Вернуть истинную

Неприятно до дрожи. Но, прикусив губу, молчу, все также прижимая к груди еду для малышки.

— Мне идти надо, ребенок может проснуться и поднять шум, — отклоняюсь от пыхтящего, как паровоз, грузного мужика в сторону коридора, мысленно же ногами во всю перебираю в сторону комнаты.

Поскорее бы уйти…

Поскорее…

— Да тихо пока, — не соглашается Нар, вновь протягивая ко мне загребущие лапы.

Матушка-Луна, как мерзко. Даже воспоминания о встрече с истинным меркнут на фоне этого неугомонного приставалы.

— Кхны-кхны… — слышу спасительный плач омежки, все более возрастающий по тональности с каждой секундой.

Еще минута, и, уверена, половина дома точно будет в курсе, что малышка гневается.

Вот же, моя умничка, спасает и помогает, как умеет.

А что?

Вдруг тот, в ком Золотинка почувствовала истинного, не такой, как эти бандиты, услышит и придет на помощь девочкам? Да и нам с крохой заодно.

— Ладно уж, топай, — отвлекает от мечтаний бандит, отталкивая меня в сторону комнаты с ребенком, словно надоевшую игрушку, — еще разорется эта дурная. А мне потом от беты Хорна влетит.

Сам ты дурной!

Мысленно плюю в его сторону. И тут же киваю, показывая, что распоряжение услышала.

— И больше не вздумай шляться, где нельзя, — летит в спину. — Ясно?

— Хорошо, — соглашаюсь, не поднимая глаз, и скорее устремляюсь к омежке.

Кушать хочет кнопочка или волнуется, что осталась одна, а меня нет рядом.

— Что такое, маленькая? Проснулась и потеряла? — подлетаю к девчушке, подхватывая ее на руки и предлагая бутылочку с водой.

Слегка опухшие от слез глазки пристально вглядываются мне в лицо. Беззубый ротик беззвучно раскрывается, словно что-то хочет сказать. Малышка продолжает ворочаться, кряхтеть и сучит ножками.

— Наверное, тебя переодеть нужно, — озаряет понимание.

Укладываю ее на кровать и проверяю свою мысль, но ошибаюсь. В одежде полный порядок и чистота.

— Что же тогда случилось, красотка моя безымянная? — присаживаюсь на постель, поглаживая девчушку по животику.

— Агу, — выдает чудо, сверкая своими небесно-голубыми глазками и хмуря бровки, — агу!

— Эх, совсем не понимаю, — сетую на собственную недогадливость. — Вот сбежим отсюда, и я сразу имя тебе дам, самое-самое красивое, — целую кулачок, вновь по привычке поймавший хвостик от моей косы. — Договорились?

— Агу.

— Вот и отлично. А я ведь даже уже знаю, как тебя назову.

— Пфч, — чихает омежка, да так звонко, что я, не сдерживаю смех.

— Будь здорова, Солана, — выдаю на автомате, потому что с недавних пор так про себя называю девочку. И тут же спохватываюсь. — Ой!

— Агу! — расплывается крохотное чудо в широкой улыбке, будто поняв, что ей только что подарили имя, а золотистые искорки в глазах всё увеличиваются и увеличиваются, пока полностью не поглощают голубую радужку, а зрачок не вытягивается в струнку.

Ох, матушка-Луна, кажется, я действительно это сделала.

Хлопаю ресницами, зажав рот ладонью и пребывая в шоке от собственного поступка.

Ага, Ани! Молодец! У тебя все вышло.

Щерится довольной пастью Золотинка.

Теперь Солана точно наша. Никто ее не сможет отобрать.

А если я не справлюсь, и мы не сможем выбраться из этого охраняемого особняка? Тут же солдат больше, чем мух на варенье.

Подскакиваю, начиная нарезать круги, в то время, как поименованная малышка весело играет собственными пальчиками на руках, засовывая их в рот.

Выберемся, не паникуй! И не мельтеши! Не пугай нашу девочку.

Да я и не…

– Ай, — ни с того ни с сего врезаюсь во внезапно распахнувшуюся дверь и выбиваю из рук Ленара поднос, заставленный посудой.

Горячая каша и чай опрокидываются прямо мне на грудь, обжигая кожу.

— Горячо, — охаю, не сдержав крика боли.

— Да чтоб тебя черти пожрали! Анила, что ты под дверью-то трешься? — рявкает оборотень, перекрикивая на раз создавшийся шум и грохот. И тут же подскакивает ближе. — Обожглась? Сильно?

— Нет, — вру, не моргая, и тут же прошу, замечая, что ребенок опять почти заснул. — Не кричи, пожалуйста, Солану разбудишь.

— Какую, к дьяволу, Сола… Ты что, ненормальная? — наступает на меня Ленар, сжимая кулаки и сверкая желтыми волчьими глазами, готовясь к обороту. — Зачем ты ее назвала? Я же говорил, что ее профессор заберет. Чем ты слушала, курица?!

— Не р-рычи, — заикаюсь от страха и помимо воли начинаю моргать чаще, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.

Мало мне несчастий: поймали, заперли, детей мучают, заставляя все это видеть, так еще и пристают, орут и обижают.

— А-ну, не реви! — улавливает накрывающую меня истерику бандит. — Снимай свою кофту, бестолочь, а то и кожа слезет от ожога.

— Не могу, у меня ничего больше нет, — хлюпаю носом, оттягивая мокрую ткань от тела, которое горит и чешется одновременно.

Обожглась прилично — оцениваю катастрофу, опустив взгляд вниз.

— Я тебе сейчас что-нибудь принесу. Иди пока в ванную, — командует двуликий и скрывается в коридоре, оставляя меня с омежкой вдвоем.

Вот же удивительное дело.

Шум, ор и грохот совершенно не волнуют кроху, которая задремала и сладко посапывает.

— На, держи, переодевайся, — всучает мне в руки костюм цвета хаки Ленар, появляясь на пороге спустя пару минут.

Бегом что ли бегал?

Удивляюсь скорости, с какой меня снабжают вещами.

— У Узаны одолжил, — отвечает на незаданный вопрос мужчина, — все равно у нее их штук пять, как минимум.

Вот же ж!

Если бы не обстоятельства, вряд ли бы я на такое согласилась. Но ходить грязной и мокрой желанием не горю, потому беру предложенное и скрываюсь в санузле.

— Откуда царапина на лице? — первое, что спрашивает бандит, когда я выхожу из ванной комнаты.

— О стену стукнулась, когда Нар толкнул, — не вижу смысла скрывать. — Я ходила за водой и детской смесью, — киваю на стоящую на комоде банку. — Боялась, что Солана проснется и заплачет от голода.