Вернуть Боярство 9
Шрифт:
Сталь звякнула о сталь, и в следующий миг пришлось уворачиваться уже моему противнику. Колющий выпад в плечо, шаг в сторону, принять размашистый удар саблей, приподнять правую ногу, пропуская подсечку от пацана, обмен ударами — сталь сталкивалась со сталью, разбрасывая искры, а мы кружили в схватке, выжидая удобный момент для атаки, которая должна была закончить схватку.
Он был хорош. Не как Ильхар или я, да и в целом я в этом мире скрещивал клинки с нолдийцами, что бились в ближней схватке искусней — но для своего возраста и куцего опыта реальных, не учебных схваток он был весьма неплох. У него определенно был талант бойца — вот только до меня ему было очень, очень далеко. Нет, дай пареньку век-другой — и всё возможно, но и то сомнительно… Не так уж много магов связывают своё магическое искусство с даром к ближнему бою — я не то, что бы уником,
Но вернемся к нашей схватке. На пятнадцатой секунде, полностью изучив своего оппонента, я начал взвинчивать темп схватки. Поддетая ногой грязь полетела парню в лицо не возымела эффекта — к подобным уловкам он был готов, и просто отклонил голову. К чему он был не готов — это к тому, что когда наши клинки столкнуться, я чуть ослаблю хватку, позволяя сабле продавить протестующе заскрежетавший Меч Простолюдина, и, чуть оттянувшись, залеплю знатную оплеуху не ожидавшему подобного Нарышкину. Он попробовал заблокировать это рукой — и ему даже удалось. Вот только я на то и рассчитывал — и уже моя подсечка заставила парня плюхнуться на задницу.
— Споткнулся, малохольный? — участливо поинтересовался я.
Я мог бы воспользоваться достигнутым успехом. Просто добил бы, не давая подняться — как бы он не вертелся ужом, как бы не дергался и не боролся, всё закончилось бы за три-четыре удара, максимум за семь. Но я не стал, нарочито позволив парню подняться под смешки наблюдающих за происходящим. Парень, покраснев от унижения, медленно встал на ноги и зло сплюнул, готовясь ко второму раунду.
Надо признать, Нарышкин оказался не так горяч и глуп, как можно было бы ожидать. Он не кинулся очертя голову в атаку, стремясь поквитаться за унижение, не стал произносить громких речей — просто встал в защитной позиции, полностью отдавая инициативу в мои руки. Подождав несколько секунд и убедившись, что он не собирается бить первым, я начал сам.
Клинок Простолюдина поймал луч яркого солнца, отправляя его в глаза напряженного боярина, заставляя его на краткий миг прищуриться — и мое оружие рухнуло в страшном рубящем ударе. Полуторник был длиннее и тяжелее — Меч Простолюдина весил килограмм девять, будучи выкован из различных дорогостоящих магических металлов, образующих уникальный сплав. При моей силе и скорости удара, а я впервые за схватку ударил по настоящему, в полную мощь и без оглядки, тяжесть атаки заставила саблю в руке Нарышкина чуть дрогнуть.
А затем ещё и ещё, раз за разом. Верхний цветок, мельница, ласточкин хвост, воронье крыло — сложные элементы искусства фехтования, приемы, на оттачивание которых у многих уходили годы упорных тренировок, я выполнял легко и непринужденно, словно бы разминаясь. И исходящий потом боярин с трудом отражал эти атаки — причем зачастую его сабля откровенно не успевала за полуторником, и я нарочно придерживал удар…
И он это понял, судя по яростному блеску в глазах. Что ж, мельком брошенный взгляд на его родичей и союзников дал мне понять — я их распалил недостаточно. Пора бы ещё разок пощекотать им нервы…
Очередной удар, лишь чудом отбитый Нарышкиным, заставил того чуть дрогнуть, открывая брешь в его с трудом удерживаемой защите… А, нет — пацан, понявший, что победы ему не видать, нарочно открылся, решив зацепить меня напоследок, хоть и ценой поражения. И я его даже понимаю — проигрывать в сухую ему, привыкшему гордиться своим талантом бойца, вовсе не хотелось. Особенно учитывая четыре года разницы меж нами…
Вот только вместо очевидного и предсказуемого колющего выпада я крутанулся вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов, пропуская взвившуюся в контратаке саблю, что ударила туда, где я, по идее, должен был бы находиться… Вот только меня там не было — я оказался за его спиной, и Меч Простолюдина отвесил звучный шлепок тыльной стороной клинка по заднице парня. Причем без всяких скидок — бедолагу аж чуть подкинуло от боли. Ну да, шутки шутками, а удар плашмя по заднице — это больно… Я ещё по первой жизни
помню, как мой самый первый учитель фехтования так делал — задница потом несколько дней болела, ибо лечить магией подобные ушибы запрещали. Что бы урок лучше усваивался…— Продолжим? — участливо поинтересовался я. — Или всё же пожалеешь свою задницу?
Над парнем уже откровенно посмеивались. Мужчины и женщины, сотни аристократов, широким кольцом окружившие импровизированное ристалище, видели его позор — те, кто стоял в задних рядах и испытывал проблемы с тем, что бы видеть происходящее своими глазами, смотрели на поединок с помощью магии. И все они видели позор молодого воина, что так безрассудно кичился своей силой в начале схватки…
В общем, он не выдержал. Яростный вопль, сабля, мелькающая быстрее крыльев мельницы, попытки достать любой ценой… И ещё несколько унизительных падений и подсечек, шлепков — сперва по второй ягодице, затем по обеим икрам и наконец Меч Простолюдина, пронзивший парню сердце. И пока бедолагу, лежащего с широко раскрытыми глазами и, наверное, лицезреющего лики давно ушедших за черту смерти предков… Пока чары моего дяди играючи не вернули ему жизнь и силу.
— Ну что, дамы и господа? Найдется ли ещё смельчак среди Нарышкиных или Чарторыжских, кто выйдет со мной лицом к лицу, потягаться по кодексу стали? — громко поинтересовался я.
И ответом мне послужила тишина. Бояре скрипели зубами от злости, обжигали меня яростными взглядами — но молчали. Да, среди них были те, кто владел клинком лучше побежденного мной юнца, наверняка были, сомнений нет — но вот беда, даже показанного мной уровня мастерства хватало, что бы каждый из них понимал, что равного мне воина средь них не имеется. И потому могучие бояре, привыкшие, что если вопрос необходимо решить боем, то они обязательно победят, молчали — одно дело позорно проигравший юноша, другое — если я начну шлепать тыльной стороной меча умудренных годами военного опыта боевых магов.
Будь на моем месте кто другой, и они попробовали бы устроить полноценный бой, вызвав меня на полноценную магическую дуэль, однако единственные, кто могли потешить себя иллюзиями своего превосходства надо мной в плане магии были Архимагами. И они не могли бросить мне вызов, не уронив своей чести — а вот Старшие Магистры прекрасно понимали, видевшие меня в бою против Мага Заклятий, отлично понимали, что они мне неровня. Если я, пусть и под допингом, оказался сильнее Ярославы Шуйской, одной из сильнейших чародеек нашего флота, то куда им, сирым и убогим, выходить со мной на честный бой? Тем более что тот же Нарышкин, даже будучи при полном комплекте артефактов, не так уж и давно в сухую проиграл мне приснопамятную дуэль за драконьи туши.
— Я так полагаю, господа и дамы, желающих больше нет? — презрительно хмыкнул я. — Что ж, чего-то подобного я и ожидал…
Глава 24
В бухту Магаданского порта один за другим заходили новенькие, свежепостроенные транспортные суда тихоокенского флота Российской Империи. Боевые же корабли и плавающие конструкции с так называемыми «морскими храмами» — плавучие церкви Православной Церкви, представляющие из себя круглую деревянную платформу, на которой возводился «дом господень», оставались за её пределами… Странная штука, кстати, эти плавучие храмы, и плавать она, по идее, могла бы разве что по какой-нибудь речке с очень спокойным течением, а не в бушующих волнах самого штормящего из океанов, переполненного чудовищами — у этих плавающих святилищ по краям платформы с храмами да церквушками даже бортов не было. Однако тут в дело вступала магия — могучая и сложная магия Синода, основанная на силах их небесного сюзерена… Я бы многое отдал, что бы как следует поковыряться в них, но, увы, мирян к секретам высокой магии Синода не допускали.
А вел всю эту флотилию из многих десятков судов самый настоящий монстр от искусства кораблестроения… Хотя даже не знаю — можно ли это ещё назвать кораблём?! Дредноут Николай Третий больше напоминал небольшой вытянутый остров длиной километра в три и шириной в километр. Чудовище, что согласно всем законам физики должно было не способно не то, что плавать — его должна была бы разбить первая же серьёзная волна. Это понимал даже такой далекий от инженерного дела профан, как я — не говорю уж о том, что под собственным весом эта махина вообще должна быть неспособна даже приблизиться к берегу. Всё, что ближе нескольких километров и меньше хотя бы трёх сотен метров глубиной этому чудовищу должны были казаться мелью…