Вернуть престол

— Прими , государь , яблоко державное! — сказал митрополит Казанский Гермоген, который в ближайшее время должен был стать Патриархом Всея Руси.

Величественно, чуть надменно, Василий Иванович Шуйский принял и державу, именуемую яблоком державным, и скипетр [в Московском царстве атрибуты власти вручались перед венчанием на царство].

— Во имя Отца и Сына и Святаго духа! О Богом Венчанный и Богом Дарованный и Богом Приукрашенный… — начал молитву Гермоген.

В Успенском соборе Василий Иоаннович Шуйский самолично, как это делали византийские императоры, надел на себя Шапку.

— Во имя Отца и Сына и Святаго духа!.. — звучала новая молитва, которая разносилась по Успенскому собору громким басом митрополита Казанского Гермогена. —…утверждая Тебе владычественную и верховную власть над людьми Своими…

Митрополит дочитал молитвы и пошла весть по Москве, что появился новый царь.

Москвичи встречали новости из Кремля безразлично. Но уже такой подход удовлетворял и Шуйских, и всех, кто концентрировался вокруг них. Не бунтуют и то хорошо.

— Я принял особое соборное уложение, бояре, — вещал Василий Иоаннович, которого с сегодняшнего дня должно было называть Василием Четвертым. — По тому уложению, я опираться в царствовании своем стану на вас. Отныне Боярская Дума буде какой вопрос державный, посоветовать мне может и не допустить ошибки. Боярская Дума и я, царь, подпишем сие уложение. Тако же вдвое увеличу четей земли тем, кто в Боярской Думе [в РИ подобное также было, но наличие живого Димитрия могло вынудить пойти Шуйского на еще большие уступки боярам, чтобы те не отвернулись].

— Пакта конвента, — прошептал кто-то из бояр.

Шуйский, действительно, предлагал аналог такого польского явления, как «пакта конвента». В Речи Посполитой после избрания короля с ним подписывается договор об ограничении королевской власти. Вот подобное и предлагал Шуйский и еще и вдвое больше земли даровал своим ближним. Где царь найдет столько свободной земли, мало кого волновало.

Шуйский не был глупцом, он понимал, что боярская вольница, по примеру польско-литовской системы , ни к чему доброму не приведет. Но Василию Ивановичу было более удобно наблюдать за тем, как пауки начнут друг друга грызть, чем крамолу выжигать. А то, как силу теряет Речь Посполитая из-за всех вольностей, было известно и на Москве.

Не так, чтобы и давно, десять лет прошло, как казаки Сиверина Наливайко куражились и в Окраинах и в Белой Руси. Казаки-запорожцы, да и иные, даже реестровые, все бунтуют и то там, то в ином месте, но вспыхивают восстания. Бьют ляхов, бьют жидов, бьют казаков. А еще и рокош, и новые битвы внутри государства. И все потому, что нет сильной королевской власти, так думал Шуйский, который хотел только утвердится на троне, а уже после крепить свою власть. И тогда все вспомнят Ивана Грозные Очи, ибо и Василий Иванович жалеть никого не станет.

— Многие лета, государю Василию Четвертому Иоанновичу Шуйскому! — прокричал Андрей Васильевич Голицын.

— Многие лета! — подхватывали иные.

Даже Мстиславские выкрикивали здравицы Шуйскому. Русское боярство, будучи под пятой Иоанна Грозного, не получив существенных послаблений позже, с завистью смотрело на польско-литовскую шляхту, столь вольную, сильную. Теперь же и русские бояре становились такими. Они могли указывать царю, не просто советовать, как ранее, но принимать решения государственного масштаба.

— Мои поздравления! — практически без акцента сказал швед Петр Петрей.

Шведский агент улучил возможность и подошел к царю. Когда же шведа попытались оттереть от только сегодня венчанного на царство государя, Шуйский махнул рукой, чтобы шведского шпиона и агента не трогали.

— Говори! — повелел государь.

— То, что я скажу, вельикий государ, то еще для ушей было самозванца, не поспел я сказать, и много польяков было вокруг. Тебье поведаю! — видя, что царь внимательно слушает и не перебивает, Петр Петрей поспешил продолжить. — Учини, государ, союз со Швеция. Мой король даст войск, дабы польяков бити, да тебье крепко сидеть на царском стуле.

— И сколь быстро ты, свей, обернулся, что можешь говорить от имя своего государя? Иль Швеции все едино, кто будет кровь проливать за ваше дело, лживый Димитрий, али я, — Шуйский разгладил бороду. — С Польшей и Литвой я ныне не в ладах. Оттого шведскую помощь и принять могу. Пусть король шлет посольство и не медлит с войском.

— Отдай моему королю еще кого из вельможных панов, в знак дружбы нашей, — попросил Петр Петрей [в РИ похожий разговор Петрея и Шуйского мог состоятся через год, но сейчас и ситуация иная, а Петрей должен был быть в Литве и успеть прибыть в Москву].

— Ляхов не отдам! — отрезал Шуйский, понимая, что швед ищет предел дозволенного и может, если его не остановить, требовать все большего и большего.

По мнению Василия Ивановича уже тот факт, что он признает шведского короля за равного, что далеко не сразу сделал Иван Грозный, сам по себе достаточный [не так, чтобы и давно Швеция отделилась от Дании пока не было блистательных шведских побед Тридцатилетней войны, чтобы с ними считаться].

Спать ложился Василий Иванович Шуйский, государь и царь Московский в приподнятом настроении. Будучи во хмели, царь не побрезговал своей постельной девкой Авдотьей и немного, но еще улучшил настроение, приняв ласку уже опытной челядинки. Свадьба с Марией Петровной Буйносовой-Ростовской вновь откладывалась, несмотря на все сговоренности, а Василий Иванович еще не был столь стар, чтобы отказываться от плотских утех. Так что была и Автодья и Агропина, но в порядке очереди.

А почему бы и не быть довольным? Венчание на царство состоялось. Бояре, воодушевленные новыми вольницами, покамест не станут чинить неудобства и трижды подумают вставать против Шуйского. Тут и шведскую силу можно будет ожидать в ближайшее время. Наверняка по весне шведы и придут, вряд ли раньше. Но до весны не так, чтобы и много должно измениться. Не верил Василий Иванович в то, что беглецу быстро удастся собрать столь большое войско, чтобы идти на Москву, к которой уже стягивалось немало воинов с русского севера.

*………*………*

Путивль

8 июня 1606 года

— Вы мыслите, что Васька Шуйский пощадит? Вы, кто принял природного царя Димитрия, кто любит правду, но кривду не терпит, снесете ли лжу, что проливают на вас? — распылялся перед толпой Григорий Петрович Шаховской.

— Верно, воевода! Москаля не пустим, побьем [первоначально термин «москаль» употреблялся в отношении служивого, солдата-пройдохи. В письменных источниках появляется ближе к сер. XVII века, но в устном употреблении мог появиться и ранее].