Венок гор

Бабы и этого не почуяли! Стояли, вперив в ревущее пламя неподвижные глаза без ресниц. Ринулся Нетор к жене — вырвать из Круга, оттащить, сбить огонь. Коснулся плеч — и распался Круг головешками.

Мертва была Оринка. И все они — мертвы. Жены и матери. Сестры и невесты. Все.

Давно село солнце. Давно остыло пепелище.

Давно мужчины предали погребальному костру останки жен и матерей, сестер и невест. И этот костер давно погас, и засыпан курганом. Догорели пустые дома, отданные огню, чтобы не достались ветру. Гарь висела над долиной смрадной тучей. Сухой дождь из нее падал — пепел. Никто не знал, всходило ли солнце за это долгое время.

Мужчины и мальчики уходили на запад, все дальше от долины и Вечьих гор.

Не было больше Вечьего Круга. Расплетен венок бога Веча. Рухнули все устои, все законы, как дом Пореки. Рассыпались вместе с пеплом отчих домов. Теперь люди будут жить, не чуя правды. Ни разбойника остановить, ни насильника наказать, ни вора найти. Осмелеют безнаказанные, начнут лютовать. И будут люди снова — как звери. Говорили, — так будет отныне и до конца света.

Вокруг проклятого пепелища дома Пореки навеки застыли водруженные каменные глыбы.

Вечно будут лежать под горящими от проклятий углями кости Нелюдя и его Нареченной матери, — плоть, связанная священным шнуром, соединенная кощунственным объятием, сплавленная огнищем в один неразличимый ком.

Вовеки не выпустят Пореку и Веля из Карающего Круга. Их вечно будут стеречь и пытать безмолвные каменные бабы: жены и матери, сестры и невесты, все до одной, все, как одно. Окаменевшее безумие. Вечий Круг. Говорили, — стоять ему всегда, во веки веков.

* * *

Рвались ткани бытия, расползались волглыми лохмотьями. Гроза металась меж небом и землей. Молниями прошивала вздыбленные волны морей, поднимая их к тучам, ураганом срывала земли — стягивала воедино с небесами и не могла удержать. А когда иссякла, устав обновлять мир, последним громом дрогнул тугой бутон драгонь-цвета, раскрыл и уронил на песчаный берег моря четыре лепестка. И звали их: Вель и Порека, Догляд и Липка.

Далеко от горной долины унесла их дорога драга. Трое уходили обратно. В дом, которого нет и не будет.

Вель сидел, окунув пятки в море. Чайки сновали над волнами, вышивая исчезающий тут же узор. Прощальные слова позвякивали в сердце, как горсть тусклых монет. «Я доведу вас», — сказал он. «Спасибо, драг Вель, за жизнь подаренную, за душу исцеленную. Мы сами пойдем. Своей дорогой. Тяжелой, человеческой». Поклонились, взялись за руки и ушли по пустынному берегу. И не ведомо им, что, куда бы ни ступили, они пройдут по его сердцу. Драгонь-цвет прорастает всюду.

Слова жгли его раскаленной медью. Он кинул их в тихие волны вместе с пустой ракушкой, валявшейся на песке. Ракушка канула, вместив в себя море. Она стала дном бездны с глубоководными, слепыми рыбами слов: «Мы сами…»

Одинокое солнце беззвучно плескалось в небе. Золотистом, как глаза Пореки. Дорогой драга идут в одиночку. Даже если весь мир несешь в себе, ты — один.