Вернуть Боярство 8
Шрифт:
Наследие Забытых воплощенное в моей личной мощи не обладало столь громадным резервом энергии — я просто не был в состоянии его ему предоставить. Зато на грубую мощь и недостижимое в обычных чарах качество магии оно ответило куда более высоким порядком пущенной в ход силы — и я понял, что по большому счету случайно сегодня прикоснулся к магии, уровень которой превосходил всё мне доступное даже на пике моих способностей…
Черные трещины в пространстве начали ощущаться продолжением моего собственного тела — но продолжением, обладающим словно бы собственным самосознанием. Которое, надо сказать, успешно смяло и сокрушило чары воплощенного Холода — и действуя по наитию, на том творческом вдохновении, которое впоследствии ни один творец не способен осознанно объяснить, я повелел остаткам Черных Молний вернуться к форме копья.
И пусть изрядно ослабшее и потерявшее в запасах сил, но всё ещё
— Ты у меня, падаль, навеки забудешь дорогу под эти небеса! — зло оскалился я, не обращая внимание на хлынувшую ртом кровь, на слабость, вынудившую меня рухнуть на колени, на чудовищную, выжигающую сознание боль…
Ибо всё это было не важно — ведь если не заставить это существо боятся нашего мира, оно может вернутся. И успеет ли кто-нибудь встать на его пути, что бы не дать ему захватить частичку нашего мира для дальнейшей экспансии? Вряд-ли… А потому ударившая по разуму всех присутствующих ментальная волна, наполненная болью, гневом и какой-то по-детски непосредственной обидой была подобна бальзаму на мою душу.
Бездна схлопнулась, оставив меня и пару Магов Заклятий врага лицом к лицу. Расстояние в километр для таких как мы за расстояние считаться не могло по определению…
Покрытый испариной, исходящий потом и тяжело дышащий скандинав с отвращением отбросил ледяной кристалл, покрывшийся паутинкой трещин. Его чуть менее утомленный коллега-китаец проследил взглядом, как сломанный артефакт падает в бездну и потянулся к клинку. Под нашими ногами зиял многоцветными огнями странный дымок, исходила паром и магией сотворённый нашим столкновением провал — и дна его не могли ощутить ни я, ни они…
Думаю, вздрогнули мы тоже синхронно, когда языки дымки, парящей внизу, оформились в громадную, под сотню метров руку и схватили кристалл, столь неосмотрительно выброшенный скандинавом. И я, и китаец с одинаково укоризненными выражениями лица посмотрели на этого тупоголового недоумка, догадавшегося скормить неведомой аномалии пиз**ец какую опасную хренотень, едва нас троих не прикончившую. Со всем городом и его окрестностями, а то и со всей губерний, упаси Господи, конечно.
— Колдуны-куколдуны, блядь, — выругался, отплёвывая кровь. — Косорукие недоумки, в бога, в душу мать вашу трахнутую… Рукожопые свиньи…
Отвечать мне словами никто не стал — зато в меня ударил сноп ледяного пламени. И сдох бы я, скорее всего, весьма бесславно, ибо сил никаких уже не было — но тут, теряя сознание, я успел увидеть щуплую фигуру в весьма поношенной рясе, что заступила путь вражеской магии. Ну наконец-то хоть какая-то подмога…
Можно и с чистой совестью сознание терять. Мне ещё разбираться с тем, как дальше жить и во что мне встало моё вмешательство во всю эту катавасию…
Глава 9
Интерлюдия вторая
В витражное стекло, покрытое тонкими, неразличимыми обычным зрением рунами, били яркие лучи солнечного света. Канун Рождества, отмечаемый и католиками, и прихожанами англиканской церкви, выдался на редкость морозным и солнечным, и хозяин кабинета, не столь уж часто имевший возможность вот так вот бездумно полюбоваться видами утреннего Лондона, молча созерцал шумную суету одного из крупнейших и богатейших городов планеты.
— Лондон… Туманная столица, как его называют за рубежом, он никогда не спит, друг мой. Впрочем, полагаю вы и сами прекрасно это знаете, — неспешно и размеренно заговорил он. — Но всё же даже у него есть редкие моменты, когда шумная суета на краткие минуты превышает все допустимые пределы. Утром и вечером, когда ночные и дневные потоки людей со всеми их интересами, заботами, тревогами и надеждами, чаяниями и разочарованиями, сменяют друг друга. Когда одни устало отправляются вкушать в той или иной степени заслуженный отдых, а другие, бодрые, отдохнувшие и готовые к новым свершениям спешат сменить.
Ничто в лице гостя, сидящего на жестком, не слишком удобном стуле с прямой спинкой не выдавало, насколько ему глубоко безразличны поэтичные порывы души хозяина кабинета. Могущественный аристократ, член палаты пэров Британской Империи и Маг Заклятий, тот, перед кем трепетали большинство сильных мира сего, поддерживал на лице маску вежливого интереса и молчал, прекрасно зная, что ответа от него не требуется. Кому-нибудь иному он, возможно, и предложил бы прекратить попусту сотрясать воздух и перейти к делу, однако здесь и сейчас был тот редкий случай, когда ему оставалось лишь молчать и слушать в ожидании разрешения приступить наконец к разговору,
ради которого Глава Рода Солсбери лично приехал в Тауэр ни свет ни заря и более часа ожидал аудиенции. А ведь это место, столь долго служившее тюрьмой для самых опасных магов-преступников, плененных демонов и обитателей божественных планов, а так же прочих весьма могущественных существ, просто убить которых по разным причинам не имелось возможности, было последним местом, куда хотелось бы являться с самого утра Магу Заклятий. Слишком много персон, не уступающих, а зачастую и значительно превосходящих его самого личным могуществом, здесь сгинуло… И тот факт, что наследник британской короны возжелал превратить самую надежную тюрьму империи в личную резиденцию, поднятию настроения никак не соответствовал… Ибо несмотря на перенос тюрьмы, многие защитные, сковывающие и атакующие чары, предназначенные для борьбы с существами высших порядков, никуда не делись.Хозяин кабинета был, фактически, вторым человеком в империи, над которой никогда не заходит солнце. Вернее не так — и формально, и фактически, ибо довольно поздний ребенок королевы Елизаветы Четвертой Генрих Йорк, принц Уэльский и граф Мерсисайд. Не первый и не единственный ребенок королевы, и даже не самый старший — но безусловно самый талантливый и опасный по мнению тех аристократов, что знали истинную натуру этого поддерживающего репутацию беззаботного филантропа, ценителя наук и философии, далекого от гонки и грызни за право унаследовать среди своих многочисленных родичей…
И тот факт, что мужчина на данный момент был лишь Архимагом, причем пока даже далеко не из числа сильнейших, ничего в данном случае не менял. Ибо Архимаг в двадцать девять лет — это сильно. Очень, очень сильно — и лишь немногие знали об этом факте. Официально же молодой человек обладал лишь рангом Младшего Магистра, якобы взятым полгода назад — результат вполне приличный, но не более. Далеко не гений, так сказать…
— Что ж, лорд Солсбери, полагаю, вам не терпится поведать мне о подробностях приключившегося в Александровске провала, — обернулся, наконец, Генрих. — Признаться, мне очень любопытно, как так вышло, что вы и ваши подопечные настолько сильно отклонились от изначального плана, составленного мной лично. Плана, придерживаясь которого вы практически со стопроцентной гарантией убрали бы доски столь докучающую нам фигуру этого закопавшегося в сибирских снегах и упорно мешающего нашим планам Романова.
— Осмелюсь возразить, мой принц — результаты операции провальными считать сложно, — всё же не согласился со своим сюзереном чародей. — Третий по населению и значимости город русских практически лежит в руинах, они потеряли до трети воздушного флота, в тот момент оказавшегося в городе, утеряны множество складов с ценнейшими реагентами, тщательно запасаемыми для дальнейшего использования непосредственно в самой губернии для собственного усиления…
— Потери в материальном и ресурсном плане у русских меня занимают мало, лорд Солсбери, — перебил своего вассала принц Генрих. — Эти цифры мне известны и без вас. Ресурсы — вещь для местных легковосполнимая, они живут на границе Фронтира… Напомню, если вы вдруг позабыли — на самой удобно расположенной для человечества границе Разлома. Материальный ущерб они восполнят не раньше, так позже… Хотя потери боевых судов воздушного флота русских не могут не радовать. Однако целью было вовсе не это!
Так почему ж ты не решился отправить в бой свою тщательно выпестованную гвардию, молокосос? — с раздражением подумал лорд Солсбери. Или хотя бы не согласился на оказание большей помощи этим азиатским обезьянам? Тогда бы твой долбанный план точно имел больше шансов на успех.
В слух, разумеется, Маг Заклятий ничего подобного не произнес. И, надо признать, не только потому, что не хотел вызвать неудовольствие своего сюзерена, но и потому, что в его словах было немалое разумное зерно. Ведь изначальный план принца Генриха заключался в атаке на русского генерал-губернатора в момент, когда тот будет находиться в резиденции лишь в окружении членов семьи и ближнего круга охраны, присутствующего при нем неотступно. И, надо признать, в этом случае план удался бы целиком и полностью… Но поддавшийся уговорам представителей Цинь англичанин согласился на вариант более полномасштабной атаки в день, когда дворец был заполнен союзниками Второго Императора. Поддался в том числе благодаря щедрым посулам поделиться добычей в случае её захвата… И, надо сказать, несмотря на далекое от идеального выполнение поставленных перед ним задач, не слишком-то и жалел о своем согласии — добычу использованные ими исполнители вынесли весьма богатую, и члены его Рода сейчас были в немалой степени заняты как раз приемом и сортировкой доставшейся согласно уговору с азиатами доли добычи английского лорда…