Верите ли Вы в призраков? (сборник)
Шрифт:
Рим — вечный город. Город, который заставляет тебя забыть о том, в каком времени ты находишься, о своих текущих проблемах, и посмотреть в глаза Вечности. Мы ехали на неделю. На понедельник и вторник планировались официальные мероприятия, а в остальные дни мы были предоставлены сами себе.
На календаре — август. Ужасно жарко — около сорока. Хорошо, что я взяла с собой то лёгкое белое платье, в котором танцевала в прошлое лето на свадьбе нашей дочери.
Наконец-то, фотографии были готовы, и Александр принялся неторопливо рассматривать их. Почти на всех снимках фигурировала
«Странно, вроде, платье не свадебное…» — размышлял Александр. Он всегда пытался читать по фотографиям истории неизвестных ему лиц.
Наш отель находился почти в центре — у замка Ангела. Все выходные мы бродили по городу. Я упивалась Римом, и только предчувствие чего-то необратимого, необъяснимо откуда вкравшееся в мою душу ещё перед самым отъездом, печалило меня. Именно поэтому мне не хотелось фотографироваться вместе с ним вдвоём — кто-то когда-то сказал, что совместные фотографии — к разлуке, и я в это верила.
Последние месяцы, а вернее, почти весь последний год наши разговоры сводились к судьбе компании. Я знаю, да и все знали, что он сделал всё возможное. Он очень переживал и, постоянно размышляя вслух, заново проигрывал цепочку событий, пытаясь представить, что было бы, если бы он поступил в тот или иной момент как-то иначе, но финал всегда вырисовывался один и тот же — компания была обречена. Наверное, есть нечто Свыше, что определяет наш Путь и события на Пути. И даже, если ты очень стараешься чего-то избежать, определённые Свыше ситуации избежать невозможно. Я всячески пыталась объяснить ему, что жизнь продолжится в любом случае, просто один из её этапов должен закончиться, но он как будто не слышал меня.
На следующих снимках — много людей в деловых костюмах. Один из них — ожиревший лысый мужчина, с маленькими глазками и большим красным носом, и, судя по всему, пьющий, — почему-то вызвал у фотографа ассоциацию с поросёнком.
«Она заключала здесь контракт по работе?.. Скорее всего, очень важный… Наверное, многомиллионный… Поэтому-то она и счастлива…» — подумал Александр.
Через двадцать минут Маурицио должен был забрать нас из отеля.
Представитель российского акционера, господин Хрючкин, прилетевший в Рим накануне, завтракал в старом спортивном костюме за дальним столиком у окна. Алёша подошёл к нему поздороваться и вернулся мрачнее тучи:
— Собрание Акционеров — под угрозой срыва.
— Почему? — удивлённо спросила я.
— Хрючкин меня не узнал. Он, видимо, всю ночь пил.
Хрючкин не пил уже лет пять. Правда, до этого он являлся важной персоной в райкоме и пил, видимо, много. Недавно же у него начались проблемы с новым начальством — Хрючкин пребывал уже в предпенсионном возрасте, и его могли вот-вот снять с должности.
Мы вернулись в номер, переоделись в деловые костюмы и спустились в холл. Маурицио ещё не появился, но к нам тут же подбежал взволнованный молодой человек с ресепшн:
– Ваш третий из делегации сейчас спускался по лестнице из ресторана и упал, пролетев семь ступенек, разбил цветочную вазу и проломил головой стену Я вызвал ему «скорую», думаю, он пьян, но он не понимает ни по-английски, ни по-итальянски. Сейчас он в номере. Вы не поможете мне с ним поговорить?
Я тяжело вздохнула. Хрючкин обязан не только присутствовать на Собрании Акционеров, но и зачитывать несколько пунктов протокола, голосовать и расписываться под результатами голосования. Без его подписи и личного присутствия Собрание Акционеров могло быть опротестовано.
Приехала «скорая». Алёша попросил их подождать внизу и поднялся в номер к Хрючкину. В этот момент появился Маурицио. Через несколько минут Алёша вернулся и сообщил, что Хрючкин заперся в ванной, откуда выкрикнул, что с ним всё в порядке, и он скоро спустится.
Мы сидели как на иголках. Открылась дверь лифта, и из него вывалился Хрючкин, правда, уже в дорогом костюме, но с болтающимся галстуком и не застёгнутыми брюками. Он остановился у стены, глупо улыбаясь и практически падая. Алёша подхватил его и потащил к выходу, где на ресепшн Хрючкин подписал какую-то бумагу об отказе от медицинской помощи. Мы впихнули Хрючкина в машину. Он плохо шевелил языком и почти ничего не соображал.
Через час, подъехав к офису в пригородах Рима, мы вытащили Хрючкина из машины. Он всё так же глупо улыбался и качался на ветру. Алёша предусмотрительно не выпускал Хрючкина из рук. Мы с трудом провели его через охрану, которая требовала наши паспорта — Хрючкин так и не смог отыскать в своём портфеле паспорт. Потом мы усадили его в кабинете, и, когда все собрались, объявили Собрание Акционеров открытым.
Хрючкин вызвался заранее расписаться на всех бумагах, которые обычно подписываются после заседания, и всё было хорошо, пока он молчал. Но вот мы дошли до пункта, с которого должен солировать он. Хрючкин открыл рот и с самоупоением заговорил… полностью противоположное тексту протокола. Я оцепенела и посмотрела на Алёшу, который, видимо, в этот момент уже расслабился, отчитав свой годовой отчёт, и не слышал бред Хрючкина.
Я пнула Алёшу под столом ногой и шёпотом объяснила ситуацию. Итальянцы занервничали. Алёша подсунул Хрючкину свою копию протокола, ткнув ручкой в нужную строку. Хрючкин нацепил очки и принялся читать. Я облегчённо вздохнула.
После закрытия Собрания Акционеров Хрючкин попросился в отель, но от ужина в ресторане, к нашему сожалению, не отказался. Мы договорились встретиться в холле в восемь вечера.
У нас оставалась пара часов свободного времени, и мы с мужем встретились с нашим старым знакомым итальянцем Марко, который уже много лет жил в России, но в тот момент находился в Риме. Помню, мы дошли до фонтана Треви, как Алёше кто-то позвонил, и он отошёл в сторону. Марко решил заполнить возникшую паузу:
— Где будете отдыхать в этом году? Хотите, приезжайте ко мне на виллу. Она вся — в вашем распоряжении.
Я вдруг задумалась: обычно мы обсуждали вопрос отдыха чуть ли не за полгода, а сейчас…
— Спасибо, — произнесла я. — Знаешь, мы даже ещё не думали о том, что будем делать после возвращения домой. Как будто… не хочу произносить этого вслух, но… есть такое понятие «закрытого будущего». И у меня нехорошее чувство — не вижу ничего дальше… Начинаю думать про «завтра», и передо мной — пустота.