Верь мне
Шрифт:
Чародей, мать его.
– Ну, – подгоняет его Тоха. – Не томи, блядь.
– Я знаю, кого можно привлечь к нам шестым и седьмым.
– Кого попало я не хочу, – толкаю честно. – Мне нужны люди, которым я доверяю, как себе.
– Мой отец, – озвучивает Чара первый вариант. – И… Владыка моря – Адам Терентьевич Титов.
– С первым – ок, – одобряю я и поднимаю чашку, чтобы сделать большой глоток кофе. Парни, увидев это, вспоминают, очевидно, про свои напитки. Пауза секунд на десять затягивается, пока все прикладываемся. – Второму – на хрена? – прикидываю я чуть
– Да, но зерновой терминал у Титова тоже есть. И это весомая часть компании. Если мы на берегу договоримся: сколько будем забирать на переработку, а сколько останется ему на сырьевой экспорт, то… Должно быть выгодно всем.
– Окей, – снова соглашаюсь я с Чарой. – Как с ним состыковаться и найти общий язык? Точно знаю, что меня он слушать не готов. Относительно Георгиевых у него мнение так себе. Тем более сейчас, когда все, кому надо, в курсе, что моему продажному папаше дело шьют, – размышляю хладнокровно. И прихожу к естественному решению. – Чара? Это твой выход. С твоей семьей, как я помню, Титов прям очень вась-вась.
– Да, – подтверждает. – Займусь. Только сегодня у меня выписка из роддома, помнишь?
– Да, конечно, – едва всплывает эта информация в мозгу, подхватываюсь с места. – Сейчас едем. Только Анжеле кое-какие задания дам. Встретимся в…
Мозг буксует, потому как попутно я раскручиваю мысль, что на выписке Лизы должна быть и Соня.
Какого хрена она мне ночью, когда созванивались, ничего не сказала?
– Давай в субботу, – подтягивается Бойка.
Я смотрю на них тупо агрессивно. Хоть и понимаю, что их вины в творящемся в моей жизни дерьме нет. Абсолютно.
– В субботу у меня свадьба, – напоминаю мрачно.
– Сука… – выдыхает Тоха. – А можно я это ебаное событие пропущу?
– Нет, нельзя.
Обмениваемся впятером не самыми дружелюбными взглядами. И уже молча покидаем кабинет. Как говорится, мать вашу, без комментариев. Пацаны первыми спускаются на парковку. Я задерживаюсь, чтобы растолковать Анжеле, что нужно сделать сегодня до конца рабочего дня. Она еще именно в этот, сука, момент, когда у меня и так душа косо стоит, решает подвисать и тупить.
Выхожу из здания офиса злой, блядь, как черт. Сажусь в тачку. Уже мысленно строю маршрут таким образом, чтобы перед роддомом купить цветы, когда в навигаторе мобилы загорается точка, сообщающая, что моя, сука, мать года, снова на территории чертовой загородной гостиницы.
Внезапно такая ярость охватывает. Плюю на все и еду туда.
Я уже давно в курсе, в каком именно номере они устраивают свои гребаные игрища. Поэтому на ресепшене не задерживаюсь. Поднявшись на нужный этаж, дергаю за локоток торчащую у тележки на коридоре горничную.
– Иди сюда, мадемуазель, – выдыхаю хрипло. Увидев перепуганные глаза девчонки, понимаю, что нужно сбавить обороты. Удается это с трудом. – Даю тебе триста баксов…
– Да вы что? Я не такая!
На этом моменте мне вдруг смешно становится. Ухмыляясь, качаю
головой.– Не за то, что ты подумала.
– А за что?
– Нужно постучаться в номер в конце коридора. И дождаться, пока откроют.
– Меня же выгонят с работы…
– Я тебе другую найду. Лучше.
– Деньги вперед, – заявляет она неожиданно нагло.
Да уж… Первое впечатление бывает обманчиво.
Пару минут спустя мы уже стоим перед номером. Девчонка напротив глазка, я сбоку, за стеной.
– Кто там? – узнаю, сука, голос своей матери.
– Пожар, – выдыхаю практически беззвучно, делая упор на движение губ, когда горничная, растерявшись, смотрит на меня.
– Пожар, – мямлит она.
Приходится ущипнуть и потребовать:
– Громче.
– Пожар, – сипит она чуть выше.
– Да заори ты!
И тут она, вконец труханув, горланит на весь коридор.
– Пожар!!!
Постанова, конечно, убогая. На мою мать и Полторацкого впечатление вряд ли производит. Тут, вероятно, срабатывает другое: привычка выяснять все на месте.
Замки щелкают.
Я закладываю ладони в карманы брюк и, шагнув к двери, отпихиваю девчонку в сторону.
Глаза в глаза. Подрыв последних снарядов.
– Привет, мам.
[1] Здесь: Алиса – виртуальный голосовой помощник.
30
Вроде как думающий человек,
а самцовская натура берет верх.
Едва мой сухой голос прорезает пространство, которое мне охота сжечь на хрен, без выяснения обстоятельств, из глубин номера, подтягивая на ходу портки, появляется этот ебаный казенный хер Полторацкий.
– Александр, – задвигает он якобы покровительственно, на первых ощутимо потерянных нотах.
Прочищает глотку. И под моим, как мне кажется, хладнокровным, но не лишенным презрения взглядом разглаживает, я надеюсь, вспотевшими ладонями рубашку.
Казак, ни дать ни взять.
Следующим действием этой великолепной красноречивой метушни идет атака гребнем по лысеющему глобусу. Оселедца[1] у престарелого ебаря, к слову, нет. По крайне мере, на голове.
Продолжая молчать, усиливаю визуальное давление.
– Пройдемте в номер, Александр. Поговорим.
Я, в принципе, человек воспитанный. Но после этого предложения, страсть как хочется, включить лютый гоп-стайл и рассказать этому исполнительному кроту, роющему слишком глубокие ямы, все прямо здесь – в коридоре вонючей гостиницы.
Растопырить по понятиям. Расчехлить по совести. Развести по законам.
Гребаные вы предатели! Гребаные!
– Не о чем говорить, – высекаю по слогам жестко.
– Саша… Все не так, как выглядит, – все, что мама выдыхает, краснея почти так же ярко, как и в тот день, год назад, когда у нее случился микроинсульт.
Не могу сказать, что меня это, блядь, больше не волнует. Но и то, каково это – трястись по этому поводу от страха, я давно забыл. Будет нужно – окажу помощь. В остальном – пусть сама себя бережет.