Венок усадьбам

Замысел этой работы раскрывает его название и введение автора. Осознав в 20-е годы обреченность историко-культурного наследия дореволюционной России, бывший председатель несуществующего уже Общества стремится сохранить хотя бы на бумаге то, что составляло гордость русской культуры. “В десять лет создан грандиозный некрополь. В нем — культура двух столетий. Здесь погребены памятники искусства и быта, мысли и образы, вдохновлявшие русскую поэзию, литературу и музыку, общественную мысль (...) И нет над некрополем надгробного памятника...” Памятником русской усадьбе, этому уникальному явлению отечественной истории и культуры, и стала работа А.Н. Греча “Венок усадьбам”.

Под этим названием объединено 47 очерков с подробным описанием отдельных усадеб или беглым обзором усадеб целых уездов Московской и ряда соседних губерний. Греч не оригинален в выборе усадеб: о них писали до него, писали и после него. Но в то же время его работа уникальна. Ее значение, во-первых, заключается в том, что это своего рода “моментальный снимок”, фиксация состояния усадеб в середине 1920-х годов. По цензурным соображениям в печати не могли быть опубликованы тогда факты варварского использования или просто целенаправленного их уничтожения. Во-вторых, “Венок усадьбам” — это последняя и самая большая работа, написанная с позиций провозглашенного членами ОИРУ “усадьбоведения”. В основе большинства очерков единый план, разработанный в 1920-е годы членами Общества: расположение и история создания усадьбы, характеристика архитектурного ансамбля, подробное описание интерьеров, мебели, осветительных приборов, скульптуры, библиотек, картинных галерей, а также театра, оранжерей и прочих “затей”, сведения о владельцах, архитекторах, художниках и других лицах, живших в усадьбе или посещавших ее. В описании Греча каждая усадьба — это живой организм, в котором архитектура неразрывно связана с природой и укладом жизни ее владельцев. а интерьеры и многочисленные коллекции, дополняя общее восприятие, создавали неповторимый облик русской усадьбы. Комплексный подход к их изучению у Греча получил свое наиболее полное выражение. В работах исследователей, пришедших на смену ОИРУ, разоренные усадьбы превратились в “памятники архитектуры”, для которых уже не имели значения сведения о владельцах, их быте, произведениях искусства, наполнявших усадьбы.

И последнее: несмотря на легкость, с какой читается эта работа, она носит научный характер. “Венок усадьбам” — это результат многолетних экспедиций по обследованию усадеб, сюда вошли многие неопубликованные статьи и материалы, это своего рода итог деятельности ОИРУ. Очевидно, Греч хорошо понимал значение своей работы и для специалистов, поэтому он подробнейшим образом описывает уникальные предметы быта, картины, люстры, росписи, стремясь достигнуть зрительного их восприятия читателем, называет авторов работ и лиц, изображенных на портретах.

В “Венке усадьбам” Греч выступает не только как кропотливый исследователь, но и как бытописатель. В его рукописи нередко можно встретить прекрасные, проникнутые тонким лиризмом, а иногда и легкой иронией описания роскошных празднеств и охот, многочисленных “затей” хозяев усадеб типа захоронения “славы Наполеона” сенатором И.В. Лопухиным в его орловском имении Ретяжах. Книга написана прекрасным, несколько старомодным языком с лирическими отступлениями, которые придают ей особенное своеобразие.

Работа над рукописью была необходима и самому автору — это был способ уйти от окружающего его настоящего и снова окунуться в навсегда утраченный для него мир. Греч неоднократно возвращался к ранее написанному: рукопись имеет серьезную правку и многочисленные приписки, дополнения на полях и отдельных листах, сделанные как чернилами, так и карандашом. Карандашом написаны и последние пять страниц тетради, но работа осталась неоконченной. Не описаны усадьбы в Суханове и Дубровицах (даны только названия), Острове, Жодочах, Красной Пахре и других селениях Подольского уезда, перечисленных автором на полях 256-й страницы тетради, которым он собирался посвятить отдельные очерки.

Можно предположить, что часть рукописи все же была перепечатана на машинке: на это указывают значки в тексте, отмечающие конец машинописной страницы, и надпись "6 печ.л.” на 200-й странице рукописи, примерно соответствующей этому объему. Следует заметить, что на оставшихся 60-и авторских страницах (всего их 260) помещена большая часть рукописи. Объясняется это тем, что четкий и размашистый почерк, каким написаны первые страницы “Венка усадьбам”, к концу сменился мелким и неразборчивым, с пропуском многих букв в словах. Это обстоятельство затрудняло прочтение рукописи, а в отдельных случаях делало его просто невозможным.

При подготовке текста к изданию нами были приняты следующие условные обозначения: курсивом даны авторские дополнения и позднейшие приписки; слова, в правильности прочтения которых существует сомнение, даны в прямых скобках — []; в прямых же скобках со словом “нрзб.” внутри — текст, не поддающийся прочтению; в угловых ‹›, ломаных, скобках помещена наша правка; звездочка* — обозначает перевод или объяснение на полях страницы, арабские цифры сносок относятся к примечаниям всего текста. Орфография и пунктуация по возможности приближены к современным нормам языка, но так, чтобы не нарушить ритмику речи автора; это относится также к написанию имен, терминов и названий.

Составители приносят глубокую благодарность ведущему сотруднику Государственного Исторического музея А.К. Афанасьеву за помощь при работе над рукописью.

От редакции: Публикаторы сопроводили свою работу именным и географическим указателями, но объем нашего альманаха вынуждает нас выпустить эту часть работы отдельным приложением. Редакция также сообщает, что не несет ответственности за фактические данные в тексте А.Н. Греча и полагается на труд публикаторов.

Расположение разделов и порядок глав соответствуют рукописи А.Н. Греча за исключением главы "Покровское-Стрешнево", сшитой отдельной тетрадкой и не имевшей нумерации. (Прим. ред.).

I

Петровское

Кто в Звенигороде не барин — тот в Москве не боярин.

Старинная поговорка

Дворец Ф.Н. Голицына в усадьбе Петровское-Дурнево Звенигородского уезда. Фото начала XX в.

К вечеру, когда ложатся косые тени, когда отчетливо выступают объемы зданий и древесных крон, когда все стихает и по реке далеко разносятся деревенские звуки, — в эту пору дня, чуть овеянную мечтательной грустью, особенно красиво и душевно-созвучно то, что представляют слова “русская усадьба”. Есть места, бесконечно типичные и цельные, полные гармонических созвучий природы и искусства. Одно из этих мест — усадьба Петровское [10] . О ней написана целая монография. Петровское начало безвременно оборвавшуюся серию книг “Русская усадьба” [11] . С него пусть начнется и эта прогулка по зарастающим дорожкам памяти. Пока еще живут в ней яркие образы, запечатленные картины.

10

Петровское (Дурнево, Петрово-Дальнее) Звенигородского уезда с 1643 г. принадлежало Прозоровским, в XVIII в. — Шуваловым; после женитьбы кн. Н.Ф. Голицына на гр. П.И. Шуваловой перешло в род кн. Голицыных.

11

Голицын М.М. Петровское (изд. “Русские усадьбы”). СПб., 1912.

Разросшиеся деревья на склоне холма, отражаясь в водоеме, полускрывают белый дом с нарядным портиком коринфских колонн под треугольным фронтоном. Задумчиво смотрится он в зеркало вод, повторяя в них свои благородные пропорции. Раскрытой рамы касается ветка липы, в угловой комнате кто-то играет на рояле, красные цветы в клумбе ярко освещены солнечными лучами. В парке гуще тени; незаметно переходят в рощу регулярные насаждения XVIII века. Прямая, долгая аллея ведет к беседке-ротонде над крутым откосом Истры. Отсюда на много верст открывается вид на луга, дальние деревни, села и усадьбы.

Патриаршее село Дмитровское, Уборы, старинное гнездо Шереметевых... Субботними вечерами спускается вниз по реке колокольный звон. Глухой, нескончаемо вибрирующий голос саввино-сторожевского колокола, торжественный и патетичный, точно из музыки Бетховена. После него долгая пауза. А потом, разносясь по воде то ближе, то дальше — колокола звенигородских церквей, собора на Городке. Перекликаются Введенское с Поречьем, звон подхватывают Аксиньино и Иславское, Уборы и Петровское, Усово и Ильинское — и дальше по течению реки, от усадьбы к селу — до самой Москвы.