Верещагин (Кончерто гроссо)
Шрифт:
Я уже не понимала, сколько зарабатываю: прежние деньги летели в тартарары. Прав был Профессор: еще месяц-другой, и зубная щетка будет стоить столько, сколько он принес мне тогда. Это воспоминание уже не причиняло мне такой острой боли, спасибо осени. Почему именно ей, я опять-таки не знала, но надо же было придумать себе какое-то объяснение.
Аллея заканчивалась, дальше надо было направо, на проспект. Я не хотела здесь идти, это был наш с Профессором любимый путь, самый длинный. Такси, что ли, взять? Но машины сегодня пролетали мимо, и я опять пошла пешком. Пятнадцать минут – невелико время, авось удастся отбиться от мыслей. Но мне не удалось. Как
Я и не заметила, что уже иду по эскалатору, бегу даже, хотя торопиться сегодня мне было некуда. Неделю назад я сняла квартиру и жила теперь одна, несмотря на протесты родителей.
Меня кто-то окликнул. Я подняла голову: лицо человека, который назвал меня по имени, показалось знакомым. Он ехал вверх по соседнему эскалатору и махал мне рукой:
– Подождите меня внизу! Я сейчас к вам спущусь!
Я пожала плечами (по-прежнему не могла вспомнить, кто это), но все-таки остановилась под вывеской «Выход в город». Человек вскоре сбежал ко мне по эскалатору – тому самому, на котором только что приехала и я.
– Простите, а мы знакомы? – спросила я.
– Вы не помните меня? – он ответил вопросом на вопрос.
Говорю же, его лицо было мне знакомо, но я все никак не могла вставить его в ситуацию, которая нас свела.
– Мы виделись у Профессора пару раз, – сказал он. – Я Доктор.
– А, да, конечно.
Он был явно рад встрече, уж не знаю почему. О себе я этого сказать не могла. Не то чтобы Доктор этот был мне неприятен, я о нем вообще не думала, но всякий человек оттуда, из жизни, где был Профессор, стал бы раздражителем, с которого начиналась боль. Я не хотела помнить, не хотела вспоминать. Но и убегать было глупо – в конце концов, Доктор этот совершенно ни при чем.
Странно, что он молчал, я-то решила, что у него ко мне какое-то дело. Молчал и смотрел на меня.
– Вы хотели меня о чем-то спросить?
– Нет-нет, – он спохватился, – если честно, я просто увидел вас на эскалаторе, и лицо у вас… такое было лицо, что я решил вас окликнуть.
– Какое лицо?
– Белое. У вас было совершенно белое лицо, ни кровинки.
– Так вы решили мне помощь предложить? Как врач? Это у вас профессиональное?
Он засмеялся.
– Ну, может и так. Рефлекс.
Смеялся он хорошо. Так доктора хорошим настроением обнадеживают больного, подумала я.
– Нет, правда, если я чем-то могу помочь, если у вас что-то случилось… – начал он.
Я прервала его:
– Спасибо, Доктор, но у меня всё в порядке. Просто устала, еду с работы.
– Я так и понял.
Потом взглянул на меня, как будто колебался.
– А я к Профессору заходил, с месяц назад. Точнее, меня вызывали.
– А. И как он? – я старалась говорить без всякого выражения, даже излишне без выражения.
– Вы, наверное, знаете, ему было очень плохо. Я предлагал ему больницу, боялся, что инфаркт, но обошлось. Да он бы и не поехал, он
терпеть не может больниц… и докторов, – он улыбнулся.– Выходит, вы исключение?
– Ну да, выходит, так.
Мы помолчали.
– Доктор, спасибо, что рассказали. Но за это время много всего случилось, я в семейство Профессора больше не вхожу. Я ушла от его брата. Родственные отношения мы поддерживать не можем. Такая история.
По его лицу прошла какая-то сложная волна, со множеством оттенков, но разбираться в них мне было сейчас не под силу и недосуг.
– Вот оно что, – сказал он, – вот оно что. Так, может, и к лучшему, а?
Я смотрела на себя со стороны и удивлялась: почему я до сих пор стою здесь и продолжаю этот никчемный разговор с едва знакомым человеком? Только потому, что мы виделись в доме Профессора? Нас толкали, люди спускались, поднимались, мы мешали и тем, и другим.
– Хотите, провожу вас, куда скажете? – вдруг спросил Доктор.
– Это в порядке помощи умирающей?
– Почему умирающей? – удивился он.
– Ну, вас же бледность моя остановила, – напомнила я.
Он засмеялся.
– Не язвите. Хотя вы действительно очень выделялись среди всех там, на эскалаторе. Знаете, – сказал он уже серьезно, – у вас было просто отчаянное лицо. Я не мог проехать мимо.
Это нужно было заканчивать.
– Хорошо, Доктор, спасибо вам еще раз. И мне пора, правда!
Он все быстро понимал, этот Доктор.
– Ну ладно, поеду, у меня здесь больной, на этой станции.
Он опять поколебался:
– Хотите, я что-нибудь передам от вас Профессору? Мне кажется, он был бы рад, он ведь вам симпатизировал.
– А вы откуда знаете?
– Мне так показалось. Так передать что-нибудь?
– Нет. – Я подумала и повторила: – Нет. Не нужно.
– Он потрясающий, – сказал Доктор. – Талантище, настоящий. Кто-то говорит – гений.
– Я знаю.
Я протянула ему руку на прощание.
– Последнее, – сказал Доктор, – давайте-ка я оставлю вам свой телефон. Дам рабочий и домашний, квартиру я снимаю, бываю там только ночью, да и то когда не дежурю, так что звоните лучше на работу.
– Доктор, – сказала я твердо, – не думаю, что это потребуется.
– Никогда не можешь знать, что потребуется, а что нет, – Доктор уже писал в толстом блокноте свои телефоны. – Вдруг со здоровьем непорядок, не дай бог. Или вообще непорядок, и вам не к кому будет обратиться. Вот, возьмите. И запомните: вам достаточно просто позвонить.
Он вырвал листок из блокнота и протянул мне.
– Просто позвонить, – повторил он.
– Спасибо.
– Это вам спасибо.
За что? – хотела я спросить, но он уже ехал наверх по эскалатору. Я была уверена, что телефоны Доктора мне не понадобятся, хотела даже выбросить листок в урну здесь же, рядом с эскалатором, но потом подумала и положила его в карман.
Сентябрь прошел незаметно, недаром я так ждала его. Ничего вроде и не произошло – и все неуловимо изменилось. Профессор по-прежнему не звонил (и неудивительно, я же сама ему и запретила), а я по-прежнему ждала, что он позвонит, наплевав на мои слова. Но ожидание уже не было тяжелым и мучительным, оно стало легким, прозрачным, как воздух осени, который я успевала глотнуть лишь изредка, по дороге на работу и обратно. И где-то там, над моей головой, над пожелтевшими деревьями, над башней телецентра ожидание это сливалось с уверенностью, такой же прозрачной и легкой, что мы обязательно свидимся. Да-да, обязательно, когда-нибудь.