Веревка из песка
Шрифт:
– Все. Сраный новатор – автор под аристократической фамилией Растопчин, Захар, который старается бежать впереди прогресса, наши маразматические знаменитости, играющие эту графоманскую шелуху на полном серьезе. – Дима хлебнул еще разок, чтобы завершить тираду. – И я в белых подштанниках на пьедестале.
– Дай хлебнуть, – попросил продавец.
– Ты на работе, – строго напомнил Дима, но бутылку отдал. Продавец сделал глоток, вогнал его поглубже и сказал:
– Чего ты возбухаешь? Третьекурсник, и уже роль на настоящей сцене.
– Роль у Ксюшки, – возразил
– И у тебя роль, за которую платят бабки. Ты на сцене, а мы с Натальей, через ночь, вот тут. Нас-то мастер не взял.
– Утешаешь, Лexa? А не ты ли вчера, меня благословляя, стишок прочитал? «Стоит статуя под ветра свист, а вместо… лавровый лист». Я мускулант, Арнольд, бивень, который благодаря черному поясу в карате только и может, что в пантомиме корячиться. А я настоящим актером быть хочу.
Наташа отобрала бутылку у Алексея и тоже хлебнула из горла. От ее неумения водочка погуляла в ней сверху вниз, вызывая неподдельные, не актерские, слезы. Но Наталья героически преодолела трудности и произнесла:
– Ты будешь настоящим актером, Дима. Все только начинается.
Не по правилам, конечно, – тост после того, как выпито, – но трогательно, и Дима растрогался. В умиленной расслабухе вернул себе бутылку и причастился в третий раз. За его спиной спросили:
– Можно бутылочку «Балтики»?
Сильно отвлеклись и увлеклись «Смирновской», потому и не заметили, что у прилавка уже стоял славный парень в кожаной куртке на многих молниях.
– А почему нет? Можно, и еще как! – виновато засуетилась Наташа.
Она вынула из холодильного шкафа пивную бутылку и прошла к кассе. Парень проследовал за ней с купюрой в руке. Наташа пробила чек и открыла ящик, чтобы дать мелочь на сдачу.
Парень резко толкнул Наталью в плечо – ее бросило к стене – и со знанием дела протянул руку к отделению ящика, в котором хранились крупные.
Именно этого и не хватало Диме для полной разрядки. Объявилась точка приложения для выплеска скопившейся в нем тихой ярости. Два беззвучных молниеносных шага и подсечка. Кожаный уже лежал на кафельном полу, а сотенные, которые порхнули из его руки при падении, еще парили в воздухе.
Навалившись на парня, Дима положил его на живот и синхронно обеими руками завел его руки вверх за спину. От резкой боли парень вскрикнул, потерся щекой о кафель и отрешился. Шок. На мгновение. И тут же воскрес. Прикрыв глаза, он попросил бешеным шепотом:
– Милицию вызывай! Милицию скорей зови!
Дима моргал в тупом недоумении. Потом заорал:
– Лexa, Наталья, к метро! Там мент!
Дуя на ходу в переливчатый свисток, Алексей выскочил из магазина.
Наталья, по-куриному кудахтая, замешкалась.
– Димка, а ты как тут один?
– Мы вдвоем! – взревел Дима. – А ну, быстро! Лexa к метро, а ты к менту у сберкассы!
Заполошная Наталья в дверях столкнулась с приличным господином, который интеллигентно осведомился:
– Чем я могу вам помочь?
Неизвестный доброхот был франтом: верблюжье пальто, касторовая шляпа, дымчатые драгоценные очки. Такому можно доверять.
– Не
мне – Димке! – прокричала она и умчалась.Доброхот присел рядом с Димой. Поверженный грабитель, вывернув глаз, увидел франта и вдруг завопил:
– Нет! Нет!
Франт успокоительно положил ладонь на шею парня и вдруг воскликнул:
– Смотрите, смотрите! Там второй!
Дима резко обернулся к двери, но за стеклянной стеной никого не было.
– Нету никого, – сказал он растерянно.
Франт уже поднялся с колен.
– Был, был! Ну, я его сейчас догоню!
Франт пробежал через зал, вырвался на улицу и запрыгнул на пассажирское место черного джипа. Джип тотчас рванул.
Парень находился в обморочном безразличии. Дима поднял руку парня. Она была бессильно-податливой. Уронив руку, Дима спросил встревоженно:
– Ты что, чувак?
Чувак не отвечал. Дима поспешно перекатил его с живота на спину. Парень смотрел в потолок мертво застывшими глазами.
Деловой милиционер, который хозяином объявился в торговом зале, перво-наперво приказал, увидев валявшиеся на полу сотенные:
– Деньги подберите, – строго так приказал. Наблюдая за тем, как Наталья заполошно подбирает бумажки, спросил наконец: – Где преступник?
Стоя над пареньком, Дима сверху глядел в мертвые глаза.
– Преступник уже покойник, – понял он.
– Ты его убил?! – радостно спросил мент.
– Не знаю, – искренне ответил Дима.
Было веселое позднее майское утро, когда изящный и изящно одетый человек лет тридцати с малым хвостиком открыл дверь и вошел в отделение милиции.
Дежурный при виде изящного господина ретиво вскочил и рявкнул от всего сердца:
– Здравия желаю, товарищ полковник!
– Здорово, Никольцев, – откликнулся господин полковник. – Паренек, что по убийству в магазине проходит, где сейчас?
– Его почти всю ночь капитан Трофимов тряс, ну и умаялись оба. Капитан домой пошел, а он в обезьяннике отдыхает.
– Проводи, – приказал полковник и, войдя в помещение, перегороженное тремя железными решетками, удивился: – Смотри ты, пустыня!
И действительно, за решеткой, отделенные друг от друга сплошной перегородкой, находились только двое – ОН и ОНА. ОН – Дима, а ОНА – развеселая лохматая девица в короткой ладной курточке.
– Всех ночных уже распределили. Эту часа три как с дискотеки привезли, с ней еще не разобрались. И вот ваш… – дал пояснения Никольцев.
– Он пока еще ваш, а не мой, – сказал полковник и подошел к клетке, в которой сидел Дима. Спросил: – Боксер?
Дима внимательно оглядел подошедшего франта и, сделав паузу, насмешливо опроверг его предположение:
– Ошиблись, господин. Студент.
– Одно другому не мешает, – решил полковник и направился к выходу из обезьянника, но был остановлен всесокрушающей девичьей фиоритурой:
– Что же со мной не поздоровался, полковник? Не узнал, что ли?
– Надоела ты мне, Горелова, ох, как надоела! – не оборачиваясь, отшил ее полковник и вышел. Никольцев – за ним.