Венедикт Ерофеев: посторонний
Шрифт:
Тут нужно заметить, что мемуаристки по-разному оценивают как степень увлеченности Ерофеева противоположным полом, так и степень его собственной привлекательности. Скажем, Ирина Нагишкина считает, что у Ерофеева не было «эротического куража» [273] . «Я никогда не воспринимала Веничку как эротический объект. Он какой-то андрогинный был, казалось странным, что у него могут быть отношения с женщинами», – вспоминает Наталья Архипова. Наталье Бабасян тоже запомнилось, что «человек он был милый и совершенно асексуальный». А вот ерофеевская племянница Елена Даутова (та, которую он научил петь «На заре ты ее не буди…») рассказывает, что с дядей в пору его молодости «невозможно было идти по улице: проходящие дамы всегда обращали на него внимание» [274] . «Женщины сами проявляли инициативу. Чтобы он сам кого-то добивался – не помню такого», – вторит дочери Нина Фролова [275] . «Красивым он, вообще говоря,
273
Про Веничку. С. 91.
274
Про Веничку. С. 30.
275
Коктейль Ерофеева. Сестра культового писателя Нина Фролова: «От него всего можно было ожидать!»
276
Про Веничку. С. 151.
277
Ерофеев В. Записные книжки 1960-х годов. С. 452.
Как мы помним, в МГУ его поглощало чувство к Антонине Музыкантовой. В Орехово-Зуеве в жизнь Ерофеева на долгие годы вошла тогдашняя студентка биологического факультета педагогического института Юлия Рунова.
«Рунова у них была “комсомольская богиня”, – рассказывала Лидия Любчикова. – Она была, кажется, секретарь комсомольской организации, девица с волевым характером, ездила на мотоцикле, стреляла и так далее» [278] . Как «румяную пышную красавицу-комсомолку» определил Рунову Игорь Авдиев. Сам Ерофеев в записной книжке 1976 года назовет ее «белокаменной девушкой» [279] .
278
Ерофеев В. Мой очень жизненный путь. С. 536.
279
Ерофеев В. Записные книжки. Книга вторая. С. 203.
По-видимому, именно свою первую встречу с будущей возлюбленной Ерофеев преобразил в «сладостную легенду» (пользуясь формулой Федора Сологуба) [280] в сочинении 1962 года под названием «Благая весть», которое, по его собственным словам, «знатоки в столице расценили как вздорную попытку дать “Евангелие русского экзистенциализма” и “Ницше, наизнанку вывернутого”» [281] :
«…и вот явилась мне дева, достигшая в красоте пределов фантазии,
280
«Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я – поэт» (Сологуб Ф. Творимая легенда. Кн. 1. М., 1991. С. 7).
281
Ерофеев В. Мой очень жизненный путь. С. 8. В другой редакции – «Благовествование». – О. Л., М. С., И. С.
и подступила ко мне, и взгляд ее выражал желание и кроткую решимость;
и – я улыбнулся ей;
она – в ответ улыбнулась,
я – взглянул на нее с тупым обожанием,
она – польщенно хихикнула,
я – не спросил ее имени,
она – моего не спросила,
я – в трех словах выразил ей гамму своих желаний,
она – вздохнула,
я – выразительно опустил глаза,
она – посмотрела на небо,
я – посмотрел на небо,
она – выразительно опустила глаза,
и – оба мы, как водится, испускали сладостное дыхание, и нам обоим плотоядно мигали звезды,
и аромат расцветающей флоры кутал наши зыбкие очертания в мистический ореол,
и лениво журчали в канализационных трубах отходы бесплотных организмов, и классики мировой литературы уныло ворочались в гробах,
и – я смеялся утробным баритоном,
она – мне вторила сверхъестественно-звонким контральто,
я – дерзкой рукой измерил ее плотность, объем и рельеф,
она – упоительно вращала глазами,
я – по-буденновски наскакивал,
она – самозабвенно кудахтала,
я – воспламенял ее трением,
она – похотливо вздрагивая, сдавалась,
я – изнывал от бешеной истомы,
она – задыхалась от слабости,
я – млел,
она – изнемогала,
я – трепетал,
она – содрогалась,
и – через мгновение – все тайники распахнулись и отверзлись все бездны, и в запредельных высотах стонали от счастья глупые херувимы
и Вселенная застыла в блаженном оцепенении» [282] .
282
Ерофеев В.
Мой очень жизненный путь. С. 300.Свои последующие встречи с Юлией Руновой Ерофеев тщательно зафиксировал в записной книжке декабря 1959 – мая 1960 гг., не забывая о мельчайших деталях, до которых он вообще был большой охотник. На наш взгляд, сегодня эта хроника читается как проза куда более увлекательная, чем претенциозная «Благая весть».
Процитируем здесь записи за декабрь 1959 года: «4 дек<абря> – первое столк<новение> В 20-й.
5 дек. – Толки. Вижу, спуск<ается> по лестнице, в оранжевой лыжной куртке.
6 дек. – Вижу. Потупила глаза. Прохожу мимо с подсвистом.
7 дек. – Вижу: у комендантши меняет белье. Исподтишка смотрит.
8 дек. – В какой-то белой штуке с хохлацким вышитым воротничком. С Сопачевым.
9 дек. – Вижу. Промелькнула в 10-ю комн<ату>.
10 дек. – Сталкивались по пути из буфета. В той же малороссийской кофте.
11 дек. – Р<унова> в составе студкомиссии.
12 дек. – У нас с Оболенским сидит два часа. С какими-то глупыми салфетками.
13 дек. – Вижу, прогуливаясь с пьяной А. Захаровой.
14 дек. – Обозреваю с подоконника, в составе комиссии.
15 дек. – В глупом спортивном костюме. Вероятно, на каток. Вечером с Красовским проявляем ее портрет.
16 дек. – Не вижу.
17 дек. – Вижу, прогуливаясь с Коргиным по 2-му этажу.
18 дек. – Не вижу.
19 дек. – Р<унова> с Тимофеевой у нас в комнате. Пьяно с ней дебатирую.
20 дек. – С дивана 2-го этажа созерцаю ее хождения.
21 дек. – Вижу ее с А. Захаровой, студобход. Подклеила Евангелие.
22 дек. – Вызывает А. Сопачева.
23 дек. – Вижу дважды. В пальто, с Красовским. И столкн<овение> на лестнице.
24 дек. – Не вижу.
25 дек. – С Красовским на лыжах едут за елкой, я отказываюсь. Встречаю их по возвращении. В 22-ю. Неужели забыли? Вечером обозреваю ее внизу, сидя с Окуневой.
26 дек. – Серж и Лев у них в комнате. Встречи. Послание к Синичен<ковой>. Р<унова>: “А мне записки нет?”.
27 дек. – Обозреваю Р<унову> и Ко, сидя в вестибюле 2-го этажа. Подходит Р<унова> и просит убрать от них постылого Коргина. Отказываюсь. Встаю и иду к Ок<уневой>.
28 дек. – Встретившись на лестнице, не здороваемся.
29 дек. – С Тимофеевой вторгается в нашу комнату в поисках Сопачева.
30 дек. – По сообщению Оболен<ского>, была у нас в комнате около часу, покуда я слушал музыку у Захаровой.
31 дек. – Новый год. Моралина, Окунева etc.» [283]
Нужно иметь в виду, что Ерофеев «был чудовищно застенчив» (как отмечает, например, Алексей Муравьев). Ему, наверное, было куда легче эпатировать возлюбленную, чем нормально, «по-взрослому» с ней общаться. Однако еще важнее указать, что именно в свой орехово-зуевский период Венедикт пришел к пониманию жизни как большого эксперимента, в котором роль главного экспериментатора отведена ему самому. «Возлюбленным его университетским не позавидуешь никак. Тут включались разрушительные силы, – прямо сформулировал Владимир Муравьев. – Близко подошедшие становились объектами почти издевательских экспериментов. А вокруг него всегда был хоровод. Многое он провоцировал. Жизнь его была непрерывным действом, которое он режиссировал, – отчасти сочинял, отчасти был непредсказуем, и все становились соучастниками этого действа» [284] . «Он был ужасный экспериментатор, Ерофеев», – вторил Муравьеву Вадим Тихонов [285] . «Однажды он сказал мне, что хочет собрать в своей деревне мужей, жен, любовниц мужей и любовников жен, – рассказывала о гораздо более позднем периоде ерофеевской жизни Лидия Любчикова. – Я его идеи не оценила и даже рассердилась, что он хочет всех “наколоть на булавку и разглядывать”. А он улыбался, мечтательно прищуривался и приятным голосом говорил: “Нет, это было бы очень интересно”. Я сейчас вспоминаю его милое лицо, и мне смешно и грустно. И я понимаю, что у него, очевидно, была потребность встать в сторонку или над и посмотреть. И это нисколько не исключает, что он смотрел из своего “над” с любовью, нежностью. А большинству, наверное, кажется, что со злостью, тяжестью, ерничеством» [286] .
283
Ерофеев В. Записные книжки 1960-х годов. С. 11–12.
284
Ерофеев В. Мой очень жизненный путь. С. 583.
285
Вадим Тихонов: «Я – отблеск Венедикта Ерофеева». «<И>ногда он экспериментировал над собой и окружающими: ну, ну, посмотрим, что из этого получится…» – вспоминает и Людмила Чернышева, познакомившаяся с Ерофеевым в 1965 году (Чернышева Л. Венедикт Ерофеев глазами друзей // Молва. 1997. № 129 (1031). 28 октября).
286
Ерофеев В. Мой очень жизненный путь. С. 541.