Вера в горниле Сомнений. Православие и русская литература в XVII-XX вв.

Что в той битве? Борьба нескончаемая страстей в душе? Или борьба со страстями? Поэт призывает молиться, но покой для сердца отвергает. Клубок противоречий. Ибо покой — сущностный признак святости, покой во всём составе человека. Молитва необходима для обретения покоя. От всех этих соблазнов непросветлённые страдания, "кровавый отсвет в лицах", "роковая пустота". И осознание своего недостоинства…

Когда-то Тютчев видел призвание России в несении Креста, с Которым всю исходил её в рабском виде Царь Небесный.

Для Блока тягостно такое покорное несение. Он завершает цикл стихов-раздумий о судьбах России недоуменным вопросом: доколе русская мать будет тужить в своей покорности несения Креста?

Очень скоро этот вопрос найдёт отзыв в поэме «Двенадцать», в которой поэт дал своё осмысление революции. Революции Блок симпатизировал (хотя и был как будто аполитичен в мировоззрении): ещё в годы бунтов начала века участвовал в рабочей демонстрации и нёс впереди толпы красное знамя. Как и Павел Власов. В стихах Блока его революционные чаяния тоже отразились. Например, в "Её прибытии". В 1906 году он написал несколько странное четверостишие "Деве-революции":

О, Дева, иду за тобой —И страшно ль идти за тобойВлюблённому в душу свою,Влюбленному в тело своё?

Диковинная смесь нарциссизма с революционным порывом. И поскольку революция есть Дева, то она мыслится здесь как своего рода ипостась всё той же таинственной Подруги.

Более серьёзный подступ к теме, позднее зазвучавшей в поэме «Двенадцать» (январь 1918), виден в одном из стихотворений цикла «Родина» — "Дикий ветер стёкла гнёт…" (1916):

Как не бросить всё на свете,Не отчаяться во всём,Если в гости ходит ветер,Только дикий чёрный ветер,Сотрясающий мой дом?.

Это прямой ход к началу поэмы "Двенадцать":

Чёрный вечер,

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер -

На всём Божьем свете!

Мир — как приводящая в безысходное отчаяние стихия.

После завершения поэмы Блок отметил в Записной книжке: "Сегодня я — гений". Поэма и впрямь гениальна по форме. Но мало сыщется в русской литературе шедевров более постыдных, чем «Двенадцать» Блока.

"Мертва духовно, и проникнута поэзией, вот удивительно! — изумлённо восклицал Б.Зайцев. — В «Двенадцати» есть поэзия, всегдашний блоковский хмель, и тоска, и дикая Русь, и мрак".

Ритмическим богатством, музыкальностью звучания поэма таинственно завораживает.

Музыка… Это слово стало важнейшим в завершающий период творчества Блока. Музыка стала тем мистическим началом, которое ведёт человека по жизни и по истории. В каком-то смысле это обезличенная замена идеи Вечной Женственности.

Поэт всегда отчётливо слышит мир, время, события — всё воспринимает через звук. Иначе ему не быть поэтом. Отношение же к музыке становится у Блока прямо религиозным:

"Вначале была музыка. Музыка есть сущность мира. Мир растёт в упругих ритмах. Рост задерживается, чтобы потом «хлынуть». Таков закон всякой органической жизни на земле — и жизни человека и человечества. Волевые напоры. Рост мира есть культура. Культура есть музыкальный ритм".

Вначале была музыка… Аллюзия напрашивается намеренная. Далее как бы подразумевается: и музыка была у Бога, и музыка была Бог (ср.: Ин. 1,1).

Так он пишет в Дневнике. И дважды записывает: "Ничего, кроме музыки не спасёт". Христиане думают иначе.

Ради музыки он готов на многие жертвы:

"…требуется действительно похоронить отечество, честь, нравственность, право, патриотизм и прочих покойников, чтобы музыка согласилась помириться с миром".

Музыка для него — миротворящее начало. Он тянется к космизму, он, ему кажется, находит универсальное средство творчества. И видна им самим обозначенная для себя (для поэзии) цель — "утонуть в музыке". Он обрушивается на интеллигенцию за то, что она не понимает музыки, а музыка для него единственное, что может спасти. Значит, ему ясен ответ на проклятый вопрос "что делать?":

"Бороться с ужасами может лишь дух…А дух есть музыка. Демон некогда повелел Сократу слушаться духа музыки.

Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию".

Итак, для Блока революция и есть музыка. А поскольку дух тоже есть музыка, то и революция есть дух. И поскольку революция когда-то мыслилась как Дева, то музыку-революцию можно осмыслять и как новое проявление Вечной Женственности. Простое арифметическое уравнение.

Но мало продекларировать, поэт должен явить ту музыку. "Утонуть в музыке". Поэма «Двенадцать» и есть музыка революции. Смена ритмов, смена смысловых планов, смена восприятий крутит вихрем стиховую стихию, тянет к пропасти.

Революционный держите шаг!Неугомонный не дремлет враг!Товарищ, винтовку держи, не трусь!Пальнём-ка пулей в Святую Русь —В кондовую,В избяную.В толстозадую!Эх, эх, без креста!

Об этих строках писал И.А. Ильин:

"Вспоминаю я невольно тот тягостный и постыдный день, когда в русской литературе были сказаны о Православной Руси… окаянные, каторжные слова".

Грязная история об убийстве проститутки Катьки ревнивым ухажёром Петькой, одним из «двенадцати» ведь специально введена в общую стихию. Для чего? Чтобы музыка могла помириться с миром?

Вся эта стихия стянута стержневым образом:

Гуляет ветер, порхает снег.Идут двенадцать человек.Кто они?…И идут без имени святогоВсе двенадцать — вдаль.Ко всему готовы,Ничего не жаль…