Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов"

— О! Кабал! — оживившись, вдруг окликнул его взрыватель. — Иди-ка сюда! Присядь, выпей со мной, а?

— На кой черт тебе это надо, Безликий? — в недоумении нехотя спросил анархист.

— Выпьем, поговорим о жизни нашей проклятой… А то одному пить — значит бухать, а бухать — это некрасиво.

— А где Тремор, дружок твой закадычный?

Безликий развел руками:

— А я почем знаю, где он шастает?! Тасию трахает, наверно.

Кабал неуверенно подошел к столику:

— То есть, ты хочешь выпить с человеком, которого называл предателем и убить пытался?

— Но ты ведь был предателем, — заключил Безликий. — Тебе повезло, что я не злопамятный. Ты же на верность клану присягнул? Да. И с Кэно плечом к плечу стоял. Было? Было. Вот за это и выпьем.

Кабал наконец то сел за стол. Безликий позвал бармена:

— Эй, Горец! Два пива и бутылку водки!

— Закусывать будете? — спросил шотландец.

Безликий махнул рукой:

— Могу и рукавом занюхать, порохом пропахшим… А ты, Кабал?

— Да хрен его, — бросил анархист. — На свое усмотрение чего-нибудь принеси.

Горец ушел выполнять заказ.

— Сейчас принесет он тебе «на свое усмотрение»! — с иронией проронил Безликий.

Анархист не обратил внимания на слова товарища, пока Горец не вернулся. Он принес две большие кружки пива, бутылку водки только что из холодильника и от этого мгновенно запотевшую и тарелку с тремя бутербродами — кусочками хлеба, на каждом из которых лежало по две кильки в масле.

— Это обдирательство! — возмутился Кабал. — Ты всем так эксклюзивно готовишь, или попускаешь меня за предательство?!

— Готовлю так почти всем, — невозмутимо ответил Горец. — Кэно, как лидеру клана, положено по три кильки на бутерброд, всем остальным — две.

— Почему-то я так и подумал, — угрюмо произнес анархист.

— А как вы собираетесь… — начал спрашивать Горец, поглядывая то на респиратор Кабала, то на платок на лице Безликого. Он не закончил фразу, а щелкнул себя пальцем по челюсти, намекая на выпивку.

— Разберемся, — недовольно швырнул Безликий. Шотландец безропотно удалился.

— Ну, расскажи, пацан, — начал говорить Кабалу взрыватель, — как же тебе стукнуло в голову новым лидером клана стать?

У Кабала перехватило дыхание. Вопрос взбесил его, но он старался держать себя в руках:

— Суди сам. У нас цель — анархизм — свобода и авторитет. Значит, лидер будет в любом случае. Другой вопрос, что если этот лидер нас не устраивает, перестает быть авторитетом, то мы можем скинуть его в любой момент…

Безликий хрипло хихикнул:

— Ха! И ты решил Кэно скинуть! Чем же он тебя не устраивал? Тем, что у него на бутерброде три килечки, а у тебя — только две?

Кабал удрученно вздохнул:

— Да при чем тут дохлые рыбешки в масле? О другом я. Слишком много он себе возомнил. Он что, тут, типа, самый крутой, да?! Да я прошел через то, чего он себе и не мыслил! — с этими словами Кабал снял маску, показывая обожженное обезображенное лицо, — отчасти благодаря тебе, Безликий!

Взрыватель не спешил отвечать. Он медленно развязал свою бандану, платок, скрывавший лицо, снял черные очки. Кабал чуть не упал со стула — у этого человека действительно не было лица! Его левый глаз был пересечен глубоким шрамом, зрачок почти затянулся голубоватым бельмом. Носа не было — только две дыры на его месте и остатки костей переносицы. Обе губы были рассечены, нижняя дважды, оголяя неровные передние зубы, от которых были отбиты осколки. Правая ушная раковина была трижды разрублена и лишена мочки, левая отсутствовала вообще. На покрытом шрамами от ожогов черепе только в трех-четырех местах можно было заметить остатки коротеньких светлых волос. Борода также не росла уже давно — ожоги покрывали все лицо и шею, и один огромный шрам от них рассекался только глубокими рубцами от порезов, нанесенных осколками. Они расчерчивали прожженную до мяса кожу крест накрест. Безликий поплотнее обмотал свой теплый шарф вокруг шеи и еще более хрипло и гнусаво, чем обычно, заговорил:

— Да что ты знаешь о боли, щенок! Знаешь, через что я прошел, как я стал Безликим? Я ведь не всю жизнь так звался. Нет, раньше у меня было погоняло Взрыватель. Я владел потрясающими знаниями о взрывной технике, взрывчатых и огнеопасных веществах. Но однажды созданный мною же огнемет взорвался прямо у меня в руках. Косуха, спасшая меня от осколков, на груди прогорела до того, что от нее осталась одна молния. По лицу и торсу ожоги четвертой степени, руки изрезаны и прожжены до костей. Лица у меня уже не было. Тех, кто стоял рядом со мной, тоже задело, правда, только осколками. А рядом были Кэно и Призрак. Байкера кожанка спасла — он не сильно пострадал, а у Кэно обе руки были изрезаны осколками — правая до самого плеча. Благо, он в броннике был. Кэно и Призрак меня-то и спасли. Я как сейчас вижу: они оба ранены, но на руках выносят меня из горящего здания. «Вряд ли выживет», — произносит Призрак, а на глазах у него слезы. Это все, что я заметил — потом мир в глазах поплыл, туман начал собираться. И я с трудом выговорил, так как у меня повреждена гортань и кадык: «Не бросайте меня. Жить хочу». Кэно тогда всего одну фразу сказал, но она в моей башке до сих пор звучит: «Раз хочет — выживет». Выжил. Хотя до лазарета они донесли обгорелый кусок мяса с глазами! Да что глаза? Зрение-то я после этого потерял. Мне несколько операций на глазах сделали — восстановили зрение, только левый глаз сейчас опять перестает видеть. С тех пор голос у меня изменился до неузнаваемости — я разговариваю, как демон из преисподней. А ты думал, отчего я все время в шарфе хожу? Горло адски болит — у меня трубка вместо гортани, — взрыватель хрипло простонал, взявшись за шею, и скорчился от боли: — А-а… Вот, опять. Мне надо что-нибудь выпить.

Безликий схватил кружку пива и осушил ее за несколько секунд. Он вздохнул с облегчением — боль отступила, хотя и не полностью. Впрочем, этот человек уже давно привык к постоянной боли. «Болит — значит, я жив», — любил говаривать он.

— Теперь понял, через что прошел я? — сказал он Кабалу. — И пройду через это еще тысячу раз ради своего клана! Так что ты не в праве судить, пацан, кто через что прошел. И особенно через что прошел Кэно!

Кабал взглянул на него с разочарованием и укором, поставив на стол пустую кружку пива и наливая водки.

— Уж от тебя не ожидал это услышать! — покачал он головой. — Да, Кэно потерял глаз, но его не вешали наручниками на трубу и не стреляли в него из огнемета! Я дышать самостоятельно не могу!

— Ага! — выкрикнул Безликий. — Посмотрел бы я на тебя-красавца, когда тебе в тюряге отбили бы почки! Сколько у него ранений было! Он же через три войны прошел!

Кабал удивился:

— Он служил?

— Он предпочитает об этом не трепаться, — сухо ответил взрыватель. — Конечно, я признаю, что ты тоже прошел через неописуемую боль, но… Его не свои избивали за предательство — он в атаку на врагов на смерть бросался! Вывод: Кэно — мужик, а ты — пацан.

Кабал ударил рюмкой об стол.

— Не гони беса, пиротехник! — угрожающе сказал он.

— Пацан, — настаивал на своем Безликий, выпивая уже третью рюмку водки. — Пацан… Жизни не видел, а кланом хотел управлять!

— Я хотел быть его реформатором! — попытался оправдаться Кабал.

— Да?! В какую же сторону ты решил его реформировать?

Кабал гневно сдвинул брови — а точнее то, что осталось от бровей, — к переносице:

— Освободить от диктатуры Кэно! — с ненавистью прокричал он. — У нас ведь анархия, как ни как.

— Ага! — Безликий снова презрительно хихикнул. — Только вот Кэно армию создает! Как же ты, щенок, представляешь себе анархию в армии? А?

— Зачем вообще создавать армию? — возмутился парень. — Я не считаю, что своих целей нужно добиваться грубой силой!

Взрыватель саркастично улыбнулся:

— Но ведь ты пытался добиться лидерства именно так.

Кабал сделал хороший глоток водки и, закусив бутербродом с килькой, начал разъяснять свою позицию:

— Я полагаю, что отвоевать кусок земли и построить на нем государство так, как Кэно хочется, — не выход.