Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов"

— Что ты тявкнул?! — крикнул Кэно, ударив кулаком по столу. — Сейчас зубы будешь по полу собирать, урод!

Джарек засмеялся:

— Кира, да посмотри на него: ни чести, ни манер…

— Какая же ты все таки сволочь! — проговорил Кэно с улыбкой и посмотрел на Киру. — Видишь, детка, мой лучший друг — последняя сволочь. Ну Джарек и сукин сын! И пусть он потом не обижается, когда я его зарежу!

Кэно достал нож и красиво раскрутил его в руке. Лезвие играло в приглушенном свете, будто крылья ночного мотылька. Джарек всматривался в танец сверкающего клинка с замиранием сердца. Он был доволен, что главаря так завела его глупая шутка. Кэно всадил нож в стол и положил руку на плечо Киры.

— За во-он тем столиком девчонка — вполне себе ничего, — указал Джарек на одинокую девушку за столом у стены. — Пойду знакомиться.

— Катись уже, плешивый Казанова! — бросила Кира с презрением. — Вот уже бабник…

— Я не бабник, я просто люблю женщин, — плутовски ухмыляясь, ответил Джарек и подмигнул Кире.

— Да конечно! — не верила ему Кира. — Если попросить тебя сказать первое слово, которое пришло тебе на ум, ты скажешь: «Сиськи»! Так?

Джарек похотливо клацнул зубами:

— Красавица, здесь ты права.

Джарек пошел к девушке за столом. Кира и Кэно не спускали с него глаз. Анархист присел за столик, что-то сказал девушки, попытался обнять ее, но получил пощечину такой силы, что едва не упал со стула.

— В половине случаев его похождения заканчиваются именно так… — заключил Кэно.

— А во второй половине? — с улыбкой поинтересовалась Кира.

— Секс, на утро она ему: «Ты был великолепен!», а этот придурок отвечает вопросом: «Кто ты?» Естественно, снова получает по харе и идет искать себе новую любовь на одну ночь. Я сам был таким. Бурная молодость.

— Я, кстати, перечитывала на днях статейку твою, — стряхивая пепел с сигары, заговорила девушка. — Как-то странно она у тебя написана… Вроде так по-научному начал, теорию свою расписывал, потом в это описание матерщина стала проскальзывать, а потом вообще — слов нет, одни маты… извиняюсь, одни эмоции. Пишешь о том, как ты товарищей боевых терял, проклинаешь весь мир, о теории своей анархической забыл уже… Почему так?

— Понимаешь, детка, я ее одним махом накатал. Я просто писал все, что приходило в голову. Лезут в башку воспоминания — и их на бумагу, маты — так и пишу маты. А потом перечитал, думаю: «Может матерщину да отсебятину убрать?» А потом решил: «Хрен с ней — пусть будет!». А что? Пусть знают, каков я на самом деле, не моя работа — слова красивые в нужном порядке выставлять. Вот пусть знают, что в башке у меня, что в душе моей творится. Пусть узнают, сколько ребят за эту свободу погибло! Это мои друзья… Вот пусть читают и понимают, что я чувствую. Свобода слова, все-таки…

— Мир, выходит, в твоих глазах — черно-белый. Все делится на правильное и неправильное. По одну сторону «Черные драконы» — союзники, а по другую — весь остальной мир — враги. Почему так?

Кэно сурово, но горестно взглянул на нее:

— Второй раз спрашиваешь: «Почему так?»… Детка. А что, у тебя иначе?

— Скажи, Кэно, — вдруг спросила она, обнимая его и поглаживая низ его живота, — а вот что для тебя свобода?

— Что свобода? — тоскливо проговорил главарь. — Она для каждого своя. Вот твоя свобода в том, чтобы никто не ущемлял твои права лишь потому, что ты девушка. Отсутствие дискриминации — в этом твоя свобода. Или Джарек. В чем его свобода? «Сегодня я с одной, а завтра — уже с другой», — свобода? Да, для него это и есть свобода…

— Нет-нет, Кэно, — поправила его Кира. — Для тебя? Лично для тебя? Что для тебя свобода?

Кэно взял Киру за руку и убрал ее ладонь со своего живота:

— Ты меня напрягаешь, детка. Дай сосредоточиться, — он закурил еще одну сигару: — Для меня? Знаешь, я думаю о том, что такое свобода, ровно столько, сколько я в этом клане. В этом вопросе правы абсолютно все: и ты, и Джарек, и каждый, кто отвечает. Если подвести черту и дать точное определение, то я бы сказал, что свобода — это когда тебя принимают таким, какой ты есть. Пусть у тебя тысяча недостатков, но ты таков и никто не имеет право переделывать тебя. Это ты. И когда тебя принимают таким, какой ты есть — это свобода.

— И все? Такая простая истина? К этому сводится вся твоя анархическая философия?

— Тебе не нравится?

— Нет, я в восторге. Только удивительно, что все оказалось так просто…

— Да, просто. Очень просто. Только попробуй заставить мир вразумить эту элементарную истину?! Проклятье! Я бы не был так озлоблен на весь свет, если бы не понимал, как это сложно, черт его подери! Жизнь показала, что вбить людям в голову куда более заумные принципы гораздо проще. Проще заставить их подчиняться, чем научить их ценить собственное мнение и бороться за него! Суки! Многие сами бегут от своего «я» — так им навязали дешевые стереотипы. Конечно, управлять безликой толпой, серой однородной массой гораздо удобнее! Черт бы побрал весь этот свет! Да только кто вообще первый решил, что нужно управлять?! Что меньшинство должно подчиняться большинству?! Кому понадобилась эта галиматья?! Какому сучьему сыну?! Никто не знает, кто придумал власть, да только никто уже не помнит, что все может быть иначе! А может! Ведь когда-то было… — Кэно привел дыхание в норму после вспышки ярости и попытался взять контроль над собой. — Ты права, детка. Мы воюем за такую простую, элементарную истину. Мы не первые в этом деле и не последние. Но сколько народу погибло за нее? Статистики нет, не выгодно считать! А только борются против войны, против терроризма… Мрази! И неужели никому не дано понять, что гораздо проще было бы один-единственный раз услышать нас?

Кира подавленно замолчала. Молчал и Кэно. Тишину разрушил голос Джарека, который только что вернулся за их столик:

— Странно, наша цель — какая-то обобщенная, абстрактная… Как же тогда за нее сражаться?

— Эта абстрактная цель — это одно, у нас есть и другая, вполне конкретная… — сказал Кэно и подмигнул Кире левым глазом. — И эта цель неоднократно находилась у нас под ногами.

— Земля, что ли? — бросил Джарек с некоторой насмешкой. — Типа, только мертвые свободны?

— Нет, идиот! — выкрикнул Кэно и тут же, понизив голос, коварно прошептал: — Манхеттен.

Кира замерла, удивившись такому неожиданному заявлению:

— В смысле?

— Остров. Я уже говорил тебе, детка, что анархистам импонирует пиратская любовь к свободе. Но я не рассказывал, что именно пираты основали на острове первое анархическое государство. Мы просто последуем их примеру. Когда закончится война с «Красным драконом» и у нас будет достаточно людей и оружия. В конце концов, когда этих придурков из Конгресса окончательно достанет наш террор, они отдадут нам остров.

— У тебя точно хватит денег на оружие? — настороженно осведомился Джарек. — Никто не знает, сколько еще нам придется воевать с Мавадо. Сколько денег у нас сейчас?

— Нисколько, — ответил Кэно, не глядя на его лицо.

— Ладно, Кэно, — смеясь и похлопывая его по плечу, сказал Джарек, — я серьезно спрашиваю.

— Я серьезно отвечаю, — как ни в чем не бывало, ответил вожак, так и не оборачивая на него взгляд. — Я ввязался в очень рискованную авантюру. Исход однозначный: либо все — либо ничего…

Джарек небрежно поставил бокал на стол, разлив половину его содержимого. Он был поражен настолько, что у него начался нервный тик — правый глаз задергался.

— Ты в своем уме? — с усилием выговорил он. — Что ты сделал?

— Я закупил комплекс зданий в центре Нью-Йорка, — отвечал Кэно, неуместно улыбаясь.

— На кой черт тебе это надо? — недоумевал Джарек, закрывая рукой правый глаз, который продолжал дергаться.

— Мне-то эти три небоскреба нужны, как собаке пятая нога, — признался Кэно, — обычные офисные помещения. Вот застраховал здания на кругленькую сумму от всего, что только возможно — от взрыва, от терактов… Сейчас вот офисы в аренду сдаю, скоро там все помещения будут заполнены…