Вермудский четырехугольник, или Возвращение Редькина
Шрифт:
Припев вместе с солистом подхватывала вся толпа:
О бэби боби бала балаО йокса мокса ша ба да.Подняв вверх руки, непутяки тряслись, вращали головами, притоптывали ногами, и брюки их из фольги глухо звенели.
С полчаса Редькин
Долго бродил Редькин, надеясь обнаружить воздушный шар, но «Искателя» нигде не было.
«Куда же они его упрятали?» — с тоской думал Редькин. — «Ведь не иголка».
Коля хотел было взобраться на ближайшую гору, состоящую из шлака, чтобы с ее вершины увидеть «Искатель», но непутяк жестом показал, что пора возвращаться. Коля попробовал объяснить ему, что он ищет шар, и для наглядности изобразил руками круг.
— Хы! — сказал конвоир. — Тупта!
Спорить с ним было бесполезно, и они повернули назад.
Тараканыч нервно бегал вокруг своей цистерны, волнуясь, не исчез ли Редькин. Увидев Колю, он побежал навстречу.
— Ну, Николя, заставил ты меня поволноваться! — закричал чародей. — Как тебе здешний пейзаж?
— Места живописные, — ответил Коля. — Только чересчур грязновато…
Чародей расхохотался.
— А мы грязи не боимся! Мы с детства уши не мыли!
Редькин рассказал ему о песне, которую пели непутяки, повторил на память все шесть строчек и попросил объяснить хотя бы смысл песни, краткое содержание.
Тараканыч насупился.
— Надоел ты мне, пионер, со своими вопросами, — сердито произнес он. — Все тебе смысл подавай… как, что и почему… А песня у непутяков без смысла. Понял? Одни звуки, свободная стихия, так сказать… Пусть ребята поют, как им вздумается!
Редькин догадался, почему недоволен чародей.
— Текст песни ваш? — спросил он, улыбаясь.
— Ну, мой… — не сразу ответил Тараканыч. — Музыка тоже.
— По-моему, это большая творческая удача, — похвалил Редькин.
Эту фразу часто повторяла одна из маминых знакомых, глядя на мамины скульптуры.
Маг был польщен и тронут.
— Да, — сказал он задумчиво. — Если бы я не был злым волшебником, я бы точно стал композитором. Распирает меня изнутри разными звуками. Веришь?
— Верю, — согласился Коля. — Трудно вам придется среди непутяков, они вас не поймут…
— Где им понять… — Тараканыч вздохнул. — Они ведь только шесть слов и знают. Когда восхищаются или удивляются, орут «Нущяк!». Забава по-ихнему «булдеж». Третье слово — «тупта», то есть в переводе — «ерунда». «Гыц» это значит «разбегайся». Ха-мизонцев называют хлипаками. «Удача» у них — «прухец». А все остальное им заменяет «Хы!». А у меня в запасе три тыщи слов, так что поболтать тут, кроме Шаши, не с кем… Вот я ему речь накатал, так ведь не поймут ни черта! Даже обидно…
— Зачем же король выступает перед ними? — удивился Коля.
— Он на них криком действует. Шаша большой артист! — с уважением произнес Тараканыч. — На что уж я спокойный, и то возбуждаюсь, когда он выступает. Да ты сегодня сам услышишь!
Вечером, когда солнце закатилось за Мусорные горы, площадь перед Дворцом заполнили тысячи непутяков.
Они молча стояли в ожидании Шаши Бесподобного. Наступили сумерки, и Редькин вдруг увидел, что глаза непутяков засветились бледно-зеленым неоновым светом. Зрелище было удивительное: словно тысячи странных масок явились на площадь, чтобы вершить грозный обряд. По спине у Редькина побежали мурашки.Наконец на крыше Дворца появилась фигура Шаши Бесподобного.
— Нущяк! — взорвалась тишина от дружного рева.
Король поднял руку. Рев разом оборвался.
— Непутяки! — завопил король. — Мы дети технического прогресса! Мы родились из промышленных отходов! Нам принадлежит будущее! Чем грязнее воздух, тем легче нам дышится! Нас много, но скоро нас будет еще больше! Нам уже тесно в Мусорных горах, мы нуждаемся в новых территориях. Хлипаки задыхаются! Они обречены! Они должны подохнуть!
На Шашу Бесподобного было страшно смотреть. Он искрился, клочья пены летели из его рта, кулаки молотили по воздуху. Казалось, он вот-вот взорвется.
— Мы поможем хлипакам подохнуть! Хватит заниматься мелкими набегами! Будем действовать решительно и безжалостно! Я поведу вас к победе! Планета принадлежит нам!! Смерть хлипакам!!!
Последние слова он уже визжал, катаясь по крыше.
— Нущяк! — отозвалась площадь многотысячным ревом, и долго металось эхо в глухих закоулках Мусорных гор.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой едва не совершается преступление
На следующий день Тараканыч долго совещался с королем, вернулся возбужденный и, хлопнув Редькина по плечу, объявил:
— Хватит, Николя, валять дурака! Этой ночью совершим злодеяние. Мы тут с химичеством подумали и решили для начала опустошить Храм Цветка.
— Как?! — не выдержал Коля. — Похитить тюльпан? Но это же единственное растение, оставшееся у ха-мизонцев!
— Потому его и надо ликвидировать, — сказал маг, потирая руки. Он поглядел на Редькина и нахмурился. — А ты, мон шер, мне что-то не нравишься… Может, тебе с нами не по пути?
— По пути… — Коля вздохнул. — Просто очень неожиданно…
— Настоящее зло — всегда неожиданно, — важно изрек чародей. — Слушай мой план. Летим мы с тобой на воздушном шаре. Ночью повиснем над Храмом. Я спускаюсь на крышу, ты остаешься в кабине. Дальше пустяки: ключ у меня есть, проникаю в святилище, срываю лютик — и назад. Да, чуть не забыл: возьмем с собой непутяка, чтоб присматривал за тобой. Ты уж не обижайся…
— Понимаю. — Коля невесело усмехнулся. — Доверяй, но проверяй…
— Умница, — похвалил Тараканыч. — А сейчас отдыхай. Ночью спать не придется!
— Лучше я погуляю, — сказал Редькин. — Надо побыть одному.
— Имеешь право, — согласился чародей и, свистнув непутяка, приказал ему сопровождать Колю.
В отчаянии брел Редькин куда глядят глаза. Позади топал «телохранитель».
«Что же теперь делать?» — спрашивал себя Коля и не находил ответа. Можно было, конечно, отказаться от полета, навлечь на себя гнев короля… Погибнуть от рук непутяков — какая, жалкая участь… Да и что это изменит? Рано или поздно они смогут управлять шаром…