Верховный Главнокомандующий

— Из прошедшей — Японской войны, не было извлечено никаких уроков! Наоборот, в некоторых отношениях, стало ещё хуже.

«Хуже» — не знаю, но лучше не стало точно! Особенно в следующем подпункте: «плохие отношения между начальниками» — у Маннергейма были какие-то тёрки с генералом Келлером и, он по нему вскользь «прошёлся». Опять же не новость: раздрай меж генералами любой армии давно известен. Конечно, в Российской армии это явление носит несколько гипертрофированный характер — как и многое другое.

Хреновато дело обстояло и, с дисциплиной:

— Приданная мне под Зазулинцей З-я бригада Туземной дивизии, просто-напросто отказалась наступать, — возмущался он, а её командир — генерал-майор Краснов Пётр Николаевич, потакал своим подчиннным!

Да, фельдмаршал: наши абреки — это тебе, не твои финны!

— Вот, как? — деланно удивляюсь, — а что же Великий князь Михаил Александрович?

Мой братец, напоминаю, номинально считался начальником «Туземной» (Дикой) дивизии — а, кто ей на самом деле руководил, я хрен его знает… Сейчас, после того как я «репрессировал» Михаила, над «Дикими» начальствует генерал от кавалерии Гусейн Хан Нахичеванский. Конечно, «стратег» с него — ещё тот! Зато хотя б, преданный и верный мне: если не врут историки и меня не подводит память, он был вторым — после Келлера, сделавший хоть какую-то попытку прийти на помощь Николаю Второму в марте семнадцатого года.

— Великий князь Михаил Александрович, осудил Краснова, — смущённо ответил боевой генерал и добавил, слегка покраснев, — из Ставки… На словах.

Я зевнул:

— Вы тоже хороши, господин генерал! Надо было выкатить пулемёты и перестрелять всю эту сволочь. Вместе с Красновым — гнида, по ходу, ещё та!

Пока будущий строитель линии своего имени на Карельском перешейке, пребывал в немалом шоке от моих слов, встал и немного прошёлся по кабинету, размышляя… Как бы не спрыгнул: «в реале», этот генерал — поняв, что дело пахнет жаренным, вышел в отставку в семнадцатом году — сославшись на какую-то болезнь, подцепленную в Маньчжурии. И, уехал в Финляндию — где мгновенно излечившись и снюхавшись с немцами, загасил красных финнов.

Да, нет!

До такого состояния, Густав Карлович ещё не дошёл. Для этого ещё полтора года российского бардака надо, Февральский переворот и, судя по всему — агитации буреющей не по дням, крупной финской буржуазии — взявшей курс на полное отделение страны от России.

Сажусь снова напротив и, взяв его руку в свою ладонь, заглядываю через глаза в самую генеральскую душу:

— Господин генерал! С оружием, амуницией и боеприпасами скоро станет лучше — сами сделаем или у союзников закупим… Подготовку нижних чинов, унтеров и офицеров этой зимой наладим — этим сам генерал Келлер обещал мне заняться…

«Плохие отношения между начальниками» — дело поправимое, если разрешить каждому из них самому набирать себе команду и, самому же — за каждого в ней отвечать…

Сделал паузу, чтоб до собеседника дошли мои слова и, потом:

— Но, все эти меры не дадут видимого результата, если мы не наведём порядка в ближайших тылах армии: своими глазами видел, а не с чьих-то слов говорю — там творится сущая анархия! Каждая воинская часть считает своим долго всё разворовать и разрушить в том месте, где она стоит — а там, хоть трава не расти. Сплошное мародерство и воровство, а следом является дезертирство, бродяжничество и распущенность в тылу!

— Воистину так, Ваше Величество, — горячо со мной соглашается, — с объявлением войны дисциплина в армии была фактически отменена — повторилось то же самое, что обращало моё внимание ещё в японскую войну. За десять прошедшей с той поры лет, в воспитании в армии дисциплины не было принято никаких действенных мер… Никто даже и, не подумал об организации тыла с этой стороны — которая, казалось бы, так проста для понимания даже штатского человека! С таким тылом мы проиграем войну, Ваше Императорское Величество!

Так, так, так… Ощущение, как на рыбалке — когда начинает клевать: поглубже заглоти, поглубже…

Здесь, я услышал от Маннергейма то, что хотел услышать. Он соскочил с кресла и довольно-таки эмоционально заявил:

— С ТАКИМ ТЫЛОМ, ВОЕВАТЬ НЕЛЬЗЯ!!!

— А Вы, считаете, — спрашиваю вкрадчиво, — что мы должны непременно выиграть эту войну?

— Конечно, Ваше Императорское Величество! — отрицающее мотает головой, — вспомните проигранную Японскую войну, Государь. Вспомните, какие после неё были революционные потрясения. А, если мы вновь потерпим поражение — я, даже боюсь себе представить, какие несчастья обрушаться на Россию!

Ну, теперь ты мой, Густав Карлович! А финны, нехай подыщут себе другого кандидата в фельдмаршалы.

«Подсекаю»: хватаю его руку, трясу её, левой рукой обнимаю опешившего Маннергейма и горячо говорю — взгляд в взгляд:

— Я знал, господин генерал, что в вашем лице я найду самого преданного мне, Престолу и Отечеству приверженца! Готового выполнить любой приказ Императора и Верховного Главнокомандующего, каким бы трудным он не оказался…

До генерала начинает что-то доходить — он раскрывает было рот, но уже поздно: я уже «подсёк»! Беру со стола заранее заготовленные документы, вписываю в них его фамилию и звание и торжественно вручаю:

— Поздравляю! Теперь, Вы по чину — генерал-лейтенант и заведующий новым родом войск — Императорской полевой жандармерией.

Вижу, несостоявшегося героя финского народа, чуть Кондратий не хватил… Вот так всегда: всё понимаем — но грязную работу, пусть делают за нас другие! Чуть ли не насильно, усаживаю его обратно в кресло:

— Ещё раз поздравляю, господин генерал-лейтенант!

Когда Маннергейм чуть-чуть пришёл в себя, он начал было, прижав руку к сердцу и пытаясь встать:

— Ваше Имп…

— Да, знаю! — не давая ему закончить фразу, резко обрываю, — среди наших господ офицеров, отношение к жандармам отвратительное! Им, даже подать руку считается бесчестным. Вот потому-то, я выбрал Вас — а, не кого другого.

Действительно: одно дело человек сам — по свободному выбору идёт в жандармы, после какого «бесчестного» поступка, например, или в погоне за чинами или высоким жалованием. А другое дело — его приказом самого Верховного Главнокомандующего назначают… Почувствуйте разницу, как говорится!

Это во-первых, а во-вторых: сама личность Маннергейма — сам его внешний вид, как бы говорил, что он и бесчестие — понятия несовместные. Ну, недаром же он «в реале» такой широко известной исторической личностью стал — которого, даже враги уважали. Сам Сталин в его сторону неровно дышал — это говорит о многом!

— Вы же в свою очередь, можете назначить себе в подчинённые любого офицера Императорской Гвардии или Армии… По согласованию со мной, конечно. Отказ будет считаться воинским преступлением — сродни дезертирству и караться по всей строгости военного времени: скоро специальный приказ Верховного Главнокомандующего выйдет.