Вернуть престол

Нет, на вид это был чуть выше среднего роста человек, без выпирающей груды мышц, не красив, ни урод. Как сказали бы в будущем, среднестатистический мужчина, без особых отличительных черт. И люди будущего ошиблись бы, причем катастрофически. Это был выдающийся человек.

Его исключительность заключалась не только, и не столько в мастерстве сабельного боя, хотя и в этом он поднаторел, даже будучи обозником на Сечи, всегда тренировался. Не был Петр Кононович и выдающимся ученым, при этом имел образование на голову выше многих, очень многих не то, что польско-литовских шляхтичей, но и магнатов. Он не был богачом, но всегда находил средства на содержание двух добрых коней и всей полагающейся воинской амуниции.

Сагайдачный обладал выдающейся энергетикой, которой заражал и всех тех людей, что окружали православного шляхтича, вписавшего казацкие законы и мышление. А еще, это был человек, который не видел преград. Нет ничего невозможного. Он был жесток и принципиален, последователен и хитер.

Турки столь сильны, что их бить невозможно? Скажите это туркам в Варне и тем турецким капитанам, на чьи галеры сейчас грузят невообразимое количество награбленного добра. Был риск, что галеры и до того бывшие под завязку набитые продовольствием и разной контрабандой, не смогут плыть. Но тогда Сагайдачный, скорее скинет в воду гребцов и сам сядет за весла, но награбленное довезет. Чтобы доказать старшинам казачьим и иным вольным запорожцам, что все казни, избиения, изгнания, были не напрасны, что вот он, результат.

— Шевелись! — крикнул первый гетман Запорожский и все стали ходить и трудиться вдвое быстрее.

Железная дисциплина, казни даже за употребление хмельного в походе и резкое его ограничение на Сечи, постоянные тренировки и учения, отсеивание малахольных и нерешительных. Всего за год с небольшим, кошевой атаман, провозгласивший себя гетманом, создал более чем работающую систему хозяйствования на Сечи и сформировал армию, которая теперь могла бы соперничать с коронными войсками на равных, а в лихости, смекалке, превосходила польско-литовские коронные войска.

И не было для Сагайдачного особых, безусловных, авторитетов. Он был готов разговаривать с королем Речи Посполитой, именно что вести переговоры, но не подчиниться любой воле польского монарха. Он был бы и не против завести отношения и с Московским царством, с кем-нибудь из часто меняющихся его царями, но московская держава сейчас такова, что так и просится на казачий набег [Сагайдачный устроил не то, что набег на Россию, уже при Михаиле Романове, а полноценную войну, вместе с тем, просился к нему на службу и запорожские казаки тысячами переходили служить Москве].

Петр Кононович не спешил каким-либо образом вмешиваться в дела московитов, несмотря на то, что на Сечи собралось уже более сорока тысяч казаков и беглые крестьяне только прибывают, особенно после того, как Третий Статут Великого княжества Литовского завершил процесс закрепощения.

Многие казаки и так участвуют в московских делах. Это те, кто сбежал от жесточайшей дисциплины, что установил Сагайдачный на Сечи, либо отряды, которые спросили дозволу у кошевого атамана и отправились «на заработки».

— А ну, православные! Есть кто с мужиков половчее, да баба покраше? Всех забрать не могем! — кричал Грицко Горб, обращаясь ко всем согнанным в порт православным, или тех людей, которых посчитали таковыми.

Сагайдачный прекрасно понимал, что в Варне большинство православных, но это люди, которые встроены в систему общественных отношений Османской империи. Из числа этих людей мало найдется желающих оставить все и отправиться куда-то, в неведомое Запорожье. Но не называть же отсев собравшейся толпы, пленом, или верстанием в рабство? Все должно выглядеть, как благие намерения, пусть, по факту, это будет и банальное рабство. Ну не отпускать же красивых девушек и женщин, когда на Сечи с бабами дела обстоят почти что никак. А статусному казаку можно и жену себе взять. А нет, так на Дон отвезти, где межполовые отношения упрощены до предела. Есть женщина, назвал перед казаками ее своей, побратимы не против, все — жена. Обвенчает поп, так и хорошо, но где того попа сыщешь?

— Грицко, кончай уже лясы точить, уходить пора! — сказал Петр Кононович, развернулся и ушел к головной галере.

Кошевой атаман, провозгласивший себя гетманом, знал, что его приказ, даже небрежно брошенный, исполниться в точности и в срок. И уже не страх требовал от казаков исполнительности, но уважение к атаману, который подбил на такой невообразимо выгодный налет на Варну.

Сто восемьдесят тысяч золотых — это только в монетах. Теперь Сечь сможет безбедно существовать больше года, покупать оружие, тренировать новых бойцов и даже не обрабатывать землю. А на следующий год можно еще один набег организовать.

Живут же подобным образом крымские татары, так от чего и казакам, коли в силу входят, не пощипать и татар и османов? Что с них, с казаков? Взятки гладки. Это пусть короли, да цари оправдываются. А увеличил бы Сигизмунд реестр до тысяч десяти, так и слушались бы его во всем [в это время реестровых казаков, то есть тех, что числились на службе у короны было всего тысяча. На момент войны король резко увеличивал реестр, чтобы больше казаков влилось в армию, но когда казаки были не нужны, платили только тысяче, иной раз чуть большему количеству].

— А что, если за плату православных отдавать Москве? — задал себе вопрос Сагайдачный, придумывая новый «бизнес». — Не, они нынче золотом, да серебром платить не смогут.

Но сам факт, что можно освобождать православных крестьян, или ремесленников и ими же торговать, был интересен для Петра Кононовича. Он знал, что русские земли зарастают без мозолистых рук крестьянина, потому и в Московском царстве закрепощают крестьян.

*………*………*

Серпухов

2 июля 1606 года

Я вышел на крыльцо большого дома, где ранее обитали воеводы, а до них, вероятно и удельные серпуховские князья. Или тот терем сгорел во время последних массовых татарско-турецких набегов? Если так, то в битве при Молодях за пожар русские люди отомстили басурманам.

Вместе с тем, осматривая округу, я вновь поставил перед собой вопрос: а что это за двужильные, настырные люди живут на Руси, коли после стольких пожаров, раз за разом, отстраивают города? Как же получалось еще и развиваться, когда вот здесь, всего-то в четырех днях пути до Москвы оставалась опасность татарских набегов? А что говорить о Воронеже, Путивле, Рыльске?

Это я еще сокрушался, что России нужны черноземные просторы Дикого поля? Да под Тулой крестьян кот наплакал и земли просто очень много и никто ее не возделывает. Есть некоторые очаги сельского хозяйства, но очень мало, да и рядом с городами, чтобы, если что, бежать за стены крепостей. И при этом приходится держать постоянные гарнизоны, которые нужно кормить…

На что можно смотреть бесконечно? Как другие работают, на огонь, воду? Знаю, что бесконечно долго можно смотреть, как умирают твои враги, люди, которые тебя чуть не лишили жизни, а еще и умертвили твоих подданных.