Верность
Шрифт:
— Чуть было не забыла обратить ваше внимание на очерк «Полководец». О Фрунзе. Не кажется ли вам название тесным, обуженным, как костюм, сшитый не по фигуре… Разве Михаил Васильевич был только полководцем? Только нашим красным Кутузовым?.. Нетушки! В нем полководческий гений удачно сочетался с удивительной способностью пропагандиста, страстного проводника и глашатая ленинских идей.
С несвойственной ей восторженностью Елена Дмитриевна заговорила об умении Фрунзе влиять на людей.
— «Влиять» не то слово, — уточнила она. — Михаил Васильевич внушал свою веру другим, вовлекал в борьбу до победы! — Стасова, чуть поразмыслив, назвала в доказательство своей правоты многих подпольщиков, полководцев, бойцов революции, оказавшихся в «силовом поле» Фрунзе.
Среди них промелькнула
— Вы имеете в виду генерал-лейтенанта Карбышева, героя? — переспросил я.
— Да-да! — подтвердила Стасова. — Влияние Фрунзе на Дмитрия Михайловича просматривается с достаточной рельефностью.
Мой давний интерес к личности Карбышева вспыхнул вновь с покоряющей силой. Невольно стал расспрашивать о нем Елену Дмитриевну. А она не отмахнулась от моих расспросов. Не сказала, как иногда бывало: «Это к делу не относится, товарищ». Я почувствовал ее заинтересованность в разговоре о Дмитрии Михайловиче.
— Известно ли вам что-нибудь, Елена Дмитриевна, о его старшем брате?
— О Владимире Михайловиче Карбышеве? — уточнила она. — Это очень интересный человек. Загляните в архивы Казанского университета и жандармского управления. Поройтесь в документах, связанных с делом Александра Ульянова и его сообщников. Там вы найдете причастного к этому делу Владимира Карбышева и его близкого друга Константина Сараханова. Они были студентами старших курсов, когда в стенах университета появился Владимир Ульянов. Интерес к нему всеобщий. Брат казненного совсем недавно, всего за несколько месяцев до начала учебного года, участника покушения на императора Александра III… А познакомиться с молодым студентом юридического факультета труда не составляло. Варились в одном котле, вращались в одной среде… Вскоре оказались и в одной тюрьме… — Елена Дмитриевна спохватилась. — Да что мне вам рассказывать? Сами пойдите, поищите. Скажу лишь, что, знакомясь с архивными материалами, разговаривая с людьми, знавшими Дмитрия Михайловича Карбышева, я поняла: старший брат сыграл в его жизни примерно ту же роль, что Александр Ульянов в жизни Владимира Ильича Ленина. Правда, достигнув духовной зрелости, Дмитрий Карбышев опередил своего брата, оказался мудрее в понимании исторического развития, судеб нашей страны. Но привел в смятение его детскую душу, заронил в нее искру свободолюбия старший брат…
— Елена Дмитриевна, — напомнил я, — вы говорили, что на Карбышева оказал большое влияние Михаил Васильевич Фрунзе…
— Об этом мне известно не из архивов. Я была секретарем Центрального Комитета партии. Ко мне стекались вести с фронтов гражданской войны. Не раз виделась, беседовала в ту пору и с Фрунзе, и с его комиссарами Сергеем Ивановичем Гусевым, Валерианом Владимировичем Куйбышевым, Бела Куном…
В подтверждение своей мысли Стасова привела интересный эпизод:
— Несколько раз хотели забрать Карбышева в аппарат Наркомата по военным и морским делам в Москву. Фрунзе не давал. А когда самого Михаила Васильевича перебросили с Восточного на Южный фронт, он добился разрешения вызвать Карбышева к себе в Харьков… Вскоре мы встретились с Фрунзе в ЦК. Беседовали о разном. Между прочим, я спросила его: «Неужели, Михаил Васильевич, вам так уж необходим Карбышев?» Он обратил свой ответ в шутку: «Понимаете, Елена Дмитриевна, наверное, мог бы и обойтись, хотя мы сдружились. Но есть одно непреодолимое и деликатное обстоятельство. Дал я Карбышеву изучать первый том «Капитала» Карла Маркса. Он ведь в царской Военно-инженерной академии в такие книги ни при какой погоде не заглядывал. Мне и захотелось по-настоящему приобщить его к марксизму. Пообещал консультировать и проверять, как он усваивает каждую главу… Дал слово — держи. А тут вдруг оказались на разных фронтах. Вот и пришлось взять его к себе. Мне-то к нему вернуться сложнее, на Украину назначен с ведома Владимира Ильича…
Шутка шуткой. А Стасовой доводы Михаила Васильевича показались достаточно серьезными.
— О влиянии Фрунзе на Карбышева мне говорил и Дзержинский, — продолжала Елена Дмитриевна. — Уж не знаю, где и когда Феликс Эдмундович познакомился с Карбышевым, но уверял меня, что назвал бы его убежденным и преданным фрунзенцем, если бы сам
Фрунзе не был ленинцем.В архиве Центрального музея Советской Армии нашелся документ, подтверждающий встречу Карбышева с Дзержинским. Это записка, написанная рукою Дмитрия Михайловича на листке блокнота, с припиской, сделанной Дзержинским.
В 1921 году Феликс Эдмундович по предложению Ленина был назначен наркомом путей сообщения. Одновременно он занимается решением топливной проблемы, налаживанием работы Донецкого угольного бассейна.
Вот почему врио (временно исполняющий обязанности) начальника инженеров всех вооруженных сил Украины и Крыма вместе с военкомом того же управления П. Комаровским, приехав из Харькова в Москву как раз по делам, связанным с Донецким угольным бассейном, поспешили в приемную Дзержинского. Дел у них невпроворот. А тут очередь, и у Феликса Эдмундовича какое-то срочное заседание.
Тогда Карбышев попросил секретаря передать наркому записку:
«Наркомпуть
тов. Дзержинскому!
По приказанию командующего войсками Украины тов. Фрунзе прибыл для доклада об арендовании военведом каменноугольных шахт в Донбассе.
Прошу указать, когда вы можете принять доклад. Начинж УВО Карбышев Военком П. Комаровский».
Феликс Эдмундович на том же листке ответил: «У меня сейчас заканчивается заседание. Обождите, пожалуйста.
Ф. Дзержинский».
Сразу же после заседания посланцы Фрунзе были приняты. Нарком убедился, что у Михаила Васильевича деловой и энергичный помощник.
Нашлось подтверждение и тому, что Фрунзе старался помочь своему другу — военному инженеру в изучении марксизма. Но об этом речь впереди…
Через неделю мы снова вели непринужденную беседу. На сей раз Елена Дмитриевна Стасова выглядела необыкновенно озабоченной.
— Такой неспокойный день, — сказала она, жестом руки предложив мне сесть.
— Если неспокойный, перенесем…
— Вы опять за свое, товарищ, — перебила она. — Приучайтесь к точности. Не откладывайте никогда на потом, что наметили на сейчас…
В разговоре Стасова коснулась военной деятельности одного из соратников Владимира Ильича — Сергея Ивановича Гусева.
— А ведь Гусев воевал на двух фронтах вместе с Карбышевым… — не удержался я от реплики, горя желанием узнать что-нибудь еще о Дмитрии Михайловиче.
Елена Дмитриевна иронически улыбнулась.
— Кстати, о Карбышеве, — это прозвучало в ее устах вроде поговорки «ни к селу, ни к городу». И все же, пытливо взглянув на меня сквозь сильные очки, она смилостивилась и ответила. — Как вы правильно изволили заметить, Сергей Иванович воевал вместе с Карбышевым на Восточном и Южном фронтах. Гусев всегда считал его очень близким к партии военным специалистом. Карбышев еще в восемнадцатом вошел в группу сочувствующих Коммунистической партии. И чем чаще Сергей Иванович наблюдал Карбышева в деле, тем больше укреплялся в своем мнении о нем. Гусев твердо верил — военный инженер, вместе с ним участвовавший в боях против Колчака и Врангеля, будет всегда с партией.
— Музей революции вы часто посещаете? — вдруг спросила Стасова. — Внимательно осматриваете стенды? Там под стеклом одной из витрин лежит небольшая зеленая тетрадка. Это единый партийный билет. Впервые его начали выдавать в ходе гражданской войны. Тот, что стал музейным экспонатом, получен в октябре 1920 года Сергеем Ивановичем Гусевым. Незадолго до перехода наших войск в общее наступление на Врангеля. И вот начался решительный штурм. В цепях атакующих находились тысячи коммунистов. У всех такие же партбилеты, как у Гусева, выданные перед боем.
В том бою на огненной переправе, на самых опасных участках, в самые критические моменты бойцы видели Фрунзе, Блюхера, Гусева, Бела Куна, Карбышева.
Дмитрий Михайлович сделал все, что в его силах, для успеха штурма. Не требовалось лучшей рекомендации в партию.
— Насколько мне известно, Карбышев вступил в партию гораздо позже. Как вы думаете, Елена Дмитриевна, почему он тогда, в годы гражданской войны, не сделал этого? — поинтересовался я.
— Дорогой товарищ, вы хорошо представляете себе обстановку того времени? А понятна ли вам психология бывшего царского офицера?