Венера Прайм

— Совершенно верно.

— Но Билл говорит, что ничего не предстоит, кроме археологических изысканий.

— Возможно, профессор не все рассказал Биллу, — предположил Мейс. — И боюсь, что мои взгляды на этот счет не совсем точно были изложены. Я обвиняю профессора Форстера не в участии в заговоре, а только в том, что он знает больше, чем говорит публике. Откровенно говоря, я подозреваю, что он открыл тайну, которую «свободный дух» ревностно охранял в течение многих веков.

— «Свободный Дух»! — Воскликнул Хокинс. — Вы это серьезно? Что может сказать какое-то многовековое суеверие о небесном теле, которое было неизвестно до самого конца девятнадцатого века?

— Прежде чем я отвечу на этот вопрос, давай подумаем, почему подземные храмы культа «свободного духа» имеют на своих потолках изображение южного созвездия, ведь когда были построены самые ранние из них, никто в северном полушарии не знал конфигурации южного неба? И какие такие секреты пытались сохранить эти два астронома на Луне, когда пытались уничтожить радиотелескопы?

— Что пришельцы из созвездия Южный Крест, и они возвращаются, — глубокомысленно предположила Марианна.

— Ну, Марианна, — простонал Хокинс.

— Очень разумная гипотеза, — продолжил Мейс, — одна из нескольких. Уверяю всех, что никаких секретов не останется, когда я узнаю, что скрывает профессор.

— Нельзя открыть секрет, которого не существует.

— Доктор Хокинс, вы такой… прямолинейный человек. Можете ли вы предложить простое объяснение тому, что профессор Форстер приобрел маленького «Ледяного Крота», и европейскую подводную лодку — инструменты, использование которых лежит далеко за пределами заявленных целей исследования.

— А откуда вы… Впрочем пожалуйста. С тех пор, как профессором Форстером была подана заявка на экспедицию, были получены новые данные об Амальтее, геология ее недр…

— может быть понята с помощью обычных сейсмографических методов — перебил, закончив фразу, Мейс. — Нет, доктор Хокинс, профессору Форстеру нужно нечто большее, чем просто изучение поверхности Амальтеи или ее внутренностей. Он ищет что-то… что-то подо льдом.

— Ну конечно, — рассмеялся Хокинс. — Погребенную цивилизацию древних астронавтов с созвездия Южный Крест, не так ли? Весьма изобретательно, сэр Рэндольф. Возможно, вам следует снимать фантастическо-приключенческие фильмы, а не документальные.

Этот смех был большой ошибкой Билла. — Он обидно высмеял кумира Марианны, принизил значимость звезды.

Рэндольф Мэйс был доволен, эта встреча дала ему даже больше, чем он рассчитывал. Во-первых подтвердились ранее полученные сведения, а во-вторых появились перспективы довольно привлекательные — Марианна, моложе его более чем на два десятка лет. Билл был конечно достаточно смышленым и красивым молодым человеком, но очень самоуверенным и, как это часто бывает с такими людьми, очень застенчивым. Он был уязвим и справиться с ним удалось в ходе дальнейшего длительного употребления чая и коктейлей.

В конце концов Хокинс, чтобы не растерять окончательно чувство собственного достоинства, вежливо распрощался и ушел, сославшись на назначенную встречу.

Часть вторая Переход через Ганимед

VIII

Двумя неделями раньше. Комната санатория на Земле. На полированные доски пола и покрытые эмалью стены падает из окна свет, иногда он тускнеет когда облака пробегают перед солнцем. Спарта проводит сама с собой очередной сеанс психотерапии:

— Ты была права. Я не могу оставить Блейка и остальных, одних там барахтаться. Я, наверное, единственная, кто знает, что нужно делать.

— Что?

— Разве мы с тобой об этом не говорили? Прости, закрутилась, столько дел. Знаешь, я согласилась присоединиться к Форстеру. Быстрый катер доставит меня на Ганимед. Планеты занимают почти идеальное положение относительно друг друга. Полет займет чуть больше двух недель. Но есть кое-какие… детали.

— Которые ты хочешь обсудить со мной.

— Это то, о чем мы не раз говорили раньше. о… человечности. Что это такое быть человеком.

— Я так понимаю, ты больше не чувствуешь, что те, кто изменил тебя, лишили тебя человечности?

— Я решила, что ничто из того, что делают со мной другие, не может лишить меня человечности, пока я могу чувствовать себя самостоятельной личностью, обладать независимой волей.

— Мы говорили о миссии, которую они запланировали для тебя.

— Миссия остается. — Спарта резко вздохнула. — Чтобы выполнить ее, мне потребуются некоторые изменения. Мне нужно восстановить способность видеть, микроскопически и телескопически, а также способность воспринимать инфракрасное излучение. И другие переделки, исходя из специфики среды, в которой придется работать, такие как…

Линда прервала ее, прежде чем она успела начать деловито перечислять их:

— Ты намерена изменить себя?

— Все приготовления сделаны, — Спарта казалась раздраженной, защищающейся. — Командор побеспокоился. Я ничего не сказала маме и папе… пока. Но я сделаю это, я решила твердо.

После долгого молчания Линда произнесла:

— Ты добилась существенного прогресса, я аплодирую и восхищаюсь твоим мужеством, ты решилась на эту труднейшую миссию. Ее другие пытались навязать тебе без твоего согласия. Но теперь никто тебя не заставляет, ты идешь на это по своей воле. Ты справилась со своими беспочвенными страхами и почти решила фундаментальный вопрос, который в конечном итоге станет в будущем перед каждым человеком, конечно, если он обладает чувствительностью и воображением. Я беспокоюсь только о том, чтобы ты понимала, что не возможно добиться прогресса убегая.

— В смысле? — Требовательно спросила Спарта.

— Ты должна понять это сама. Ты это поймешь, ведь я не что иное, как ты.

Произнеся эти слова, похожие на пророчество Сивиллы, [89] Линда вдруг исчезла.

Спарта уставилась на пустую комнату, потрясенная и немного обиженная. Потом она улыбнулась. Линда действительно была идеальным психотерапевтом, который знал, когда пора остановиться.

IX

Даже в наш век микроминиатюризации, искусственных белков, нуклеиновых кислот и наноинструментов некоторые радикальные процедуры все еще начинались и заканчивались скальпелем.

89

Сивиллы, сибиллы — в античной культуре пророчицы и прорицательницы, предрекавшие будущее, зачастую бедствия.

Спарту оперировали непрерывно, в течение сорока восьми часов. В сознание пришла она на операционном столе, застав врасплох хирургических сестер, которые заканчивали наводить окончательный порядок на ее грудной клетке.

Многочисленные факторы роста сделали свое дело быстро и снаружи: ее кожа была розовой и без шрамов, и внутри — с ее острым самосознанием Спарта следила за состоянием внутренних органов лучше контролирующих приборных систем.

Она лежала в отдельной палате клиники Космического Совета. Из окна небоскреба были видны поля водорослей, покрывавшие широкие воды от побережья Джерси до Бруклина, — тускло-матово-зеленые, как гороховый суп. Комбайны из нержавеющей стали лениво паслись на этом материале, превращая его в пищевые добавки для широких масс.