Верность
Шрифт:
– Садись, – говорил Анатолий Владимирович. – Ближе, ближе садись. Владька, не кажется ли тебе, что ты стал пропускать нижние шайбы чаще, чем следует? Давай-ка подумаем, что да как.
И вот сидим, думаем. А утром на тренировке Тарасов не преминет спросить:
– Ты новые упражнения придумал? Какие – покажи.
И попробуй я только не придумать…
…В августе 1969 года я впервые поехал с командой ЦСКА в Швецию. Команда участвовала в товарищеских матчах, а меня тренер привез в небольшой городок Вестерос, где шведы проводили учебно-тренировочный сбор своих вратарей. На сборе кроме меня было восемь лучших шведских голкиперов. Мы тренировались с утра до вечера. Я хотел доказать, что тоже не лыком шит, но, откровенно говоря, трудновато мне было тягаться со шведами. Хольмквист, к примеру, бегал в два
Теперь шведы шутят, что именно они дали мне путевку в большой спорт. Насчет путевки, конечно, преувеличивают, но некий талисман, с которым связаны мои первые успехи, я действительно из Скандинавии привез. Это была майка, подаренная Хольмквистом. Я считал ее счастливой. Майка износилась до дыр, мама устала ее зашивать, а я все никак не мог расстаться с ней. Хотя, конечно, гораздо важнее майки был тот опыт, который я позаимствовал у лучших шведских вратарей. На всю жизнь пригодились мне упражнения, привезенные в 1969 году из Швеции.
…Вернувшись в Москву, наша команда приняла участие в турнире на приз газеты «Советский спорт». Сначала я сыграл в матче с «Трактором». Вышло довольно удачно – 3:2 в нашу пользу. Следующий матч был с чемпионом страны – «Спартаком». Я был уверен, что теперь-то наверняка в ворота поставят нашего основного вратаря Колю Толстикова. Но за несколько часов до матча Тарасов объявляет: «Играть будет Третьяк». У меня колени затряслись. Ребята, заметив мое волнение, стали успокаивать, но я определенно видел, что и им тоже не по себе: мальчишка будет защищать их ворота в такой ответственной встрече…
Матч начался бурными атаками форвардов «Спартака». Однако удача в тот вечер была не на их стороне. Все шайбы летели прямо в меня. Зрители горячо аплодировали каждый раз, когда мне удавалось отразить даже легкий бросок. Они явно боялись за мальчишку, который защищал армейские ворота. Мы выиграли с преимуществом в пять шайб, и я был самым счастливым человеком на свете.
Потом снова были тяжелые тренировки и игры. Я изо всех сил старался доказать, что успех в матче со «Спартаком» не случаен, что я и в самом деле – вратарь. Доказать это было не так-то просто – многих смущал мой возраст. В мировой практике еще не было 17-летних вратарей.
Перед началом традиционного турнира на приз газеты «Известия», который собирает лучшие любительские сборные мира, А. В. Тарасов предложил тренерскому совету Федерации хоккея СССР включить меня в сборную. Его не поддержали: «Молод еще Третьяк. Разве можно на такого мальчишку надеяться?» Тарасов настаивал на своем.
Так осенью 1969 года я попал в сборную СССР.
В моем архиве хранится вырезанная из газеты заметка, которой я очень дорожу. В небольшом интервью А. В. Тарасов, пожалуй, впервые публично похвалил меня. Вот текст этого интервью:
«– Чем Вам понравился молодой вратарь?
– Во-первых, своей старательностью и фанатичной преданностью хоккею. Трудолюбием. Незаурядными данными. Владик умеет анализировать свои действия, делать верные выводы, а его игра в высшей степени осмысленна.
– В чем отличие манеры Третьяка от других вратарей?
– В его подходе к решению тактических задач. Владислав смело и широко маневрирует, все свои действия совершает обдуманно.
– Сможет ли он стать действительно выдающимся вратарем?
– Теперь все зависит от него самого. Парню – 17 лет. Ему надо сейчас повзрослеть. Тогда Владику будет легче решать все психологические и спортивные проблемы. Тогда он правильнее распорядится своей славой. Лично я полагаю, что он сможет это сделать. Я верю в Третьяка».
Конечно, мне очень повезло, что меня заметил Тарасов, что он начал заниматься со мной, терпеливо изо дня в день делать из мальчишки вратаря. «Учиться всегда – каждый час, каждую минуту, быть недовольным собой, не обольщаться успехами, извлекать правильные уроки из поражений… Идти и идти вперед!» – эти слова Анатолия Владимировича Тарасова я воспринимал как тренерскую установку на всю жизнь.
Этюд
о мужествеСобственно говоря, я никогда – до самого последнего матча – не считал свое, если так можно выразиться, хоккейное образование законченным. Совершенству предела нет, и из каждого прожитого дня я старался извлекать для себя какие-то уроки.
У журналистов, я слышал, есть такое правило: не удивишься – не напишешь. Иначе говоря, то, о чем ты берешься сообщить читателям, должно вначале взволновать тебя самого, заставить трепетать твое сердце – лишь тогда из-под пера выйдет что-нибудь путное. Наверное, это очень хорошее правило. Но вот о чем я подумал: удивляться незаурядным людям и их поступкам – ведь это, по сути дела, означает воспитывать себя. Могу сказать, что мне повезло на встречи с такими людьми. Повезло, вероятно, как никому другому. Меня учили владеть клюшкой, ловушкой и собственным хладнокровием прекрасные педагоги. В сборной СССР моим первым наставником был замечательный советский спортсмен Виктор Коноваленко. В родном клубе я рос среди легендарных мастеров советского хоккея. Перечислять их – значит назвать почти весь состав ЦСКА конца 60-х годов. Моим первым комсоргом в армейской команде был Игорь Ромишевский, а в сборной – Вячеслав Старшинов.
Я никогда не стеснялся перенимать все лучшее, что видел у других. Опытные хоккеисты, которые меня окружали, как правило, щедро делились своими знаниями, секретами своего мастерства, они не смотрели на новичка сверху вниз. /Как Плант как-то сказал мне, что он всю жизнь учился на собственных ошибках, помочь ему было некому. Я же в этом смысле могу считать себя счастливым. Мне всегда везло на хороших людей.
Ну, представьте себе, к примеру, такую ситуацию. Основной вратарь сборной СССР 60-х годов Виктор Коноваленко семь раз был чемпионом мира, дважды – олимпийским чемпионом. В свои тридцать авторитет он имел огромный. И вот Виктору говорят, что дублером у него будет 17-летний мальчишка. И он видит этого мальчишку – не очень складного, щупловатого, с длинной цыплячьей шеей. Что, по-вашему, должен подумать в такой ситуации прославленный ветеран? Как он должен отнестись к своему новому партнеру? Коноваленко же при первой встрече оглядел меня с ног до головы, потом, как равному, пожал руку и произнес: «Ну, ну, не робей». Больше, по-моему, он тогда ничего не сказал, да это и не удивительно: Виктор был чрезвычайно неразговорчив.
О скромности этого человека ходили легенды. Он никогда и ничего не просил, ни на что не жаловался, старался всегда везде быть незаметным.
Едва познакомившись со мной, Коноваленко стал терпеливо раскрывать секреты вратарского искусства. Прославленный ветеран заботливо поднимал на ноги безусого мальчишку. Он спешил передать мне все, что знал, что успел постичь за годы своей славной карьеры, и наука эта для меня оказалась поистине бесценной.
А ведь к самому Виктору Коноваленко судьба не была так благосклонна. В 14 лет, чтобы помочь семье, он пошел работать на Горьковский автомобильный завод. Играл в футбол в детской команде «Торпедо». Потом записался в заводскую хоккейную секцию, стал вратарем. И хотя впоследствии с ним занимались известные тренеры, Виктору, особенно на первых порах, до многого приходилось доходить своим умом. Были у него и неудачи, порой тяжелые; наступали времена, когда в него переставали верить… Но ничто не могло сломить характер вратаря.
Коренастый, плотный, неповоротливый с виду, Виктор мгновенно преображался, стоило ему занять место в воротах. Флегматичность уступала место молниеносной реакции, быстроте. У него была прекрасная интуиция. И никогда его не покидало хладнокровие – вот что особенно важно. Только по какому-то обидному недоразумению Виктора ни разу не признали лучшим голкипером мировых первенств. Ни один страж ворот в любительском хоккее в те времена не имел столько титулов, сколько было у него.
Не помню, чтобы ребята в нашей сборной кого-нибудь уважали больше, чем Коноваленко. Его уважали за верность родному клубу (Виктор всю жизнь играл за «Торпедо», хотя не раз получал предложения перейти в столичные команды). Его уважали за справедливость, за преданность хоккею, за мужество и стойкость. Он блистательно продолжал эстафету своих предшественников – замечательных советских вратарей: Николая Пучкова, Григория Мкртчана…