Вернуть или вернуться?
Шрифт:
– Не подготовился ты к путешествию во времени. Николай в моём лице тоже порадовать не может. Отец на парня осерчал, денег не даёт. Велел в лавке отрабатывать.
– А где купец сейчас? – заинтересовался долгим отсутствием хозяина Серёга.
– Что-то смутное у меня в голове крутится, – задумался я. – Парень на отца злился. За каким-то товаром не поехал.
Сидеть дальше в комнате Коленьки мы не стали, а осторожно прошлись по дому. Дружно пришли к выводу, что купец не шикует. Сундуков стояло много, один даже в коридоре, но в целом мебели, кроме как в зале, считай,
– Иконы в «красном углу», – снова напомнил я Сергею об обычаях этого времени. – Павлина Конкордиевна, сестра матери, скоро придёт. Она у кого-то из соседей на поминках была, – сообщил я то, что вспомнил по пути. – Или уже вернулась. Павлина Конкордиевна во флигеле живёт, выполняет роль экономки и старшей над прислугой.
– Слуг много? – уточнил Сергей.
– Раньше было пятеро. Сейчас даже конюха нет. Маруська по дому и на кухне, дед Лукашка в конюшне, есть помощник в лавке, Ничипор, но его отец обещал уволить, а Коленьку на его место хотел поставить торговать.
– Имена-то какие архаичные, – пробормотал Серёга. – Ничипор…
– Это местный вариант Никифора, – сообщил я. – И, кстати, вон он бежит, – кивнул я в окно.
Ничипор уже успел добраться до дверей дома и заколотил в них.
Глава 3
(Автор помнит, шо на Кубани того времени балакали на смеси украинского и русского языков, но для удобства дальше будет писать диалоги по-русски.)
– Не пущу! Куда грязищу несёшь?! – встала в дверях Маруська, грудью закрывая проход Ничипору.
Мне пришлось выйти вперёд, чтобы разобраться.
– Микола Иванович, батька ваш меня послал. Застряли мы на Екатерининской. Велено грузчиков нанимать и переносить поклажу. – И Ничипор попытался обойти грудастую деваху.
Пока у меня в голове стыковалась информация из собственной памяти и памяти Николая Ситникова, со двора в дом вошла Павлина Конкордиевна. Она сразу вникла, что случилось, и запричитала:
– Ай, паразит такой! Небось, специально правил так, чтобы пустить нас по миру!
– Не я! – взвыл Ничипор. – Мы только начали выворачивать, а там господа верхом, и тут ещё казаки. Вот и встряли, пока пропускали всех.
– Павлина Конкордиевна, извольте выдать по пять копеек для найма шести грузчиков. – Наконец и я сообразил, почему помощник прибежал домой, а не нанял рабочую силу на вокзале.
Скорее всего, всю имеющуюся наличность купец потратил, когда перегружал товар на станции.
– По пять много, – начала торговаться экономка.
– Батька сам решит, сколько платить, и лишку не даст, – сурово посмотрел я на женщину. – Я тоже пойду. И дружка своего возьму ещё в помощь.
– Одёжку смените, – проявила смекалку Маруська.
Оценив внешний вид Ничипора, я согласился с Маруськой. Телега-то застряла где-то в грязи, её там по колено точно будет.
Пока Ничипор получал деньги, мы с Серёгой переоделись в старые латаные шаровары и рубахи навыпуск. Плюс надели поношенные картузы. Теперь уж точно никто не заподозрит в нас попаданцев из будущего. Рюкзак с мобильниками я
унёс в подвал и спрятал между ящиками. Сундук в спальне Коленьки не запирался, а Павлина Конкордиевна – женщина явно без комплексов, может залезть куда не нужно.В памяти Николая экономка представлялась женщиной старой и уродливой. Я же с высоты своего прежнего возраста оценивал Павлину Конкордиевну немного иначе. Ей лет сорок – сорок пять. И не такая уж и уродина. А старухой её делали тёмная одежда и платки, в которые она постоянно куталась. Вдовой она стала, когда ей было около двадцати. Был один ребёнок, но помер. Вот и осталась Павлина Конкордиевна приживалкой в чужой семье, выполняя обязанности домоправительницы. Коленька тётку не любил и даже побаивался. Мне предстояло самому разобраться, что и как. Пока же стоило поспешить на помощь родителю Николая.
Екатеринодар второй половины XIX века впечатлял. От дома купца Ситникова мы отошли метров на сто, когда Серёга остановился оглянуться.
– Что не так? – поинтересовался я.
– Хочу убедиться, что это тот самый дом, в котором ты затеял ремонт.
– Не похож?
– Дом-то похож, зато всё остальное – просто мрак.
– Это, считай, центр города. Здесь до улицы Красной несколько кварталов. А на окраине точно будет как в станицах: мазанки, камышовые крыши, отсутствие тротуаров и удобств.
– Это ты месиво из непонятно чего под ногами называешь тротуаром? – усмехнулся Сергей.
– Вполне ничего. Грязь даже до щиколотки не доходит.
Меня и самого не покидало ощущение, что я оказался на грандиозной костюмированной вечеринке с декорациями «под старину». Серёга хоть и выглядел «туристом» на экскурсии, но уже воспринимал ситуацию нормально. Мне же приходилось ещё приспосабливаться к чужому телу и чужой памяти. Конечно, мне повезло в этом плане. Да и оказался я сыном не какого-нибудь крестьянина, а вполне обеспеченного человека.
Дом купца Ситникова на улице Медведовской (Кирова в XXI веке), наверное, был единственным кирпичным строением. Дальше по улице стояли сплошь деревянные дома, которые не имели парадных фасадов. Часть домовладений была окружена заборами, другие – покосившимися плетнями. Возле одного из таких плетней стояла древняя старуха. Она опиралась на клюку, подслеповато щурилась, но нас разглядела и даже напутственно перекрестила. Возле следующего забора мы были облаяны дворнягой. К ней присоединилась соседская шавка, и нам пришлось спасаться от этих кабысдохов бегом. Отстали дворняги только на следующем перекрёстке, вернувшись охранять собственные дворы.
Постепенно дорога становилась лучше. Только возле новостроек было море грязи, но до улицы Мира, которая в этом времени называлась Екатерининская, мы дошли по приличной булыжной мостовой. И потом двигались по относительно чистым участкам. Где застрял купец с телегой, я примерно понял, но всё равно не ожидал, что так резко приличная дорога может смениться грязным месивом. Буквально метрах в двух от брусчатки, рядом с чьим-то забором, телега и застряла.
– По миру пустили, ироды окаянные! – голосил батька так, что слышно было издалека.