Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)

– Хо-хо! – продемонстрировал я искреннюю радость обретенным харчам, но развить тему не удалось: кроме Алика рядом с телегой терлись посторонние: мужичок лет пятидесяти и молодая тетка. Так что пришлось перейти на немецкий, использовав наиболее подходящую фразу из туристического разговорника, очень, на мой взгляд, подошедшей к ситуации:

– Das fr"uhst"uck ist im preis inbergriffen! [10]

Тотен чуть не поперхнулся огурцом, но быстро ответил в том же стиле:

10

Завтрак входит в стоимость номера! (нем.)

– In userem hotel ist schwedisches buffet! [11] – Что, в общем-то, немудрено, поскольку обе эти фразы стояли в разговорнике соседними, а само «пособие тупого толмача» было в его мобилке. И как обучающий материал я выучил его наизусть.

Колхозники, сопровождавшие столь ценный груз, непонимающе хлопали глазами, так что соглядатаями лингвистически подкованного бургомистра их можно было не считать. Но лучше перебдеть, и для дополнительной проверки я подошел вплотную к мужичку:

11

У нас в гостинице шведский стол (нем.).

– Wie heisst du? Zeigen Sie mir bitte Banja? [12]

Дедок в ответ только лупал глазами, но вот тетка, похоже, вычленила главное в моем вопросе:

– Баня? Скоро баня, скоро… Часок подождать надо, топят ее пока, – затараторила она, совершая руками иллюстративные движения: так, на слово «баня» она изобразила, что моет что-то, а на «топят» – словно дрова в печку бросала. При этом похожа она была на родных «челночниц», торгующихся на барахолке в какой-нибудь восточной стране.

12

Тебя как зовут? Не мог бы ты показать мне баню? (нем.)

Тотен подключился к лицедейству и на ломаном русском переспросил, точно ли час ждать. А может – два? Тетка не моргнув глазом согласилась и со второй цифрой, после чего Алик с важным видом перевел для меня диалог на немецкий – слава богу, не весь.

Буркнув «Gut!», я сунулся в телегу, собираясь стащить какую-нибудь вкусняшку, тем более что Тотен так аппетитно хрустел огурцом, но тут же был оттерт неугомонной селянкой, которая, окатив меня очередным валом трескотни, выдрала у меня корзину с овощами, подхватила вторую – с пирогами и понесла все это богатство к дощатому столу, вкопанному в тени здоровенной липы, росшей рядом со зданием школы.

«Вот ведь реактивная мадама! – искренне восхитился я энергии и бесстрашию тетки. – И совсем не боится, что осерчавший такой бесцеремонностью зольдат может и в дыню прикладом зарядить! Впрочем, приклада у меня с собой нет, пистолет в кабуре, и вообще – внутренняя интеллигентность так и прет! Потому и не боится нисколько…» Я заметил, что Алик жестом показал мне, что надо отойти и переговорить. Проводив грустным взглядом старика, несущего к столу исходящий паром чугунок, я поплелся вслед за другом.

– Ну что там, в местном правлении? – спросил я, когда мы уселись на завалинке у крыльца, прямо под вывеской «Загатьинская средняя школа».

– Все довольно неплохо: немцы здесь крайний раз были больше двух недель назад.

– Вот как? Что же, им и продналог не нужен? – удивился я.

– А это уже Акункин подсуетился – местные сами продукты возят. Раз в неделю грузят две подводы…

– И куда везут?

– К шоссе, до Чечевичей. Говорят, километров тридцать в один конец выходит.

– Понятно. А немецкий он откуда знает?

– Учительствовал.

– Здесь? – я показал на вывеску.

– Нет. Городской. Из Минска.

– Ты и это вызнал?

– Спрашиваешь! Чай, не первый день допросами занимаюсь… – усмехнулся Тотен. – Натаскался уже.

– Домой вернемся – в ЭйчАр [13] переходи, претендентов будешь колоть.

– Лишь бы вернуться, Тошка! Лишь бы вернуться! А там я даже на ресепшене сидеть готов! – отшутился Демин.

– Ты за стойкой в немецкой форме сидеть будешь или в энкавэдэшной?

13

От английского HR (Human Resources) – отдел кадров.

– Да хоть голым! – Чувствовалось, что Лешу неслабо «плющит» от одной только мысли, что мы можем и не попасть обратно домой, хотя если вспомнить, что из всей нашей шатии-братии он, пожалуй, самым домоседом был, то ничего удивительного.

– Вернемся, брат! Куда мы денемся! – Надеясь, что голос прозвучал не слишком фальшиво, бодро сказал я в ответ. – Лучше давай про «бугра» местного опять!

– Да мутный он, аж жуть! У меня, признаться, сложилось ощущение, что он того… – и Тотен сделал многозначительную паузу.

– Да говори прямо, а то нам, контуженым, мозги напрягать вредно!

– Ну как тебе сказать… – снова замялся друг. – Короче, он немцам не просто так служить пошел!

– Казачок засланный, что ли?

– Как раз наоборот. Сложилось у меня ощущение, что он нам где-то даже рад.

– «Нам» – это кому?

– Ну, что солдаты немецкие в деревне объявились. Намекнул тоненько, что давно уже предлагал гарнизон в деревеньке разместить.

– Ого! Колхозников, что ли, своих боится?

– Здесь совхоз, а не колхоз! – поправил меня педантичный Алик.

– Один фиг! – отмахнулся я. – Лучше про гарнизон продолжай.

– Не скажи, форма собственности разная, – продолжал настаивать собеседник. – Мне хмырь этот документик интересный показал.

– Что там?

– Инструкция, в которой рекомендовано преобразовать совхоз в сельскохозяйственную коммуну, в которой, кстати, запрещается раздавать совхозное имущество населению.

– О как! – удивился я, но уже через секунду вспомнил кое-какие события месячной давности. – У Акимыча что-то похожее творилось. Не хотят жратву по отдельности собирать, верно?

– Вот, я прихватил, – и он достал из кармана кителя сложенный лист бумаги, – сейчас прочитаю: – Первое: «Во всех колхозах необходимо строго соблюдать трудовую дисциплину, ранее учрежденные общими собраниями правила внутреннего распорядка и нормы выработки. Все без исключения члены сельхозартели должны беспрекословно выполнять приказания председателей и бригадиров, направленные на пользу работы в колхозах». Как тебе?

– Ну, это мы уже обсудили. Дальше давай!

– Не вопрос! Пункт второй: «На работу выходить всем безоговорочно, в том числе служащим, единоличникам и беженцам, работать добросовестно».