Верхом по Темной Тропе

В следующую секунду рядом очутилась Пеннивелл, оттащила меня к стене, и в комнате стало тихо. И вдруг тишину нарушил стон… мой стон. Затем кто-то прошептал:

— Не стреляйте! Ради бога, не стреляйте! — И мимо меня, шатаясь, пошел к двери окровавленный, умирающий человек.

Отворили окно, и дым стал рассеиваться. На полу лежали трое. Надо мной склонилась Эм:

— Ты поспел вовремя, мой мальчик, очень вовремя. Они связали Барнабаса и ранили Эла.

— Здесь Майло. Я стрелял, чтобы предупредить его.

— Майло? Тогда им пора прятаться.

Они даже не пытались меня перенести. Мне положили под голову подушку, обмыли раны и напоили бульоном. Отчасти слабость объяснялась голодом и большой потерей крови.

Из троих на полу двое были мертвыми. Один получил полный заряд из ружья, а второго двумя пулями убила Эм.

Человек, которого я ударил прикладом, был еще жив, но очень плох. Остальным так или иначе удалось выбраться, и что с ними стало, мы не знали. Однако они сбежали, а Фланнера вообще никто не видел. Он был здесь, но — калека или нет — убрался до того, как закончилась перестрелка.

Эм рассказала, что трое ждали Майло у бойниц на веранде. Кто-то из них знал, кто такой Майло, и Фланнер приказал убить его. Разбойники надеялись, взяв Эм и Барнабаса, заставить кого-нибудь из них подписать откупную на «Эмпти».

Три недели я лежал. За мной ухаживали Эм и Пеннивелл. Три недели я валялся, не в силах пошевелиться, и думал даже, что мне пришел конец. Барнабас, Майло и Эл Фулбрик ездили в город, но все люди Фланнера разбежались.

Альбани Фулбрика ранили, к тому же он получил сотрясение мозга, но этим все и кончилось, а рана в мышцах быстро зажила.

С возвращением Барнабаса и Майло дела вошли в обычную колею. Эл несколько дней отдыхал, а потом взялся за работу так, как и положено ковбою с его сноровкой. Только я лежал в постели. Дней десять вообще не понимал, где нахожусь и что со мной делается.

В присутствии Тэлонов дом стал совсем другим. Никто не осмелился бы сказать, что он для них слишком велик. Они пели, дурачились, шумели и рассказывали, что с ними произошло за те годы, что не виделись. Барнабас путешествовал по Европе, служил во французской армии и стал образованным человеком. Я слушал его непринужденный разговор и впервые в жизни позавидовал.

Когда был мальчишкой и жил в горах, до школы надо было идти или ехать несколько миль. Случалось, нас задерживала дома работа, а часто ничего не задерживало, но некому было заставить учиться. Мы, молокососы, старались пропустить занятия, как только представлялась возможность, а теперь было стыдно, что есть юнцы, которые знают гораздо больше меня и которые умеют читать и писать лучше меня.

Раньше никогда об этом не думал, но тут мне пришло в голову, что такие, как я, — а я могу работать не хуже остальных, — кончают жизнь, ничего не имея, в то время как у других всего навалом. Барнабас много учился, даже Майло прилично занимался. Я же не знаю ничего, кроме как пользоваться шестизарядником, ездить на лошади и выслеживать дичь… или людей.

Джейк Фланнер исчез. Иоганн Дакетт тоже. Их никто не видел, а все эти крутые парни, которых нанял Фланнер, быстренько распрощались с нашей округой. Салун и отель Фланнера перекупила Долорес Аррибас, а у Кона Веллингтона торговля шла полным ходом.

Однако от нечего делать я размышлял и, подумав, совсем не был уверен, что эти двое сбежали. Человек, так горящий желанием отомстить, как Фланнер, человек, который много потрудился и много вложил в это дело, не так-то просто сдается, даже когда проигрывает. Что касается Дакетта, то он, похоже, готов сделать все, что захочет Фланнер.

Пеннивелл с удовольствием хлопотала по хозяйству. Она сделала новую прическу и строила глазки всем нам троим, хотя, пожалуй, больше Тэлонам. Эм наблюдала и посмеивалась. Барнабас, казалось, относится к ней так же, как и к любому другому человеку, а Майло, я подметил, пару раз заинтересованно посмотрел на нее.

Эм съездила в город, купила материал и сшила себе обновки. Мужчины подремонтировали ранчо и выпустили скот на равнину, чтобы не пропала та трава, что еще не выгорела. Я валялся в постели, смотрел в потолок и думал о будущем. Прежде такие мысли меня не посещали, но теперь, когда появилось много времени, пока заживали раны, стал об этом размышлять, к тому же заметил, как изменилась жизнь этого большого дома и людей в нем. Между Майло и Барнабасом ощущалась сильная привязанность, хотя они были совсем не похожи и по внешности, и по характеру, а, судя по рассказам, в детстве дрались, как кошка с собакой. Все же приятно было видеть братьев вместе. Они составляли хорошую пару, и в их руках «Эмпти» стала приходить в норму.

Наверное, я лежал чуть дольше, чем следовало. Просто очень не хотелось покидать этот огромный дом, Пеннивелл, Эм и всех остальных. Моя семья распалась рано: каждый пошел своей дорогой. У нас очень сильные родственные чувства, но семью тем не менее раскидало в разные стороны. Даже Нолана, своего брата-близнеца, не видел тысячу лет.

Пришло время уезжать. И в одно прекрасное утро я выкатился из постели и надел шляпу. Кажется, в коровьих краях ковбой первым делом надевает шляпу. Я скользнул в джинсы. Ох и видок у них, хотя и Пеннивелл, и Эм старались привести их в божеский вид. Мою рубашку они заштопали. Эм пыталась дать мне рубашку кого-нибудь из сыновей, но никакая не подошла: я слишком широк в плечах и груди.

Я уже застегивал оружейный пояс, когда вошла Пеннивелл. Она кинула один только взгляд и позвала:

— Эм! Миссис Тэлон! Логан встал!

Вошла Эм Тэлон и долго смотрела на меня:

— Я так и знала — ни одного Сакетта нельзя удержать в постели надолго. Спускайся, сынок, и позавтракай. Для крови тебе нужно побольше мяса, ты ведь много ее потерял.

— Да, мэм, — сказал я и пошел.

17

Три дня я ничего не делал — только сидел на крыльце и смотрел в сторону Сиваша. На «Эмпти» все изменилось: скот пасся в прерии, куда его не выпускали с тех пор, как появился Фланнер, ранчо обновилось, а Эм впервые за долгое время покинула тревога. Она теперь спала по ночам и не волновалась. Пеннивелл тоже.

Большую часть времени братья Тэлон проводили на пастбищах, клеймя телят и выискивая по ущельям отбившихся и заблудившихся коров. Некоторые гуляли годами — с тех пор, как за «Эмпти» перестали как следует ухаживать.

А я сидел на крыльце и старался отгадать, что на уме у Джейка Фланнера с Иоганном Дакеттом. Тем не менее все чаще вспоминал Калифорнию. Скоро совсем поправлюсь и смогу уехать. Больше меня здесь ничего не держало. Парни вернулись. Теперь никому в голову не придет отнимать у Эм Тэлон ранчо, даже если с ней останется один Майло. Я пару раз наблюдал, как он расправляется со своими врагами.

За эти три дня сидения на крыльце не увидел ничего, что могло бы вызвать беспокойство. По правде говоря, я не видел ничего, кроме травы, коров и белых облаков, медленно плывущих по небу. На четвертый день встал и направился в корраль, где братья обычно объезжали лошадей. Я больше не мог сидеть на одном месте. Скоро растолстею как боров.

Я взял лассо, вытряхнул петлю и поймал своего чалого. Он немного попрыгал, но, почувствовав на шее лассо, успокоился. Я приласкал его, поговорил, угостил морковкой и набросил седло. Он чуть выгнул спину, но к тому времени мы уже подружились, поэтому он не особенно сопротивлялся. Во всяком случае, отношения выяснили: он знал, кто из нас хозяин.