Верен до конца
Шрифт:
Словом, впал я в лирическое настроение. Отдыхаю душой и телом. Обошел этак вокруг дома, поравнялся со складом и вдруг вижу в окошке тусклый свет. Заметил я его не сразу, наверно, стекла были изнутри чем-то завешены. Я заглянул в щелку: там какой-то человек. Думаю, как же так, ведь ключ-то у одного меня. Неужели забыл закрыть? Со мной этого не бывает. Пригляделся — оказывается, мой заместитель, зоотехник Прихожий. Возится над бидонами с молоком, слышу бульканье: переливает.
«Эге-ге, — догадался я. — Кажется, нашел причину низкой жирности».
Я тихонько подошел к двери и хотел ее закрыть.
«Подумать только, кто охотится за сливками! Заместитель мой. Вот это руководитель!»
Я тут же отправился на квартиру к председателю Кошанскому (жил он близко). У него, конечно, все уже спали. Мне пришлось сильно постучать, пока добудился. Вышел председатель, трет глаза:
— Чего стряслось, Иваныч?
— Да вот поймал домового, какой сливки собирает с молока.
Кошанский сразу проснулся:
— Ну! Где?
Я все объяснил.
— Что же ты теперь думаешь, Иваныч?
Я сказал, что надо бы оставить Прихожего до утра на складе. Утром позовем свидетелей, и пусть все расскажет людям, отдаст свой второй ключ от замка. Как он его раздобыл? Сам же на собраниях говорил, что надо бороться с разбазариванием колхозного добра, а вон какие дела творит…
На том и порешили.
Утром я привел к складу колхозников, открыли замок, вошли. Прихожий стоял возле двери, уныло опустив голову. Люди глядели молча, осуждающе.
— Думаю, Ничипор Трофимович, — сказал Кошанский зоотехнику, — отпираться тебе бесполезно. Рассказывай людям, что тебя привело сюда. Часто ли приходил?
Прихожий сопел, молчал и боялся поднять глаза. Вид у него был совершенно убитый.
— Ну, так будешь отвечать народу, Ничипор Трофимович?
Прихожий только переступил с ноги на ногу. Сзади вырвался голос какой-то женщины:
— Так вот он кот, что за сливками повадился! Вот где он гроши на выпивку находит!
И тут как будто всех прорвало. Одни кричали:
— Чего на него смотреть? Всыпать как следует да выгнать из колхоза!
Другие перебивали их:
— Мало ему этого будет! Под суд надо отдать!
— На телегу да прямо в Старобин к прокурору!
Прибежала жена Прихожего. Одета наспех, простоволосая. Лицо заплаканное, вся трясется, стала народ просить:
— Ой, люди добрые, да с кем греха не случается? Чего уж так накинулись, будто он брал один! Ай у других рыльце не в пушку? Вы бы хоть детишек пожалели. Двое их, на кого останутся?
— А мужик твой наших детишек жалел? У каждого кружку с молоком отымал.
Прихожий стоял серый, как известка, руки, ноги у него мелко дрожали. Так люди, окончательно потерявшие совесть, не держатся. Все это я взвесил, восстановил тишину.
— Крик никогда никому не помогал, — начал я. — Давайте разберемся спокойно. Все вы сейчас всполошились. А почему?
Люди притихли.
— Вот ты кричишь, Марья Сидоровна: выгнать! — продолжал я. — Ты, Матвей Самойлович: под суд! Ты, дед Прохорыч… костылем грозишь. Что, зоотехник ваш дом обокрал? Имущество у кого унес?
— Так он же тащит наше… колхозное! — вырвался из толпы голос.
— Вот, вот! — подхватил я. — В этом вся и штука.
Он тащит наше. Что такое колхоз? Большая семья. И если пропадает что в хозяйстве, то страдают все. Правильно тут кто-то сказал: «У каждого ребенка Прихожий вырывал кружку молока из рук». Вот что значат хищения в нашей артели. Сливки ль снимают, сноп ли волокут с поля, яблоки прихватывают из сада — обкрадывают всех. Вот поэтому-то ко всем рукастым, кто за чужим добром тянется, мы должны быть беспощадны. Согласны со мной?Ответили мне громко, но вразнобой:
— Согласны! Правильно!
Вижу, некоторые глаза прячут.
— Хорошо, что все мы одного мнения, — продолжаю. — Теперь все поняли, что такое колхозное добро? Общее оно, наше. А правильно ли мы к нему относимся? Нельзя не согласиться с женой Прихожего: «Один он, что ли, брал? И у других рыльце в пушку!» С болью мы должны признать: зоотехник не одинок в низких поступках. Его-то мы поймали, но есть такие, кто не пойман. Да ведь у народа тысяча глаз, не скроешься. Пусть этот позорный случай послужит великим уроком. Сами видите, товарищи колхозники, что значит вор в своем доме. Как же можно спокойно работать, если все время приходится приглядывать за соседом? Очень хорошо, что вы это почувствовали…
Так что же решим с Прихожим?
Люди примолкли, задумались. Кое-кто из передних рядов потихоньку отодвинулся назад, словно бы прячась за других: как у нас говорили, перешел в обоз. А были такие, что и совсем не выдержали, ушли со двора.
— Думаю, — продолжал я, — к прокурору отвезти его мы всегда успеем. Может, на первый раз не спешить? Посмотрим, какие выводы сделает.
Народ как будто бы вздохнул одной грудью. Никто не возразил. Прихожий поднял голову. Люди смотрели на него, ждали.
— Слово даю, если хоть грамм возьму колхозного… Самосудом тогда бейте. Вот при всех зарекаюсь!
Голос у него был хриплый, челюсть тряслась.
— Так-то лучше, — тихонько сказала доярка.
— Поверим Прихожему? — спросил я собравшихся. — Считаю, можно на первый раз поверить. Пусть хорошей работой искупит вину перед колхозниками. Но если повторится… отправим в Старобин и еще и это дело вспомним. Имейте в виду: так поступим со всяким вором. Больше уж не помилуем. И еще предупреждаю насчет бесхозяйственного отношения к инструменту. Порча, разбазаривание инструмента тоже своего рода воровство.
Колхозники стали расходиться на работу.
Тот случай Прихожий запомнил надолго. Он совсем бросил пить, семья его повеселела, а жена приходила даже благодарить правление.
9
Все тянут за одну веревку. — Итоги года. — Новое назначение. — Главное богатство человека — голова да руки. — Каким должен быть руководитель. — Секретарь райкома Воронченко.
Бывает так: совсем еще хорошая машина, скажем та же молотилка, а работает плохо. В чем дело? Износилась? Что-нибудь разладилось? Барабан, к примеру, вышел из строя? Нет. Просто надо все как следует почистить, отрегулировать, смазать. И опять молотилка заработает нормально, с ровным стуком, без перебоев. Слушаешь — сердце радуется.