Верховод

– Это лесникова, - объяснил Федька, а Генька обернулся презрительно:

– Что? Коровы никогда не видали?

Пахло сырой травой, сверкало солнце на толстых листьях, вякал колокольчик.

– Грып!
– удовлетворенно сказал вдруг Генька, сорвал розовую сыроежку, разломил и бросил.
– Червивая!.. Вали дальше! Сейчас они пойдут!

Брошенный гриб поднял Миша, к нему подскочили девочки и смотрели на первую в их жизни сыроежку во все глаза: каждой хотелось разломить ее и разглядеть червяков.

– Откуда они, червяки?
– спросила Таня Мишу.

– А я знаю?

– отозвался сурово Миша.

И Генька кричал спереди:

– Вы итить так иди, когда вас взяли!

Вот и лес... Тот лес - настоящий, который видели только издали, который издали - синий... Наконец, лес, и дубы нельзя обхватить руками, и вверху только кое-где кусочками, клочочками небо, и так высоко оно, что больно шее.

Здесь девочки уже боялись отставать, здесь они держались как можно ближе к Геньке, который то и дело говорил однообразно, но зато чрезвычайно деловито:

– Грып!.. А вон еще грып!

Каждый гриб он разламывал тут же и червивые бросал и даже на Алешу, наиболее нехозяйственного из всех, действовал заразительно.

Толстые рыжие масленки выпячивали желто-зеленые рыхлые животы; хорошенькие сыроежки в розовых платочках выглядывали из-под палых листьев; аспидные свинухи со впадиной на спинке сами просились в руки, но Генька с Федькой искали только груздей, которые были хитрее и глубже закапывались в лесной сор.

Алеша, и Миша, и девочки пытались и сами разглядеть где-нибудь груздевый бугор, но мешало все что-то. То необыкновенно пестрая птица пролетит низко мимо, сядет на дуб и застучит носом.

– Какая это? Вон, эта!

– Дятел, - отзовется Генька презрительно.

Или еще заворкует, как голубь, над головою какая-то с пушистым хохлом, сизая с голубизною, большая, совсем чрезвычайная.

– А эта?

– Горлинка, - скажет Федька.

Но Генька вступит начальственно:

– Ан вовсе не горлинка, а витютень!

– Тю-тю-тя, - пытаются повторить девочки, и им смешно.

Но разноцветные глаза Геньки строги и тонкие губы надменны.

– Вы зачем сюда шли? За грыбами?.. Вот и занимайся грыбами, а то домой нечего будет несть.

Раздавил Федька груздёвую семью: как-то нечаянно наступил обеими ногами и раздавил, а Генька это заметил.

– Эх, чертушко!.. Вот уж чертушко растет!
– и толкнул он Федьку.

– Чего дерешься?
– уставился тот.

– Еще хочешь? На!
– ударил его Генька в плечо.

Федька поплевал на руки и сжал кулаки, однако Генька напал на него так стремительно, что сразу сшиб его с ног.

Федька сидел на земле и глядел на него с недоумением больше, чем с обидой, а Генька, отходя, говорил:

– Еще захочешь - еще получишь!

И тощие вихры его торчали, как петуший гребень.

Уже часа три прошло, как вышли из дому ребятишки, и уж проголодались младшие и потихоньку отламывали и жевали хлеб, но мало все-таки болталось нечервивых грибов в их корзинках, а Генька набил уже почти полную кошелку груздями.

И уж устали девочки, и Алеша с Мишей уже поглядывали кругом, нет ли где ручья, чтобы сесть и вволю напиться горстью, а Генька все вел их куда-то дальше, туда, где уж не видно было ни витютней, ни дятлов.

В лесу стало темнее вдруг.

– Что это? Затмение солнца?
– пропел Алеша.

– Туча нашла, - ответил Федька.

– Ого! Туча!
– крикнул Миша.

И тут же на него Генька свирепо:

– Чего кричишь? Тут тебе дом, что ли?.. Тут лес!

– До-ождь!
– пропел Алеша.

Действительно, несколько капель дождя упало.

– Этот пройдет сейчас, - объяснил Генька и приказал: - Расходись туда, ищи!.. Вози ногами!

Но стало еще темнее, потом дождь посыпался тяжелый и шумный, как град. Залопотали листья вверху и кругом, сверкнуло вдруг, и тут же гром ударил.

Ребятишки переглянулись испуганно и поглядели на Геньку.

Но тот прикрикнул:

– Чего стали?.. Я сказал - сейчас пройдет, значит, пройдет.

– Намокнем!
– испугалась Таня.

– От такого дождя намокнешь?.. Иди знай! Теперь не зима: высохнешь!

Гром еще догрохатывал, а Генька - волосы ершом и в разных глазах презрение и к дождю и к грому - двинулся, ногой разгребая сухолист; ребята за ним.

Только Таня шепнула Рае:

– Я боюсь... а ты?

Но Рая ответила:

– А дождь уж не капает.

И Федька впереди:

– Дождь и вовсе на город подался.

А Алеша наткнулся на стройный подорешник и радостно вскрикнул: "Грып!" - совсем как Генька.

Ребята вышли на полянку: направо и налево по большому дубу, посредине трава, но только вышли, зачастил вдруг снова дождь.

– На-мо-чит!
– басом предположила Таня.

– Ого! Вот он! Дождь!
– крикнул Миша и, вывернув голову, посмотрел на всех с большим любопытством. (Он любил дождь и вообще всякую воду.)

– Бежим под дуб!
– крикнул Федька и вдруг ударился со всех ног к правому дубу.

За ним тут же Алеша, за Алешей обе девочки, а Миша смотрел, как прикованный, на Геньку преданными черными глазами.

– Куда?.. Куда бежите?..
– кричал Генька, сам бросаясь к левому дубу.

Миша бежал за ним самозабвенно, следя за его пятками.

Когда он добежал до дуба, синяя рубашка его почернела от дождя, а между лопаток текло холодное.

– А они там!
– сказал он чрезвычайно удивленно и показал Геньке рукой на Федьку и остальных, уже сидевших под своим дубом.

Но Генька сам это видел. Генька крикнул туда командным своим голосом:

– Беги сюда!

– Дожжь!
– через поляну отозвался Федька и стал смотреть вверх, ища глазами, где ветки гуще.

– Ну, подожди, черт!
– показал брату кулак Генька и снова крикнул: Тебе говорят, беги сюда!

– Не побе-жим!
– отозвался Федька за себя и за всех своих.

Миша видел, что Генька серчал. Не дождь тревожил Геньку, не гром, который опять зарокотал, - зло было на Федьку, да и на всех около него: как это побежали они, не дождавшись, куда побежит он... Миша это видел и смотрел на Геньку вывернутым лицом очень преданно, а о тех четырех - и о сестре своей - сказал возмущенно: