Вера в чудеса

Видимо, что-то в выражении моего лица ей не нравится, поэтому она, опустившись на стул, спрашивает:

— Как она?

— Меня узнала, разговаривает, но потребуется восстановительная терапия.

Она закрывает глаза, выдыхает, затем снова их открывает, и напряженно в меня всматривается.

— Она будет в порядке?

Даже, если я сейчас солгу, то ответить по-другому не могу:

— Да.

— Что-то у меня голова закружилась. Налейте водички.

Выполняю ее просьбу, подаю ей стакан с водой, она отпивает несколько глотков и задает следующий вопрос:

— Когда я могу к ней поехать?

Я понимаю, что Лена готова прямо сейчас мчаться в больницу, но пытаюсь ее притормозить:

— Давай завтра?

Она соглашается:

— Хорошо. Тогда я пойду к Матвею.

Я остаюсь один, но поесть так и не успеваю, потому что через несколько минут на кухню забегает Матвей:

— Пап, там Лена плачет.

Сын тянет меня в гостиную. Лена сидит на диване и рыдает. Я на секунду впадаю в ступор, так как ни разу не видел, чтобы эта девочка плакала, но потом делаю единственное, что приходит в голову — подхожу к ней, притягиваю ее к себе и глажу по голове:

— Ну, что ты, глупенькая?

Она продолжает плакать:

— Я дум-м-а-ла, что уже-е все-ё, — слышу сквозь рыдания ее неразборчивое бормотание.

Постепенно Лена успокаивается, смотрит на меня заплаканными глазами и тихо произносит:

– ,Наверное, это от радости.

Да уж, обрадовал. Хотя я понимаю из-за чего это. Дочь Дины не любит демонстрировать свою уязвимость. Все эти месяцы она старалась быть сильной, но там внутри, глубоко жил страх, что ее мама не очнется. И с этим чувством было трудно что-то сделать. Оно исподволь присутствовало в наших жизнях, и прогнать его было невозможно.

— Иди спать. С Верой я сам разберусь.

— Да, я так и сделаю.

***

Дина.

Кое-как разлепляю веки, в глазах будто песок, очень хочется их потереть, но руки не слушаются, все, что мне удается это пошевелить пальцами и чуть повернуть голову. Пытаюсь сдвинуть с места ногу, но не могу. И все же я чувствую ноги и дергаю пальцами на ступнях. В голове медленно ворочаются мысли, мне кажется, я слышу, как они скрипят. Отгоняю ненужную панику, пальцы шевелятся, тело я чувствую, значит не все так плохо. Я в больнице, но только как долго? Дико хочется спать, несмотря на то, что только что проснулась. Во рту все ссохлось, и ощущение, что язык распух. Хочется пить. В общем, снова здравствуй, негостеприимный мир. Я помню, что рожала ребенка, помню, что приходил муж. Насколько я поняла, у меня есть еще одна дочка. Маленькая принцесса, которую я даже не видела.

У моей кровати стойка с капельницей, чуть скосив глаза, вижу иголку в своей руке, заботливо прикрытую ваточкой. Собственное тело ощущается неподъемной глыбой, которую никак не сдвинуть с места. Со стороны двери раздается шум, к стойке с капельницей подходит создание в белом халатике, из-под которого просвечивается нижнее белье. Медсестра, стройненькая и молоденькая, волосы спрятаны под белым колпаком.

Замечает мои открытые глаза и пищит:

— Ой!

С чего такая реакция? Я превратилась в Шрека?

— Пить! — с трудом разлепляю губы.

— Да, да, сейчас.

Она подносит к моим губам стакан с крышкой, из которого торчит трубочка, обхватываю ее губами и делаю глоток. Мой организм отвык даже от таких простейших вещей. Делаю еще глоток. Фух, я самой себе напоминаю цветок, забытый на подоконнике, и не видевший полива до фига сколько времени. Пытаюсь напиться, но стакан забирают.

— Много нельзя, — с виноватым видом говорит медсестра.

Эх, а я даже возмутиться от всей широты своей души не могу!

— Глаза! — выдавливаю из себя второе слово, надеясь, что она поймет.

Говорить трудно. Но девчушка понимает меня и так, протирает мне веки какими-то влажными дисками. Так, а жизнь-то налаживается!

— Сейчас я врача позову! — медсестра убегает из палаты.

Через несколько минут в палате появляется полноватый мужчина лет пятидесяти тоже в белом халате, но без колпака.

— Здравствуйте, Дина Витальевна! Я Ваш лечащий врач, меня зовут Валентин Игоревич. Вы помните, что с Вами произошло?

Звуки из себя приходится выталкивать.

— Роды…

Это пока все, что мне доступно. Сложные предложения явно не для меня.

— Да, пришлось делать кесарево. Были осложнения, Вы впали в кому. Я Вас сейчас осмотрю, а потом мы поговорим о дальнейшем лечении.

Врач осматривает меня тщательно, светит фонариком в глаза, стучит молоточком, сгибает и разгибает ноги и руки, зачем-то лезет в рот, наконец, довольный, оставляет меня в покое.

— Основные реакции организма в норме, нужно будет провести обследования внутренних органов, мрт головного мозга. Но пока, единственное, что вызывает мое беспокойство — это атрофия мышц. Но это поправимо — массаж, лечебная физкультура, лекарственная терапия. Я думаю, что все у Вас будет в порядке.

Сразу же после его ухода я засыпаю. Я столько всего хотела узнать, но не способна пока даже задавать вопросы.

Когда проснулась, то увидела Лену. Она сидела на стуле возле моей кровати и тихонько плакала. Моя отважная девочка… Я даже вспомнить не могу, когда видела ее слезы в последний раз.

— Мамочка! — вот и все что сорвалось с ее губ.

И столько всего было в этом коротком слове, одном-единственном, но самом главном для каждого человека. А потом она просто уткнулась головой мне в руку. Я стала гладить ее по голове, как маленькую. Я даже не поняла, как это у меня получилось, но эти движения были самыми нужными в этот момент для нас обеих.

— Еленка! — я тоже смогла произнести только одно слово.

Её руки тянутся к моему лицу, и она начинает вытирать мне щеки. Только тогда я понимаю, что тоже плачу. Моя девочка, мой первенец! Как же много мы с ней прошли! И дай Бог, чтобы еще больше у нас было впереди.

Мировой потоп из слез останавливает появление Сергея. При нем мне не хочется плакать. Не хочется демонстрировать ему свои слабости. И поворачиваться к нему спиной тоже не хочется. Как там у Сердючки: думала, выиграла в любви джекпот, присмотрелась — идиот. Точнее, не скажешь. Но мне теперь не до разборок с мужем. У меня трое детей, и мне нужно встать на ноги. Дочь и муж, уже зная, что мне пока трудно разговаривать, принялись рассказывать, что было, пока меня не было. Из их слов ясно одно, центром мироздания теперь является моя младшая дочь Вера.

В больнице я провожу еще месяц, за это время восстанавливается речь значительно улучшается моторика рук. Вставать я могу, пока только держась за поручни. Но врачи говорят, что на то, чтобы пойти нужно просто больше времени.

Сергей привозит в больницу и Матвея, и Веру. Сын подрос, стал чисто разговаривать, но все равно он еще малыш. А Верочка — настоящее чудо. Такая красавица!

Спустя неделю мне разрешают вернуться домой, потому что дальнейшее лечение можно проводить в амбулаторных условиях.