Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Вернуться домой
Шрифт:

— Ты прав, дорогой, но я хочу, чтобы молодой человек понимал, что происходило в нашей среде.

И повела рассказ далее.

— Уже немцы вошли в Австрию, затем была Чехословакия. А цивилизованная Европа все еще что-то невнятно бормотала, явно надеясь, что Гитлер повернет на Восток, в СССР. Не собираюсь скрывать, в русских эмигрантских кругах существовала небольшая прослойка людей, мечтавших в обозе немецких армий вернуться в Россию. Но это было совершенно ничтожное меньшинство. Основная масса русских соответственно и относилась к ним как к ничтожеству. Для большинства Россия так и осталась святой. Любой иностранный кованый сапог

на ее теле был неприемлем.

В прессе стали все чаще появляться статьи, в которых Германия требовала решения вопроса по Эльзасу и Лотарингии. Пользуясь безволием Европы, Гитлер наглел все больше и больше. Французы в массе своей еще надеялись, что война обойдет их стороной. Но для нашей семьи было ясно — война неизбежна. За последние двадцать лет мы научились безошибочно распознавать ее признаки. По окончании эпохи Наполеона французская нация перестала производить на свет талантливых полководцев и воинов. Нам было ясно, что война будет скоротечной. Бежать из страны куда-либо мы не собирались. Как сказал мой папа: «Все, хватит, набегались, от судьбы не уйдешь».

Но была еще одна веская причина. В это время я уже носила под сердцем нашего долгожданного сына.

Как-то вечером за большим овальным столом в гостиной собралась вся семья. Сообща принимали решения перед очередной надвигающейся бедой. Решили продать весь гараж Сашенькиного папы, оставив для своих нужд только самую новую машину. На часть денег сделать продовольственные запасы, а на оставшиеся деньги было решено купить ювелирные изделия. На своем горьком опыте мы знали, что именно эти побрякушки не раз спасали и выручали нас из сложнейших ситуаций. Буквально через месяц началась война. Очередная война в нашей жизни.

Французская армия пыталась оказывать отчаянное сопротивление, но терпела одно поражение за другим. Сашенькин отец на своей машине поучаствовал в знаменитом марше парижских и не только парижских таксистов. Слышали о таком?

— Что-то слышал, но без подробностей.

— А какие там подробности. Таксисты посадили солдат в машины. Мгновенно перебросили целую армию навстречу рвущимся к Парижу немцам. Этот маневр войск не спас ситуацию. Только несколько задержал немцев. Но Сашенькин отец гордился, что хоть чем-то оказал помощь Франции в этой войне. Немцы все ближе подходили к Парижу.

Строительная фирма, где работал мой папа и Сашенька, свернула свою деятельность. Хозяин предложил нескольким мужчинам, лучшим специалистам, в том числе и Сашеньке, перебраться следом за ним на юг Франции. Видно, по каким-то каналам он уже знал, чем может закончиться эта война.

Шел седьмой месяц моей беременности. А Сашеньке надо уезжать, оставаться дома ему нельзя. Его отец был абсолютно прав, когда говорил: «Мы уже пожилые люди и вряд ли будем представлять интерес, а тем более угрозу для оккупантов. А вот ты — другое дело. Молодой, здоровый. Хороший специалист. Ты будешь работать или служить на немцев? Конечно, нет! А это — немцы, они церемониться не будут. Так что забирай машину и уезжай на юг, не подвергай риску всю семью. Нам, русским, от немцев добра не ждать. Дальше уже сам принимай решения. Уверен, ты сделаешь правильный выбор и не дашь повода усомниться в твоей порядочности».

Всем было понятно, что он имеет в виду. До сих пор помню, как екнуло тогда мое сердечко. Подсознательный страх надолго поселился в нем. Ох и наревелась я в ту последнюю ночку, а еще больше утром, когда он уехал.

Французы они

и есть французы, уже в который раз в своей истории сдали свою столицу без боя. Париж потрясающе красив — это правда. Но теперь-то мы знаем, что и Ленинград ему не уступит, и Москва красива, но их россияне не сдали немцам, заплатив ужасную, страшную цену. Не сдали, восстановили и сохранили. А Гитлер въехал в Париж, как говорится, на «белом коне». Началась оккупация.

С первых дней начались жестокие преследования евреев, французских коммунистов, отлавливали цыган. По ночам звучали выстрелы, ревели моторами грузовые машины, крытые брезентом. Ночные облавы, круглосуточные патрули.

Утром то тут то там появлялись на стенах и заборах листовки, призывающие не подчиняться оккупантам, оказывать им сопротивление. Значит не все французы покорно сложили ручки и попрятались по норкам. Утром в булочной можно было услышать шепотом передаваемые рассказы о том, что в лесах и в горных местностях Франции появились отряды каких-то «Маки». Они нападают на небольшие немецкие гарнизоны, автоколонны, взрывают мосты. Пересиливая страх, ко многим французам начало возвращаться самоуважение. Они начинали вспоминать, что они гордая и великая нация.

Исполняя указ оккупационных властей, мы прошли перерегистрацию в местной префектуре. В отношении нашей семьи процедура прошла достаточно гладко. Единственное, о чем спросили Сашенькиного отца, так это о его гараже машин.

Он подтвердил, когда и кому продал машины. А что касается личной машины, так перед самой войной на ней сын уехал в командировку на юг, и до сих пор от него нет вестей. Полицейский чин, сидевший рядом с клерком, обвел нас колючим взглядом. Скривив губы процедил: «Если Ваш сын появится в городе, он обязан немедленно явиться в отделение полиции или префектуру, немедленно, иначе…»

Мы молча кивнули и вышли из помещения. Если немцы захотят проверить эту информацию о Сашеньке, то бывшие сотрудники фирмы наверняка подтвердят, что он получал от хозяина предложение перебраться на юг. Но на душе все равно было очень тревожно. До моих родов оставались считаные недели.

В тот поздний вечер мы все были в гостиной. Удобно устроившись в кресле, подставив под ноги скамеечку, уложив на уже огромный живот книгу, я читала. За одной половиной большого овального стола мужчины играли в шахматы.

У другой половины сидели, тихо переговариваясь, наши матери и что-то вязали на спицах. Я отлично понимала, что и для кого там вяжется. Наверняка детские пинетки, шапочки, что-то в этом роде. Было очень тихо.

Слабый скрежет ключа, открывающего дверь, услышали все. Сашенькин отец шагнул в прихожую. Затем раздалось приглушенное: «Здравствуй, родной!» Моя книга с грохотом скатилась с живота на пол. Уже раскрыла рот, чтобы издать радостный вопль, но ладонь мамы запечатала его: «Ты что, с ума сошла! Тихо!..»

Когда он шагнул в гостиную, я еле узнала его. Худой, обросший, с черными кругами под глазами. Встать ему навстречу у меня не было сил. Он обнимал меня, целовал, что-то шептал. При этом железяка, лежавшая в кармане его пальто, больно била меня по коленке. Весь был пропитан знакомыми, но давно забытыми запахами. Но это был он, родной, желанный! Вернул нас в действительность голос его отца.

— Ну ты даешь, сынок, тоже мне конспиратор. От тебя так пахнет дымком костра и мокрой землей, что, нарвись ты на патруль, тебя расстреляли бы на месте, не разбираясь.

Поделиться с друзьями: