Верни мне крылья, любимая

Путаясь в одеяле, Дьяр шагнул в сторону избранницы, и та испуганно вскинула ладонь, чтобы его остановить.

— Нет.

— Тебе нужно время, чтобы привыкнуть ко мне? — Он вдруг понял, что до безумия, до жуткого зуда в пальцах желает ее коснуться. Своей любимой. Своей единственной.

— Нет, то есть… — Арабелла опустила руку, ибо Дьяр больше не пытался к ней приблизиться.

Снова робкий девичий взгляд скользнул по выпуклым грудным мышцам, по кубикам пресса, по возбуждению, которое не могла скрыть плотная ткань.

В паху отчаянно ныло, горело, пульсировало. Дьяр чувствовал, как мелко сокращаются мышцы внизу живота.

— Чего ты от меня ждешь? — спросил он у Арабеллы. — Что мне сделать?

— Ляг, — девушка судорожно сглотнула. — Ляг на кровать.

Ее взгляд метнулся к разбуренной постели, которая своими размерами словно намекала: это королевское ложе используют не для сна. Белые простыни были туго натянуты на матрас, высокие подушки — хорошо взбиты, плотное покрывало — сдернуто с кровати и обмотано вокруг бедер Дьяра.

Взглянув на это поле для любовных утех, Арабелла заломила руки и нервно щелкнула суставами пальцев.

Из соседних спален, слева и справа, доносились стоны. Протяжные, сладострастные. В основном женские, но иногда — наигранные мужские.

Арабелла притворялась, что не замечает их — пошлые звуки, для которых картонные стены не преграда.

Дьяр, наоборот, прислушивался и думал: «Это то, зачем мы сюда пришли. То, что нас ждет, когда любимая наберется храбрости».

Охваченный трепетом предвкушения, он обогнул кровать. На резных столбиках у изножья хлопали крыльями мерцающие, рожденные магией мотыльки. Их длинные усики-антенны слегка подрагивали и были направлены в сторону Дьяра.

На матрас он опустился с дальнего от избранницы края, и постельные пружины скрипнули под его весом, заставив Арабеллу вздрогнуть. Она сама была как взведенная пружина, как натянутая до предела струна: того и гляди порвется.

— Я сделал то, что ты хотела. Что дальше? — Дьяр устроился на кровати. Ноги вытянул, спиной оперся на изголовье, руки сцепил в замок и сложил на животе.

Арабелла наблюдала за ним в неловком молчании. Стоны наполняли комнату. Время от времени из-за стены доносились отдельные слова и фразы, но Дьяр не пытался их разобрать. На любимую он не смотрел — не хотел смущать своим жадным взглядом.

Стыд никуда не исчез, но поблек на фоне животной похоти: та разгоралась стремительнее лесного пожара. Дьяр чувствовал, как намокает ткань одеяла, прижатая к паху. Чувствовал болезненные спазмы внизу живота. Запах Арабеллы, чистый, тонкий, забивал ноздри, и мошонка тяжелела, подтягиваясь под член, а соски твердели и сладким покалыванием реагировали на прохладный воздух.

Так и проявляется истинность? Ты становишься зависимым. Ощущаешь себя грязным псом, готовым тереться о ноги хозяйки в мольбе о ласке.

— Я впервые в такой ситуации, — призналась Арабелла, и краем глаза Дьяр заметил, как она комкает ткань юбки.

— Просто скажи, что мне делать, — прохрипел он и облизал губы. Безумно хотелось нырнуть ладонью под одеяло и стиснуть себя между ног — там, где пульсировал живой огонь.

Каждое утро в течение последних ста лет Дьяр ласкал свое тело, представляя, что это пальцы истинной играют с его возбужденной плотью, что это ее рот или лоно сжимают член. Не верилось, что грезы вот-вот воплотятся в реальность.

— Мне сложно объяснить, зачем я тебя купила, — прошептала Арабелла на грани слышимости.

— Понимаю, — кивнул Дьяр, сходя с ума от желания и одновременно испытывая гадливость к своему оскверненному телу. — Первый раз — это всегда очень волнующе. Особенно для девушки. Обещаю, что не сделаю больно. У меня есть опыт. Меня учили доставлять женщинам удовольствие.

Он имел в виду опыт с жрицами Афлокситы в храме богини любви на своем родном острове, но потом с досадой понял, что его слова, скорее всего, истолковали неверно. Проклятие! Теперь истинная решит, что он не просто шлюха, а шлюха на все готовая и довольно потасканная.

— Ты сказал, что неделю здесь. — И снова эта унизительная жалость во взгляде.

Прекрасные глаза Арабеллы до краев наполнились сочувствием. В них можно было отчетливо прочитать ее мысли: «Всего неделю в доме терпимости, а тебя уже успели всему обучить и надрессировать?»

«Нет, нет, — хотел возразить Дьяр. — Я только с тобой такой. Доступный и согласный выполнять любые прихоти. Другие не дождутся от меня даже поцелуя. Знаешь, сколько времени я провел в комнате боли из-за своей несговорчивости?»

Он открыл было рот, чтобы оправдаться, но, вместо этого, стиснул кулаки и сухо сказал:

— Тебе будет хорошо со мной. Для первого раза я — лучший вариант.

Пусть хотя бы невинность она потеряет с ним. Пусть он станет ее первым мужчиной, раз замуж она, скорее всего, выйдет за другого. За какого-нибудь статусного богача, чинного аристократа, знатного лорда. Нарожает ему детей, отдаст свою красоту и молодость. А Дьяр продолжит гнить в борделе, ублажая развратных старух, и все, что у него останется, — воспоминания об этой ночи.

— Я пришла сюда не ради удовольствия, — покачала головой Арабелла, и Дьяр уставился на нее с недоверием. — И не чтобы… — она взмахнула рукой в попытке подобрать слова. — Мне нельзя. Нельзя до брака. Я — волшебница.

Дьяр нахмурился.

Если у человеческих девушек принято хранить себя до свадьбы, то, что Арабелла забыла в борделе?

— Ты не понимаешь, верно? — Замешательство собеседника словно предало Арабелле смелости. По крайней мере, она перестала так ужасно смущаться. — Ты ведь из расы драконо-людей? Эти полоски чешуи на твоем лице…

— Драконов, — мягко поправил Дьяр. На обеих щеках у него действительно серебрились две тонкие симметричные полоски чешуи. Они подчеркивали скулы, визуально делали лицо более худым и выразительным. — Мы не считаем себя людьми.

— Извини. Вы всегда жили очень закрыто. Мы почти ничего о вас не знаем.

Она осторожно опустилась на краешек постели, явно радуясь возможности отвлечь себя от неловкой ситуации разговором.

— У вас по-другому? Ваши девушки не берегут себя для мужа?