Венский бал

empty-line />

Это анонимное стихотворение было напечатано в «Журнале для всех». Я отыскал его несколько месяцев назад и выписал в один ряд вторые буквы каждой строки. Стихотворение само по себе невразумительное, но из букв составилось слово «Армагеддон». Это было первое послание Нижайшего.

Вскоре Мормон появился в бета-сети. Споры вокруг Тысячелетнего Царства давно утихли. Нижайшийвновь подлил масла в огонь, только на сей раз не своими комментариями, а цитатами. Каждый день он выбирал новый отрывок из «Книги Мормона».

Сначала – в оригинале, по-английски, потом – в немецком переводе. Речь в этих текстах всегда шла о Страшном суде. Но напечатаны они были с какими-то мудреными пробелами между буквами, с отступами и разбивкой строк. Напрасно искал я в них зашифрованное послание. Я уж начал думать, что Нижайшийизменил код и мне не добраться до сути. Я проделывал разные комбинации с третьими, четвертыми, предпоследними и последними буквами, читал их в обратном порядке. А потом до меня дошло, что эти первые цитаты из «Книги Мормона» были чем-то вроде пробных шаров. Пользователей сети надо было приучить к необычной ломке строк. И вот наконец пришло послание – отрывок из 26-й главы книги Нефи. ^[52]Как всегда, я прежде всего обратил внимание на вторые буквы. Несколько «а» и «н», которые при обычных сбоях в строке не выстраивались в одну вертикаль. Мало-помалу я углядел слово «помощь». Это уже не могло быть случайностью. Я сделал распечатку и выписал эти буквы в один ряд. До сих пор я храню заветный листок. Он означал для меня второе рождение.

And they that kill prophets, and the

saints, the depths of the earth

shall swallow them up,

saith the Lord of Hosts;

and mountains shall cover them and whirlwinds shall carry them away, and

buildings shall fall upon them

and crush them to pieces and grind them to

powder. And they shall be visited with

thunderings, and

lightings, and earthquakes, and

all manner of destructions, for the fire

of the anger of the Lord shall

be kindled against them, and they shall be as stubble, and the

day that comedi shall consume them, saith the Lord of Hosts.

Се они, что убивают пророков

и святых – и бездны

земные

поглотят их, – рек Господин сил небесных, —

и горы найдут на них, и ураганы

сметут их,

и домы обрушатся на

них и раздробят и

в пыль сотрут их. И грянет

гром небесный,

и спалит их молния,

и заходит земля под ногами, и будет всякое разрушение, ибо

гнев Господень

подобен огню, и станут они

словно стерня, и

грядущий день

испепелит их, – рек Господин воинства небесного.

Из вторых букв в строках английского текста получились немецкие слова. Нижайшийизвещал меня о месте нашей встречи: Близ ООН. Помощь дорогим гостям. Восток.

Как-то зимой, перед последним нашим праздником солнцеворота, мы собрались для причастия на Дунайском острове. Мы встретились в так называемом санитарном домике на западной стороне длинной, почти десятикилометровой отмели. Летом на асфальтовых дорожках было полно туристов, велосипедистов, купальщиков. А зимой попадались лишь редкие прохожие. Санитарный домик – иначе говоря, медпункт – обычно пустовал. Им пользовались только во время концертов под открытым небом и при проведении разных мероприятий.

Я понял сообщение так, что на другой стороне острова, к востоку от расположенной прямо у Имперского моста резиденции ООН, должен находиться другой домик, в котором меня ждет Нижайший.

Когда я расшифровал послание, было часов семь вечера. Вообще-то мне хотелось пораньше лечь. Меня бил озноб, донимали боли в суставах и спине. И все-таки я тут же собрался в путь, прихватив целлофановый мешочек с апельсинами, которые купил после работы в супермаркете. И еще взял с собой карманный фонарик. Шел мокрый снег. Несколько дней назад уже был снегопад. Но о нем сейчас напоминала только грязная жижа, которую дворники, сновавшие между припаркованными машинами, гнали к обочинам. Однако опять начинало холодать.

Я поехал в метро по направлению к зданию ООН. И, не доехав до него, вышел на остановку раньше, то есть на острове. Вы знаете эту станцию. Она соединяется с Имперским мостом и ночью с наружной стороны тоже освещена. Кроме меня, никто на улицу не вышел. Сначала я двинулся в западном направлении по асфальтовой дорожке, с двух сторон светили фонари. Вокруг ни души. Погода не для прогулок. Потом я свернул на тропу, ведущую вниз, к Дунаю. Мокрые хлопья становились все гуще и тяжелее. Прибрежная тропинка утопала во тьме. Справа проклевывались огоньки Торговой набережной на той стороне. Впереди виднелась вереница желтых фонарей на Имперском мосту. Это служило мне ориентиром.

Двигался я, можно сказать, на ощупь. Фонарем предпочел не пользоваться. Иногда я в испуге замирал на месте. Когда волны накатывали на камни, порой раздавались столь странные звуки, что, казалось, там внизу кто-то возится. В спину мне ударил луч света. Я шагнул в тень, вернее, в черное пространство, куда не пробивался свет с Торговой набережной. И чуть не наткнулся на дерево, за которым и укрылся. А луч шел от судна, плывшего в Будапешт и шарившего прожекторами по берегам. Я не выходил из своего укрытия, пока судно не проплыло мимо. И тут же пошел за ним вслед. Теперь темнота была уже не такой непроглядной. Возле Имперского моста я остановился; если идти дальше, не сворачивая, подумал я, не придется делать крюк. Я ковылял по скользким камням вдоль берега. Мешочек с апельсинами стал невероятной обузой. Два раза я оступался и сползал вниз. Когда я на безопасном расстоянии от ярко освещенного моста вновь взбирался на тропу, в ботинках хлюпала вода. Я прилег, растянувшись на студеной земле. Меня трясла лихорадка. Лоб покрылся холодным потом, смешавшись с растаявшим снегом, он заливал мне лицо. И тут колотун стал еще сильнее. Если сейчас не поднимешься, подумал я, уже не встанешь. Я с трудом выпрямился и попытался попрыгать, чтобы согреться. Меня всего ломало. Надо было как можно быстрее отыскать этот проклятый санитарный домик. Если он вообще был в природе.

«Помощь дорогим гостям» могла много чего значить. Возможно, это вовсе не санитарный домик. Но если имеется в виду он, то его следует искать там, в 22-м районе, восточнее здания ООН. В послании Нижайшегонет даже намека на остров. Я ощущал себя неподготовленным альпинистом, который совершенно выдохся перед самой вершиной, но и для возвращения уже слишком ослаб. Я убеждал себя: ты справишься, ты сумеешь на пару часов обуздать свою хворь, твоя задача настолько значительна, что перед ней отступит ничтожный вирус.

На восточной стороне острова освещение главной дорожки кончалось уже через сотню метров. Но, не дойдя до асфальтового покрытия, я упал на решетку от гриля и поранил локоть. Шаря руками по мокрой траве, я собирал рассыпанные апельсины. Потом сел на ледяную железку и впился зубами в апельсин. Удивляюсь, как еще не заплакал. Нижайшийждет меня, а я, как мокрый куль, прилип к месту, может быть, совсем близко от него. Я прижал апельсиновую корку к стеклу фонарика. Вспыхнул слабый красноватый свет. Его как раз хватало, чтобы осветить землю прямо перед собой. И я как-то собрался с духом. Потом съел еще один апельсин и снова двинулся в путь. Снежинки на земле уже не таяли. Надо было торопиться, иначе за мной потянется след. Ботинки отяжелели от воды. Я слышал, как они чавкают при ходьбе, но уже не чувствовал ног. Как будто волок какие-то гири.