Верная Рука
Шрифт:
— Олд Файрхэнд?
— Не раз с ним тягался!
— Олд Шурхэнд?
— И этому меня не провести.
— Олд Шеттерхэнд?
— Бывал в его компании и не нашел, чему у него можно было бы поучиться. Это все люди, у которых самое главное — в их имени. К примеру, Олд Шеттерхэнд в моем присутствии совершал такие промашки, которых я от него и ожидать не мог; это человек большой физической силы, но и только!
С этими словами он встал и направился к моему столу. Он был неплохим рассказчиком, и я не без интереса слушал его, хотя и думал при этом о своем. Видимо, эти мысли отражались
— Насколько я понял из вашего разговора с матушкой Тик, вы — голландец, сэр?
Слово «голландец» на Диком Западе употребляется по отношению к немцам как ругательство, тем не менее я ответил ему абсолютно хладнокровно:
— Не голландец, а — немец, сэр.
— Это одно и то же. Я говорю «голландец», значит — голландец. У вас было такое недоверчивое выражение лица, когда я рассказывал. Почему?
— Вас интересует мое лицо?
— Нисколько. У вас вообще не то лицо, на которое я в иных обстоятельствах обратил бы свое внимание. Но сейчас — другое дело; оно выглядело так, словно вы мне не верите. Или я ошибаюсь?
— А вам так уж важно знать, чему я верю, а чему — нет?
— Что за глупый вопрос! Речь идет о вашем лице, и я должен знать, что все это означает. Или вы боитесь в этом признаться?
— Боюсь? С какой стати?
— Ну так выкладывайте, что вы там себе думаете!
В зале воцарилась тишина. Все присутствующие затаили дыхание в ожидании развязки. Я ответил с улыбкой:
— У меня нет ни малейших причин скрывать, что в вашем рассказе присутствует один явный анахронизм.
— Анахронизм, говорите? А это еще что такое? Потрудитесь изъясняться так, чтобы вас можно было понять!
— Хорошо, чтобы вам было понятно! С какого времени начали говорить о керосине в нынешнем смысле этого слова?
— Откуда мне знать!
— Так я вам скажу: с 1859 года. А когда в Соединенных Штатах были открыты первые нефтяные месторождения?
— На это вам лучше самому ответить!
— Двумя годами раньше, то есть в 1857-м. Далее вы говорите о нефтяной скважине по ту сторону плато, где побывал Линкольн вскоре после того, как стал адвокатом. Так когда же он им стал?
— Отстаньте от меня с вашими глупыми вопросами!
— Они не так уж глупы, как вам кажется, и имеют прямое отношение к тому, что я вам сейчас скажу. Линкольн начал свою юридическую деятельность в 1836 году в Спрингфилде, то есть на двадцать лет раньше, чем было обнаружено первое значительное месторождение. Как все это увязывается с вашим рассказом, сэр?
— Увязывается или нет — мне это безразлично!
— В таком случае, будьте добры, отнеситесь столь же безразлично и к моему лицу!
— Вы хотите сказать, что не верите рассказу о нефтяном пожаре? — спросил он угрожающим тоном.
— О, по этому поводу у меня нет ни малейших сомнений, не считая места события и действующих лиц.
— Как это?
— Олд Шеттерхэнду пришлось однажды присутствовать при подобном пожаре — в окрестностях Нью-Бенанго. Только нефтяного короля звали не Уилмерс, а Форстер.
— Это меня не касается и ничего не меняет в истории моей жизни. Нефтяные пожары
случаются часто.— Чьи обстоятельства имеют такое чудовищное сходство? Хм! Вообще-то, я очень хорошо знаком с колорадцем Тимом Кронером.
— Дьявол! Уж не хотите ли вы сказать, что меня зовут не Тим Кронер?
— Я вовсе не исключаю того, что два разных человека могут носить одинаковые имена. Однако настоящий «человек из Колорадо» — это именно тот, которого я знаю.
— В таком случае, мое имя носит еще какой-то ловкий парень! И если кто-то другой, кроме меня, сказал вам, что он — Тим Кронер, значит, он лгун и мошенник. И зарубите это себе на носу, иначе я заткну вам рот вот этим клинком!
Он выхватил из-за пояса охотничий нож. В то же мгновение я направил на него свой револьвер и ответил:
— Заткнитесь, если успеете! Пули имеют обыкновение быть проворнее ножей!
Он помолчал несколько секунд, опустил нож и сказал презрительным тоном:
— Тиму Кронеру нет нужды обращать внимание на ваши гримасы. Можете корчить рожи, сколько хотите — я ничего не имею против и остаюсь тем, кто я есть!
Он сунул нож за пояс и вернулся на свое место. Наблюдавшие за этой сценой, видимо, не ожидали такого мирного исхода стычки, однако не стали выражать словами своего разочарования. Я, конечно, мог бы порадовать обитателей пансиона и более зрелищным финалом, но, по правде сказать, не испытывал ни малейшего желания разыгрывать перед ними спектакль в стиле раннеров и прочего сброда. Пусть думают, что я испугался этого «человека из Колорадо»!
Усевшись на свое прежнее место, рассказчик обвел взглядом всех сидящих за столом и спросил:
— Может, вы, господа, тоже сомневаетесь, что я и есть настоящий Тим Кронер?
Они отрицательно покачали головой, а один джентльмен, который до сих пор сидел молча, ответил:
— У нас нет никаких оснований сомневаться в этом. Впрочем, я хочу сделать одно небольшое дополнение к вашему рассказу — уж не знаю, понравится оно вам или нет,
— Какое же?
— Вы не сможете застрелить Канада-Билла.
— Почему?
— Потому что он мертв.
— Мертв? Проклятье!
— Да, мертв.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно.
— И где же он умер?
— В миссии Санта-Лусия близ Сакраменто.
— От чего? Уж, конечно, не от болезни? Такой смерти этот мерзавец не заслужил.
— Нет, так дешево ему не удалось отделаться. Своей смертью он обязан одному человеку, чье имя здесь упоминалось чуть раньше.
— Как его зовут?
— Олд Шеттерхэнд.
— Что? Олд Шеттерхэнд покончил с ним?
— Да.
— Как это было, сэр?
— Это интересная, в высшей степени интересная история, которую, вообще говоря, мне стоило бы опубликовать. Я ведь литератор, господа: говорю это тем из вас, кто этого еще не знает.
— Так расскажите же, расскажите! — закричали гости.
— Хм! Согласитесь, джентльмены, не слишком-то разумно со стороны писателя рассказывать устно то, о чем он собирался поведать через прессу.
Он явно набивал себе цену, желая, чтобы его просили еще и еще; и когда самолюбие его было, наконец, удовлетворено, произнес: