Версаль и рейнские сепаратисты

Основываясь на высказывании Яреса, суд вынес специальное определение, в котором говорилось:

"…Действительно, для каждого в тот момент, то есть с 1 июня 1919 года, должно было быть ясно, что дальнейшие переговоры с д-ром Дортеном противоречат интересам отечества и являются преступными… Суд предлагает гражданскому обвинителю в первую очередь… представить доказательства того, что и после 1 июня 1919 года влиятельные лица от имени известных кругов рейнского населения… особенно руководящие деятели какой-либо партии от имени и по поручению партийного руководства, вели переговоры с д-ром Дортеном по вопросу о Рейнской области…" [187] .

187

Ibid.. S. 64–65.

Юридически подобное определение означало, что доказательства преступной деятельности сепаратистов не будут приниматься во внимание, если они относятся к периоду до дортеновского путча. Фактически этим определением суд провозгласил полную реабилитацию сепаратистских вождей из числа лидеров партии центра и других буржуазных политических партий.

Именно так это и было понято современной немецкой прессой. В специальном обзоре, посвященном процессу "Лимбург против газеты "Штадт-Анцейгер"" "Кёльнише цайтунг" писала:

"Кёльнский суд… предпринял выходящий за пределы обычного шаг — что-то вроде полуофициального заявления по поводу упомянутых выше событий. Суд счел, что если среди рейнского населения в конце 1918 и в 1919 году имели хождение идеи создания Рейнского государства в рамках Германской империи, вызванные стремлением сорвать аннексионистские планы Франции, то это нельзя считать достойным презрения сепаратизмом. Все это было вполне порядочным" [188] .

Вопреки обычным нравам буржуазной политической жизни, активное участие лидеров партии центра в сепаратистском движении почти не использовалось ее конкурентами в целях политического уничтожения противников. Наоборот, в награду за умение своевременно сменить лозунги на сепаратистских лидеров посыпался град почетных назначений.

188

Ibid., S. 100, Beilage.

4 апреля приказом германского правительства в Кёльне была создана подкомиссия мирной делегации. Задачей подкомиссии было "обеспечение и защита интересов оккупированной левобережной Рейнской области". Председателем этой комиссии, имевшей широкие правительственные функции, был назначен не кто иной, как только начавший отходить от сепаратистского движения Аденауэр [189] .

Впоследствии Аденауэр стал председателем немецкого "Совета городов", рейхсрата и даже однодневным рейхсканцлером Германии.

189

Bruggemann. Rheinische Republik, S. 83.

Вовремя отошедшие от сепаратистского движения Тримборн и Каас скоро оказались во главе партии центра. Тримборн стал председателем ее парламентской фракции, Каас — председателем партии.

Но для того, чтобы скрыть прошлые антинациональные грехи, буржуазии понадобились и "козлы отпущения". Ими были избраны одиозные фигуры Дортена, его "министров" и некоторых второразрядных деятелей партии центра, вроде Кастерта и Кукхофа. Они были объявлены единственными сепаратистами, врагами нации, предателями родины, иностранными агентами. На этих, в сущности, исполнителей распоряжений "реабилитированных" лидеров были обрушены потоки наигранного "национального гнева". В то время, как Аденауэр заседал в рейхстаге, Дортену пришлось укрыться под защиту французских властей. В то время, как Аденауэр получил предложение сформировать кабинет министров, Дортен был заочно судим за измену родине.

Была еще одна крупная жертва неудачи сепаратистского движения — генерал Манжен.

Его неумелая маскировка связей французов с сепаратистами, а также неудачный исход путчей вызвали недовольство французских правительственных кругов. 12 октября 1919 года он был вынужден передать командование подчиненными ему войсками генералу Деготе, вернуться во Францию, а вскоре и подать в отставку.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На протяжении ряда лет сепаратистские группы оставались незначительными и кое-как держались на политической поверхности только благодаря финансовой поддержке иностранных держав. Но стоило внутреннему положению в стране накалиться, а политическим позициям правящих классов ослабнуть, как сепаратистские проекты начали вновь приобретать интерес в глазах монополистической буржуазии. В 1923 году и в начале 1924 года вопрос о создании сепаратного государства или государств в Южной и Западной Германии вновь приобрел большую актуальность. Бавария фактически перестала подчиняться центральному правительству. В Пфальце образовалось сепаратистское правительство, обладавшее собственным войском, а в Кёльне тот же обер-бургомистр Аденауэр вновь вел переговоры с оккупационными властями о возможности создания Рейнского государства и т. д.

Буржуазные историки пытаются объяснить это оживление сепаратизма активизацией усилий Франции, направленных на отторжение Рейнской области. Разумеется, это имело место. Но это не может объяснить, например, резкого усиления центробежных тенденций в Баварии, которая не была оккупирована французскими войсками. Кроме того, и сами действия французских властей имели свои причины, среди которых немалую роль сыграло следующее: французское правительство почуяло, что в условиях революционной ситуации внутри страны германская буржуазия начинает благожелательнее относиться к сепаратизму.

Новая победа контрреволюции на много лет лишила сепаратизм питательной почвы. Как и в 1919 году, недавние сепаратисты заговорили на языке крайнего шовинизма. Превращение такого рода проделал не один Аденауэр. Можно напомнить также, что в 1923 году в роли ближайшего сподвижника баварского сепаратиста Кара выступал некий Адольф Гитлер, роль которого в последующей истории Германии достаточно хорошо известна.

Антинациональный сепаратизм и националистический шовинизм — это не антиподы, а две стороны одной и той же медали, и развитие событий в Германии после 1945 года еще раз убедительно доказало это. После второй мировой войны германская буржуазия вновь встала на позиции сепаратизма. Напуганная демократическими преобразованиями в советской оккупационной зоне, она решила отгородиться от них границей. Это привело ее в конечном счете к идее создания сепаратного западногерманского государства, во главе которого закономерно оказался традиционный сепаратист Аденауэр.

Но, как и прежде, сепаратное государство не было для германских монополий самоцелью. Оно стало базой для консолидации сил германского империализма и милитаризма, базой, с которой можно было бы впоследствии начать походы для отвоевания потерянных позиций. Прошло время, и мы стали свидетелями новой метаморфозы. Люди, расколовшие страну и создавшие на ее западе сепаратное государство, выступают сейчас в качестве "паладинов единства" и, претендуя на роль защитников национальной идеи, пытаются под этим фальшивым флагом экспортировать контрреволюцию в ГДР — социалистическое германское государство.

Третий раз на протяжении немногим более четырех десятилетий повторяется одна и та же метаморфоза — превращение сепаратистов в шовинистов и обратно, символизируемая метаморфозой одного человека.