Вернись домой

– Ты правда меня готова принять? – неуверенно спросил Фарго, хоть ему и давалось каждое слово с трудом.

Слышать столько сомнения в голосе такого сильного, смелого мужчины было немного непривычно. Все же эти мужчины меня не переставали удивлять. Родись они в нашем мире, так они были бы окружены таким вниманием, что за год записываться бы в очередь пришлось.

Я лежала на нем, вся такая горячая, возбужденная, и видеть в его глазах страх, что я его не приму, не хотелось. Ведь это именно я не хотела с ним расставаться, именно я предложила полетать и тем самым фактически женила на себе. Так стоит ли теперь ломаться?

– Да, – я тихонечко шепнула ему в губы лишь одно слово, перед тем как самой накрыть их поцелуем.

Но его огненная сущность тут же показала свой нрав, и он, резко подминая меня под себя, просто разорвал на мне всю одежду. Жадно и нетерпеливо он целовал меня везде, где только успевал дотянуться, потому как тело само уже выгибалось в стремлении наполниться.

Все же драконы – это драконы, он, словно обезумевший, брал свое, при этом не переставая ласкать, доводил меня до неимоверных вершин блаженства. Я стонала, кричала, я разрывала руками простыни, но мой дракон был неумолим.

Сравнивая его со своими котиками, я отчетливо понимала, что они слишком разные, но одинаково любимые. После такого огненного сумасшествия ласки моих котиков стали именно тем, что мне сейчас было нужно. Медленное успокаивание моего тела от сотрясающего оргазма, который долго еще прошивал меня своими отголосками, они превратили в нежнейшую прелюдию, когда тело словно вновь оживает, готовое заново переродиться.

Котики вместе ласкали и брали меня, чувствуя, что именно так мне сейчас нужно, а потом – опять шквал из несдержанности дракона, а дальше – целых три смерча, кружащиеся надо мной.

Заглянувший в нашу спальню рассвет застал нас еще бодрствующими и активными. Откуда во мне взялось столько сил, я и сама не понимала, но вот тело жило своей жизнью, и я не переставала окунаться в водоворот страсти.

– Спи, любимая, – засмеялся Алан, когда, в очередной раз побывав среди звезд, я извернулась в его объятиях, чтобы поласкаться, словно мартовская кошка, о своего котика.

Он меня придвинул сильнее к своему телу, прижимая мою голову к своей груди, чтобы я перестала шевелиться.

– Может, позвать моих братьев? – усмехнулся дракон, целуя мое голое плечико, и прижался ко мне всем телом со спины, окутывая своим теплом.

– Да тут только наги смогут помочь, – совершенно обессиленный Денли лежал позади Алана в позе звезды.

– Что со мной? – мои мозги постепенно возвращались в норму, а усталость от бурной ночи начинала сказываться, наконец клоня меня в дрему.

– Все хорошо, – шепнул дракон в ушко, целуя за ним. – Просто ты очень страстная девочка, вот мироздание и послало тебе столько истинных. А может, это твоя магия в тебе бушует. В мире ничего не происходит просто так.

– Вот это я попала, – только и успела я прошептать, перед тем как уплыть в сновидения.

Глава 34

Сульгенэль Лавридани, эльф

Я шел по коридорам своего замка, чеканя высокими сапогами шаг. Уже больше недели пытался разобраться с непонятными и, скорее всего, не стоящими ничего мятежами. Все складывалось очень странно: когда я со своими эльфами приезжал в очередное поместье, там начиналось целое представление. Недовольные сложившейся жизнью мужчины отказывались платить налоги, кричали, что я не на своем месте, что род Лавридани уже давно себя изжил. Но все это было как-то неубедительно и слишком наигранно. Потому как каждый знал, что их жизни напрямую зависят от моей крови, как бы они ни желали сменить правителя.

Поговорив с подданными, успокоив их, пообещав, что все обязательно наладится и что гнев Богини обязательно минет, я получал сообщение о новом бунте. Очередные скачки от портала к порталу, от поместья к поместью.

А вот теперь Милиса Каур, брошенная невеста нагов, заявилась ко мне в замок, сообщив, что в ее поместье произошел пожар и ей больше некуда деться. Она приехала не одна, а привезла всех двадцать четырех своих мужей, из которых истинных было только шестеро. И всех своих наложников, а это, между прочим, еще более четырехсот душ. Жадная все же женщина. Но я ей не советник в этом вопросе, так что, скрипя зубами, позволил временно разместиться в дальней части замка.

Все это время она вела себя тихо и кротко, часто напрашивалась на общие ужины, при этом много говорила о том ужасном позоре, который ей устроил ее жених наг. И что она не верит, что неизвестная девица действительно является его истинной.

– Она это подстроила, – ее нежный голосок ласковым пушком проходил по изболевшейся душе.

– Как же можно такое подстроить, Милиса, разве истинность — это не дар Богини? – я в очередной раз потерял аппетит, потому как по сообщениям от своих подданных, узнал, что Мари стала истинной для драконов.

А это, как знали все, бесповоротный и проигрышный вариант. Они никогда ни с кем не делятся. Что можно противопоставить драконам? Да ничего. Объявить войну – так Богиня тогда вообще сотрет нас всех с лица этого мира.

– О мой король! – отвлекла в очередной раз меня эта женщина.

Я хоть и пользовался когда-то ее услугами, но вот последнее время вообще на нее смотреть не мог, она стала казаться совершенно другой, какой-то развязной, эгоистичной и, наверное, уже не такой красивой, какой я видел ее раньше.

– Эта выскочка, неизвестно откуда взявшаяся, наверняка знает что-то запретное, потому как это просто невозможно – прибрать к рукам всех глав оборотней и нагов.

То, что Мари теперь еще и истинная драконам, я посчитал нужным никому не сообщать: и так слишком много говорят об этой юной девочке.

Я быстро встал из-за стола, и все придворные тут же последовали моему примеру. Обычно я подольше сидел, чтобы давать возможность своим подданным нормально поесть, но не сегодня. Слишком уж сильно меня все бесило.

И вот теперь я тяжелым шагом брел по самой дальней и закрытой части дворца, где располагались сокровищницы, галереи, ценные библиотеки и многое другое, куда не дозволялось приходить никому. Я мог здесь отдыхать. Тишина никогда не давила на меня, она меня успокаивала, а я, как и много лет назад, так сильно нуждался в этом.

Рано оставшись без родителей, я, может, был бы и несчастен, но зная об их поступках, я не мог жалеть ни о чем. Потому и тосковал без семьи, без привязанностей, без каких-либо ощущений.