме. Её собственные дети остались под присмотром второй кормилицы.
Первым неприятным открытием на корабле стало то, что большая часть команды говорила на непонятном мне языке, нет, смысл многих слов я улавливал, но вот понять, что люди говорят, нет. Я, думающий о себе как о великом полиглоте, стыдливо поинтересовался у дяди:
– А на каком языке они говорят?
– Они по большей части флорентийцы, есть из Пизы и Генуи. Часть наших.
Мой мир стал медленно рушиться, если вначале я думал, что для общения со множеством людей в этом веке нужно будет изучить лишь несколько основных языков, то теперь внезапно оказалось, что даже внутри одного небольшого региона диалекты, основанные на одной и той же латыни, были абсолютно разными! Данное обстоятельство ненадолго погрузило меня в уныние. Правда, тут же оказалось, что поднявшийся на борт кардинал прекрасно говорит и понимает
все четыре услышанных мной диалекта. Мой взгляд, направленный на него, стал слишком уж заинтересованным, так что священнослужитель, благословив команду, которая выстроилась встретить его у борта, направился на корму судна, где для него и всех высокопоставленных пассажиров было подготовлено единственное крытое место на корабле. Я уже успел там побывать, заметив, что места хватит только для меня, дяди и кардинала. Все стальные сопровождающие будут ютиться в двух шатрах, которые расположены на носу судна.Проводив задумчивым взглядом Альбино, я отправился смотреть, как готовят корабль к отплытию, подмечая всё, что меня интересовало. Симбионт поглощал всё, раскладывая информацию так, чтобы я мог потом её спокойно обдумать и проанализировать.
***
– Ваше высокопреосвященство, – капитан, оглядываясь по сторонам, воровато протянул кардиналу блюдо с целой тушкой жареной курицы, – умоляю вас, заберите от меня это маленькое исчадие ада.
– Сын мой, не богохульствуй! – строго ответил тот, но птицу взял. На судне с едой было всё в порядке, но уж больно однообразной она оказалась во время путешествия, так что целиком жареных уток или куриц подавали к столу редко, и тем ценнее была «взятка» от капитана, которого кардинал прекрасно понимал. Сам пострадал в первую же неделю плавания, когда ребёнок, которого он сопровождал, подошёл с вопросом:
– Сколько языков и диалектов знает такой великий человек, как кардинал Альбино?
Священнослужитель тяжело вздохнул, вспоминая свой ответ. Что стоило немного слукавить и не говорить всю правду? Ведь Бог не наказал бы своего верного раба за это маленькое прегрешение? Поскольку честный ответ повлёк за собой бессонные ночи и нескончаемо длинные вечера, когда маленький дьявол не хуже палача вытягивал из него всё, что знал кардинал. Обучаясь с такой стремительной скоростью, что Альбино стал понимать, что заинтересовало Папу в этом отпрыске венецианского купеческого дома. Причём никакие слова или угрозы не могли на него повлиять, тот выполнял накладываемые на него епитимии с той же ужасающей скоростью, что и учебные задачи, накидываясь на них с новыми силами изголодавшегося волка. Кардинал в конце концов смирился, подумав, что это испытание крепости духа, посланное Господом, и постарался сделать так, чтобы ребёнок быстрее от него отстал, а потому дал ему всё, что тот хотел. Это и правда оказалось правильным решением. Заговорив на четырёх диалектах, тот ушёл мучать матросов и капитана, узнавая о корабле и мореплавании, оставив наконец кардинала в покое.
И вот когда Альбино уже думал, что отдых наконец наступил, к нему потекли ручейки людей, которые умоляли успокоить разбушевавшегося малыша, который, казалось, был везде. Каждую секунду любой мог вздрогнуть от раздавшегося за спиной вопроса прилипчивого ребёнка. Тот, познавая новое для себя дело, замучил всех вопросами так, что капитан готов был сам выпрыгнуть за борт, лишь бы не видеть рядом с собой третьего сына семьи Дандоло. Причём его родной дядя, которому сначала пытались жаловаться на племянника, сразу от всего открестился, сказав, что от этого ребёнка можно избавиться только двумя методами: первый из которых – выбросить его в море, и второй – дать ему то, что тот хочет. А поскольку первый, самый простой вариант, он сам бы не одобрил, так как ребёнок был ему родственником, дядя посоветовал всем смириться, ведь это обычное для этого малыша поведение. Тот так же всех в своё время доставал во дворце, суя свой нос везде, куда только мог добраться. Так что «испытание Витале», как он это назвал, он в своё время тоже прошёл, хоть оно и стоило ему нескольких седых прядей на голове.
Экипаж и, главное, капитан, поняв, что справедливости от родни маленького исчадия можно не ждать, направили делегатов к кардиналу, единственному, по их мнению, кто сможет его остановить. К их несчастью, того тоже заботило собственное спокойствие, ведь Альбино прекрасно понимал, что будет, если запретить ребёнку изучать корабль, он, конечно же, вернётся к нему самому. И примется расспрашивать о Риме, порядках, царивших у Священного престола, и много ещё о чём. Так что кардинал, забрав птицу, малодушно решил, что каждый должен смиренно пройти свой путь, о чём и сказал капитану, ожидавшему его решения с мольбой во взгляде.