Верховный Правитель планеты Грязь

Иногда Царь брал ее под контроль полностью, безоговорочно и безвозвратно. Тогда она как бы уходила на периферию, даже не совсем чувствуя собственные конечности. Но Он мог и по-другому. Сейчас он занимает ее сознание, щекочет отделы мозга, отвечающие за похоть, возбуждает, но кое-что делать будет она. Получается симбиоз, где остроту ощущений получат оба. То же самое и с Денисом. Царь в них обоих, но они одновременно и сами по себе. Это губы Дины и ее язык жадно облизали налитую кровью головку, это ее горло приняло его член полностью, что яички уперлись в подбородок, а лобковые волосы защекотали в носу. Дина сосала, а ладони Дениса крепко обхватили ее щеки, насаживая раз за разом, но Царь был и тут, и там. Он наслаждался от того, как член парня неестественно выгибается, скользя по ее горлу, он грелся огнем, которым пылало влагалище девушки от того, что ее пальцы теребили клитор, но одновременно с этим Царь сосал сам, сопутственно мастурбируя. Больше того, прямо в этот момент таких дин и денисов несколько. Одни приносят ему радость секса, другие вкушают изысканные блюда из человечины, третьи убивают, четвертые насилуют, пятые читают книги, шестые глядят сериальчики. Он везде и всюду, но тут, конечно, его больше. Потому что и он, и она не просто две куколки, которых, словно маленький ребенок, заставляет играть во взрослые "дочки-матери" Царь. Она — восхитительное ментальное вместилище, а он — самец, созданный практически полностью для одного только секса и наслаждения им.

По маленькому кабинету пошел специфический мускусный запах — оба источают его, наполняя пространство похотью. Он кончил ей в рот, но ни на секунду не остановился. Люди так не могут, а альвы могли совокупляться непрерывно годами. Полуальв поставил ее на колени и вошел сзади. Дина обернулась, любуясь идеальным телом любовника. Ей вспомнилось, как жестко он насиловал ее тогда, когда она была под его любовным гипнозом. Он познавал, каково это, когда тобой управляют без твоей воли. С ее голой спины на него глядела великолепная татуировка — летящий дракон. Его крылья спускались на рыхловатый, но изрядно похудевший живот девушки, но начинались на спине, хвост бежал по левой ноге, а шея и морда на ее шее. Затылок покрыт легким пушком волос — Дина постриглась наголо. Виден затылок чешуйчатой твари, а, когда она повернулась, чтобы вожделенно оглядеть его, с виска взглянул красный драконий глаз. Лицо девушки обрамляют зубы-иглы, но больше всего пугает, что всё это движется. Драконья татуировка едва-едва, но плывет по телу Дины. Она и сама, прилично похудев, начала двигаться резче и стремительней.

Его шомпол бился в ней, нервные окончания заливали гипофиз удовольствием. У обоих любовников совершенно одинаковые выражения лица, будто родственники. Она стоит раком, он долбит ее. Она повернулась, глядит, как переливается мышцами его торс, как играют они на его бедрах, икрах. От каждого удара по ягодицам проходит волна, он несколько раз шлепнул ее по заду, оставив отпечаток пятерни. Член то и дело меняет отверстия, с легкостью раздвигая тугую плоть. Он протянул ладонь к ее лицу, губы тут же обхватили указательный палец и принялись обсасывать. И на всё это глядит Он. И управляет.

Чувств у Царя Царей гораздо больше, потому что он не только глядит на них глазами друг друга. В комнате есть мухи, есть мельчайшие клещи, что живут на человеческом теле, есть микробы и микроорганизмы. Все они разными взглядами наблюдают совокупление, разными носами чуют, разными языками пробует. Человек — венец сознания, венец чувств. Никто не может сравниться с ним в этом, но есть чувства, которые и ему недоступны. Комар видит углекислый газ, пиявка тепло тела, а клоп может отличить кровь больного человека от здорового. Всем этим совокупным снопом чувств Царь Царей наслаждался сексом. Наслаждался так, как никто другой не мог, кроме него. Царь долбил Дину до неприличия длинным членом Дениса и наслаждался ее беспомощностью, податливостью и превосходством над ней. Царь ощущал, как сперма спускается в нее, казалось, семя зарождается не в яичках, а где-то в середине живота и стекает к ее влагалищу по тончайшим капиллярам. И он с похотливой радостью вытащил член оттуда и всадил в задний проход, продолжив движенье. Ладони легли на большие сиськи, помяли, ухватились за соски, с тех уже выступили капельки молока. Пальцы провели по животу, достигли вагины, там встретились с ее пальцами, что постоянно стимулировали клитор. Грубо оттолкнув ладонь девушки, Денис-Царь сам начал теребить клитор. Вторая ладонь отправилась к ее шее, обхватила, горячий воздух ходит туда-сюда по горлу. Сразу четыре пальца заползли в открытый рот, источающий громкие стоны, нащупали мягкий и влажный язык, провели по нёбу, достигли язычка и снова сжали горло, когда Дина закашлялась. Пальцы провели по мордашке, другая рука отчаянно трет маленький бугорок плоти рядом с влагалищем, ставший твердым и горячим. Длины ее вагины не хватает для его члена, он упирается, войдя лишь на две трети. Зато глубины кишечника хватает вполне. Его дубина скрывается в анусе до основания, а ладонь с силой нажимает на живот девушки. Ему кажется, он, сквозь ее внутренние органы, нащупывает свой член — толстую раскаленную палку тверже железного жезла! Пальцы левой обдает теплой жидкостью — это она кончила. Он не останавливается, смотрит, что там у него на ладони. Нечто вроде смеси мочи и молока, только густое. Он отправляет ладонь к ее рту, той не надо объяснять, всё облизала. Вторая рука на ее шее, чувствует, как глотает! Царь и Денис так заведены, что нельзя не спустить! Но для этого ее рот подойдет лучше. Он подскакивает к ней, буквально засаживая головку в ее рот. Несколько фикций рукой и снова ощущение, что сперма зародилась где-то в животе в районе пупка. И оттуда стекает, а где-то в середине члена семя подхватывает мощный насос, нагнетает давление и брызжет. Спермы так много, что несколько струек выплескивается и стекает по лицу. Она начинает гладить его тело. Послушная и готовая к продолжению, рыхловатая, татуированная сучка. Ее сиськи, белая мягкая кожа, пухловатые ляжки и ровные руки без следа мышц невероятно возбуждают беспомощностью. А как заводят ореховые глаза, которые смотрят, словно глаза лани. Маленький носик, застывший в кривой усмешке рот с подтеком спермы в уголке губ! Они, два неуемных самца Царь и Денис, готовы трахать это бесконечно долго! Только покрутили пальцами, чтобы девица раболепно повернулась задом и даже булочки сама расправила, показывая дышащую попку. Ну как туда не засадить? Как не взять ее всю и насладиться полным отсутствием ответственности, утонуть в кипящем болоте похоти?!

Она тоже кончила многократно, и это тоже был Он. Царь чувствовал, как в нём двигается кусок раскаленной плоти такой толщины, что между болью и экстазом буквально нет расстояния. Эта "полицейская дубинка" желанна, заводит, ее хочется, будто некогда из Дины вытащили как раз ее — очень важный кусок, и вот его вернули. Вернули, а потом вытащили. И опять вернули. В этом возвращении ее предназначение, ее судьба. Его крепкие ладони рыщут по телу, стремясь пощупать, ущипнуть, попытаться забрать ее, вдолбить в себя. Волосы на его ногах щекотали ее ноги и ягодицы, он навалился на нее всем весом и долбит, долбит, долбит. Но долбит он себя же. Вот такие ощущения не испытает ни человек, ни телепат, вообще никто. Только тот, кто может не просто подчинить себе другого, но слиться с ним в симбиозе, зажить от его силы, но и кормить при этом. Это был секс, это был онанизм, это было высшей степенью проявления похоти, потому что делалось только и исключительно для их общего наслаждения. Царь был Денисом — красивейшим алфа-самцом, который берет самку. Царь был Диной — голодной до секса девицей, которая готова ощутить его член в любом месте своего тела, лишь бы доставить обоим удовлетворение. Это в заднем проходе Царя Царей сейчас совершает поступательно-возвратные движения огромный болт, это в его, Царя, влагалище несколько секунд назад взорвался оргазм, это Он закричал от него и сквиртанул, обливая пальцы Дениса, массировавшие ее клитор, чем-то вроде женской спермы. Это Царь покорно облизал эти пальцы, ощущая приятную солоноватость на языке. И сразу за этим не менее вожделенно Царь принял малиновую головку члена в рот. Он ни слова не сказал, когда костяшки пальцев Дениса больно били по губам и носу, надрачивая пульсирующий хер. Он наслаждался, ощущая языком, как головку закрывает крайняя плоть и снова она открылась — гладкая и мягкая, не как сам ствол, будто налитый свинцом. А потом рот заполнился сладкой спермой полуальва. Это горло Царя Царей жадно проглотило всю сперму, а ладони, дрожа, гладили живот парня. Ласкали его бедра, ягодицы, колени, стопы. И, конечно, величайшее вожделение — искривленный кверху, покрытый венами тридцатисантиметровый х*й и два здоровенных яичка, размером с гусиные яйца. И так же безропотно именно Царь подставил задницу, чтобы Денис всунул туда снова.

И одновременно Он всего лишь кукловод, который дергает за ниточки нервов, заставляя людей совокупляться, чтобы слегка разбавить рутину бесконечно долгой жизни. У них такой тройничок.

Это продолжалось почти шесть часов. Он кончал, но тут же менял позу и продолжал долбить. Закончили они только потому, что половые органы натерлись друг о друга почти до крови, но потом еще долго валялись на полу, гладя себя и партнера, целуя его, облизывая. А когда Царь закончил играться с ними и покинул полуживые тела, они прямо так уснули — она, лежа на нём. Он дышал ровно, его грудь медленно убаюкала девушку. Она глядела в его испуганные глаза и ловила последние капли кайфа. В отличие от него, которого Царь покинул легко и просто, в ней он еще чуть-чуть, но оставался. Будто свитером за ветку зацепился. И она чувствовала его могущество за собой. И понимала, что может сейчас, как тот блондин, избить Дениса до полусмерти или приказать трахать ее дальше. Это ощущение превосходства было так непривычно, что добавляло этому долгому сексу дополнительную перчинку. Целую горсть перца.

Она поудобней устроилась на нём. Ладонь в последний раз спустилась к члену. У полуальва он никогда не становился полностью мягким, как у человека, огромная конская колбаса полутверда, маленькие пальчики девушки не смогли обхватить ее, но стоячий член вдвое больше. Одарив его саркастической улыбкой, она закрыла глаза и уснула прямо так — с его членом в руке. А с ее виска на Дениса насмешливо глядел красный драконий глаз татуировки. Под этим грозным взглядом уснул и он. Девушка во сне сжимала член и улыбалась. Ее мечты некоторым образом сбылись — теперь Денис ее. И уже она будет делать с ним всё, что вздумается. А вздумается ей много чего.

Они так устали, что уснули еще до заката, но никто, конечно, не сказал им слова поперек. С небес на них искоса смотрел Царь Царей, лениво раздумывающий, что принесло ему сейчас удовольствия больше — его член или ее вагина? Или слаще всего ощущение превосходства над этими мелкими бактериями — людьми? Но и он оставил любовников так далеко, как мог себе позволить.

То ли потому, что неравная система Дины порядком простимулировалась, то ли в том повинен этот странный сексуальный симбиоз с Царем Царей, то ли любовное поле полуальва причина, а, может, просто время достаточно прошло, но это произошло сейчас. То, о чём предупреждал Эрв. Дина вспомнила свою смерть. Во сне.

Это было совсем не больно. Острое лезвие перерезало запястье быстро и жадно. Она взглянула наверх. Небо не совсем чистое, звезды то тут, то там прикрыты облачками, а посреди всего этого она. Луна. В левой ладони она все еще держит телефон Эрва. Но вот рука слабеет, пальцы разжимаются и тот летит вниз. Последняя надежда на что-то лучшее в этой жизни. Она перевела взгляд на бритву. Та разрезала плоть почти до кости, но боли по-прежнему нет. Как и крови. Волосы зашевелились на голове девушки — кровь впитывалась в лезвие! Бритва натурально пила ее кровь! Причем так быстро, что вторая ладонь уже побледнела от малокровия.

— Ой! — взвизгнула девушка и отпустила бритву. Та еще какую-то секунду держалась в воздухе, но потом всё же полетела вслед за телефоном. Чертово колесо заскрежетало, отправляя девушку в поездку к земле. Наконец, алая струя потекла по руке, несколько капель упали на дно кабины. Но было их немного.

Кабина покатилась вниз, но Луна отчего-то зависла прямо напротив. А ведь несколько минут назад висела вроде сбоку. Дина ехала к ней и понимала, что умирает. Уже не могла пошевелиться, уже потянуло в сон и только тут до нее вдруг дошло — какая же это была ошибка! Нельзя, ни при каких обстоятельствах нельзя самолично заканчивать жизнь! Это великий дар Всевышнего нам — распоряжаться своей судьбой и своей жизнью. Свобода, которая не дана ни одному зверю, ни одной птице, ни одной бактерии — свобода прекратить свое существование, только потому, что не хочется жить. А кому, спрашивается, хочется жить? Медведю хочется спать полгода, а потом скитаться по лесу в поисках хоть какой-то весенней еды? Рыбе, которой надо проплыть тысячи километров, чтобы отложить икру? Гусю, который пролетает такие же расстояния? Нет. Никому не надо, и животные были бы людьми, если б им пришло в голову, что можно просто убить себя. Но им не приходит. Тут Дина поняла один из первейших законов Вселенной, который даже был дарован людям через пророка Моисея. "Не убей" — гласила одна из заповедей. Но все эти законы были либо оболганы, либо исковерканы. И девушка теперь даже знала, кем. "Не убей себя" — так было записано на самом деле.

Мир тускнел, шестерни Чертова колеса нещадно скрежетали где-то внизу, жизнь уходила. Да, какая же это была ошибка! Как это понятно на грани между жизнью и смертью. Дина подошла к этой грани и благополучно переступила.

Колесо остановилось, мороз больше не щекочет щеки, под шубой не потеет толстое тело. Но отчаянья в мыслях только прибавилось. Небо посерело, облака надвинулись низко-низко, скрывая Луну. Некоторые страшные понимания пришли на ум. Отныне она вечно будет видеть этот пейзаж. Она не пойдет дальше, как это бывает с другими усопшими. Она как бы застрянет. Самоубийство — это прямое отступление от Замысла. Кто бы ни построил эту Вселенную, базой он заложил жизнь. Ты можешь прожить ее праведно или неправедно, с верой или без веры, плотно или бесплодно, но одного ты делать не имеешь права — отказаться от жизни. Вернее, выбор-то у тебя всегда есть, но всегда есть цена. Вечность застрять в былом — вот цена тому, кто убил себя.