Верни мои крылья

Такая моя…

Сука, мне просто не хватает слов, чтобы описать, как сильно я люблю эту женщину.

Медленно открываю глаза и смотрю на нее затуманенным взглядом. Одинокая слеза катится по ее щеке, срывается и падает вниз… падает и забирает с собой боль и страхи, что мучили мою девочку все это время. На ее лице расцветает счастливая улыбка, а щеки покрываются румянцем, заставляя меня улыбаться вместе с ней.

Ослабив хватку, нежно поглаживаю бедра и, немного приподняв, отдаю бразды правления ей. Сейчас ей это необходимо, я остро чувствую. У меня будет завтра и послезавтра, и вся жизнь впереди, чтобы доказать ей свою любовь.

Не спуская с меня пронзительно-счастливо взгляда, Лисенок медленно начинает двигаться вверх-вниз, немного осмелев, берет мою руку и кладет на свою грудь, как бы напоминая, как она любит. А то я не помню… Другой рукой касаюсь поясницы и, слегка надавив, притягиваю ее к себе, сам приподнимаюсь к ней навстречу и целую грудь, прикусывая и посасывая соски. Ее дыхание сбивается. Она приподнимается и опускается снова и снова, начинает двигаться вперед, назад, постепенно увеличивая темп. Скольжу рукой по спине, пальцами считаю позвонки и смотрю на нее. Такую красивую и сильную, сидящую на мне и находящуюся на грани удовольствия. Наши громкие стоны разносятся в полумраке комнаты, создавая атмосферу чувственной любви и необъятной нежности.

Лисенок выгибается в спине, увеличивая этим давление и позволяя почувствовать ее под другим углом. Рычу от поглощающего удовольствия, пытаюсь ухватиться хоть за что-то, чтобы продлить эти сладостные ощущения. С каждым разом ее движения становятся быстрее, резче. Она опирается руками о мои колени, вздрогнув, резко сажусь и обхватываю ее бедра, помогаю двигаться быстрее, сильнее.

Еще быстрее, еще сильнее… но слишком быстро понимаю, что мне этого мало.

Резко переворачиваю ее на спину, не выходя и не оставляя одну ни на секунду. Мы не сбавляем темп, а только увеличиваем его, все сильнее проникая в друг друга. И телом. И душой. Все сильнее и глубже, без слов доказывая свою безграничную любовь. Любовь, которую мы смогли пронести через годы долгой разлуки, через глубокую печаль и ноющую боль.

Победный сладостный стон разносится по комнате, на лицах появляются счастливые улыбки, а в глазах неугасающий блеск. Наши потные тела, слитые воедино, расслабленно падают на кровать близко друг к другу, обжигая теплом.

— Спасибо, родная моя, — довольно улыбаясь, зарываюсь лицом в изгиб ее шеи и вдыхаю запах кожи после офигительного секса, наполненного безграничной любвью. — Я безумно сильно тебя люблю. Всегда любил и буду.

— И я тебя, мой муж. — Услышав ее слова, произнесенные ласковым голосом, я улыбаюсь, как самый настоящий дурачок. Она знает, моя девочка знает, что мы до сих пор женаты.

Что может быть лучше всего для человека, который почти совершил роковой поступок, покинув страну, где живет любовь всей его жизни? Правильно. Вовремя одуматься.

Я поднимаюсь на локтях и смотрю в ее глаза, полные удовлетворения и неизмеримого счастья. В глаза, где отражается наше настоящее и ни грамма прошлого.

— Спасибо, что вернула мои крылья, — шепчу еле слышно и наклоняюсь к ней, чтобы украсть еще один поцелуй, прежде чем она уснет.

— Наши крылья, любимый. — Я слышу тихий обжигающий шепот, чувствую горячее дыхание почти у самых губ и снова улыбаюсь. Целую ее нежно и коротко. Потому что замечаю, что она уже засыпает сладким сном младенца. Моя девочка. Она всегда после бурного секса быстро проваливалась в дремоту, и, кажется, ничего не изменилось.

Сна не было совсем, мне снова вспомнилось сегодняшнее утро, сегодняшний рейс…

Глава 23

Марк

Десятью часами ранее…

За восемь часов нахождения в кокпите при шуме двигателей и постоянной связи мы порядком устали. Кто бы что ни говорил, но работа пилота хоть и романтичная, но довольно изнурительная. Находясь на высоте одиннадцати тысяч метров, я сверяюсь с приборами и довольно расплываюсь в улыбке. Осталось сделать последний рывок — и здравствуй, выходной день, который я планирую провести с любимой женой.

Да, кстати, надо бы ей сказать об этом, что ли.

Подлетая к аэропорту Шереметьево, наконец-то делаем запрос на посадку. Впереди стандартный круг над аэропортом, если требуется в ожидании разрешения на свободную полосу, снижение скорости до необходимой, взгляд на мониторы, выпуск шасси…

— Диспетчер, приветствую, это *** Airline, рейс SU-612, — произносит в микрофон капитан. — Прошу разрешения на посадку.

— *** Airline, SU-612, посадку разрешаю. Ожидаем ваш заход.

— Посадку разрешили, — повторяю вслух и обращаюсь к капитану с едва заметной улыбкой. — Надо замедлиться.

— Да, закрылки на один. — Под руководством пилота с десятилетним стажем перевожу рычаг на одно деление ниже. Выполняю стандартную процедуру, для меня это давно уже привычное действие, не вызывающее сложностей.

— Скорость сто восемьдесят, закрылки — положение один.

— Левее, сорок градусов. Закрылки — положение два, — слышу в наушниках уверенный голос капитана и снова перевожу рычаг.

— Скорость — сто шестьдесят, — озвучиваю цифры, что видны на мониторах.

— Отлично. — Капитан уверенно кладет руку на РУДы, слегка тянет вниз, замедляя силу двигателей.

Я смотрю в окно завороженным взглядом, визуально определяя положение взлетной полосы, которая вот-вот станет видна. А рядом все те же высотки, все та же дороги и всегда одна высота при заходе на посадку. И вот я уже отчетливо вижу огни взлетной полосы. Они мерцают, манят и приглашают на посадку.

— Выпускай шасси, — командным голосом произносит капитан, и я повинуюсь.

Привычным движением руки дотягиваюсь до рычага выпуска шасси, опускаю его до отказа вниз, цепким взглядом наблюдая за тем, как постепенно загораются зеленые лампы задних стоек шасси над рычагом.

— Закрылки полностью. — Голос капитана перебивает голос техники. — Триста… двести…

Мы все ближе подлетаем к полосе, видим мерцание ярких ламп все более отчетливо. Они встречают, приглашают на посадку. Но внезапный громкий сигнал на весь кокпит, как сигнал бедствия, заставляет обоих вздрогнуть и с недоверием взглянуть друг другу в глаза, с нотками страха и ничем не прикрытой паники.

— Что за нахер? — вскрикиваю, крепко упираясь рукой в темную панель, нервным взглядом пробегаю по всем приборам, выискивая пищащую проблему. Натыкаясь на мигающую красную лампу передней стойки шасси, меня пробирает холодная дрожь. Паника накрывает внезапно, окутывает плотным одеялом, сотканным из страха, и оставляет одну лишь мысль: «Как остаться в живых?»

— Шасси! — кричит капитан, рефлекторно рукой отклоняя от себя РУДы и увеличивая мощность двигателей, снова поднимая огромный самолет в небо. На второй круг. Пролетая над взлетной полосой, взглядом провожая встречающие огни, капитан выходит на связь с диспетчером и пытается перекричать жуткий звук красной кнопки.

Бл*, к такому я не был готов…

— Диспетчер, это *** Airline, SU-612, у нас проблемы с передней стойкой шасси. Посмотрите, мы уходим на второй круг.

— *** Airline, SU-612, вижу вас, — молчание в несколько секунд кажется долгими минутами ожидания. — Черт, у вас нет передней стойки, створки закрыты.