Вершалинский рай

— В армии хлопцы с самого марта прятались в затишок, пробовали, а я боялся.

Впереди замаячили хоругви богомольцев.

— О, в Грибово ползут! — насторожился Николай. — Съезжай, съезжай с дороги, а то эти дуры узнают, потом до самой ночи не отпустят!

Когда возница полем объехал толпу людей, Регис снова пристал к вознице:

— Значит, не загораешь, заражения крови боишься?! А дочерей, конечно, вечером без платка не пускаешь, так?

— И сам без шапки не выйду! Еще летучая мышь в волосах запутается.

— Вот-вот! — с подковыркой отметил Николай. — А жена у тебя молоко сквозь дырку от сучка в дощечке цедит, верно?

— Ну, моя баба так не делает, чего нет, того нет. Так цедят теперь только старухи.

— Все еще цедят?

— Теща моя, — наморщил возница лоб, вспоминая, — Костецкая Верка, Горбатая Агата…

— Бушмены вы, честное слово! Папуасы! Мало вас, дикарей, разные Пинкусы да Альяши с Ломниками…

Регис не договорил, не смог перебороть сон, широко зевнул, вытянулся на соломе, подставил спину солнцу и, укачиваемый ездой, забылся в сладкой дремоте. На кисти откинутой руки Мирон увидел татуировку — бутылку и две рюмки охватывала фраза: «Это нас губит».

Возница присмотрелся и покачал головой.

…Часа через два повозка въехала в Алекшицы и остановилась у ресторана.

— Пора перекусить! — скомандовал хорошо выспавшийся Регис, розовый от солнечной ванны, как только что выкупанный младенец, с белыми изломанными линиями на лице от соломы. — Пусть Американец кормит. Соседом будет — вторую корчму открывает в Грибовщине!

— Много их там слетелось на поживу, до холеры торговцев разных! А Клемус такой уж — пролезет в любую щель!

Костецкий рассупонил коня, повесил ему на голову торбу с овсом. Регис старательно прикрывал икону.

— Чтобы стекло пацаны не разбили!.. Пошли обедать!

2

Ресторан в Алекшицах содержал Клемус Ковальчук, прозванный Американцем.

Вернувшись после войны с родителями из эвакуации, он понял, что сделал промах: хлеба с полоски хватало лишь до рождества, приработков никаких. Сунулся назад в Россию — не пустили. Когда в селе объявился вербовщик в Аргентину, Клемус не раздумывая поехал за океан.

Вскоре в Алекшицы пришло письмо из Южной Америки. Младший Ковальчук писал, что батрачит с индейцами у колониста-немца. На запрос друзей, как ему там живется, эмигрант немедленно ответил в рифму:

В распроклятой Рыгентине живет Клемус на чужбине. Край огромный, край далекий — живет Клемус одинокий. Все тут Клемусу постыло, язык ломит — так уныло. Ковыряет он консервы из какой-то дохлой стервы.

Однажды Ковальчук узнал, что какая-то газета объявила премию в 10 000 долларов тому, кто пройдет сельву до Амазонки. Он бросил своего колониста, пешком добрался до Бразилии и предложил свою кандидатуру.

Стартовало тридцать сорвиголов — французы, итальянцы, русские белоэмигранты, немцы и один белорус, которого корреспонденты, перерыв все словари и не найдя соответствующей национальности, записали украинцем. По условиям конкурса все время надо было идти одному, имея при себе только нож и компас. Победителей на Амазонке ждал катер.

— Не бойся пумы, ягуара, тапира или аллигатора, — поучал Клемуса на прощание старый индеец, пасший с ним у немца-колониста коров. — В джунглях самое страшное — пауки, мошкара, рыбки пирании да муравьи, которые в минуту оставляют от человека один скелет. Не трогай красивые цветы, мотыльков, не ешь фрукты — все они ядовитые. Не пей воды без фильтра — у вас, белых, больно нежные желудки!..

Клемус хорошо запомнил советы друга, но пренебрег последним. Сам про себя решил: лучше всего к Амазонке прийти каким-нибудь ее притоком.

Шесть недель продирался он сквозь девственные заросли, брел по воде. Тело раздирали колючки, ела поедом мошкара, от голода мешался разум, и Клемус только пил воду — из реки, лужи, с дерева…

Наконец его, обессиленного, подобрали на берегу великой реки.

Ковальчук был единственным, кто добрался до цели, подтвердив, что упорством и выдержкой достоин своих земляков.

Когда катер привез Клемуса к доктору и путешественник пришел в себя, на него, как комары в сельве, набросились журналисты. Парня фотографировали для печати, снимали для кинохроники; на страницах газет расписывали, как вырвался он из пасти аллигатора, как хотели индейцы сделать из него жаркое (хотя парень не встретил в сельве ни одной живой души).

Только ни статьи, ни деньги Клемуса уже не волновали. Пренебрежение фильтром обошлось ему дорого — в печени завелись амебы и инфузории, против которых не было никаких лекарств. Хлопец неожиданно начал пухнуть, и доктора объявили, что дни его сочтены.

Получив премию, Ковальчук привез доллары в родную деревню, пустил их в оборот и так решил провести остаток дней своих. Его мельница и ресторан приносили немалый доход.

Толстый, как бочка, багровый Ковальчук, который из-за живота не мог завязать себе шнурки от ботинок, женился на восемнадцатилетней красавице Стасе, любил поговорить, а в выпивке не отставал от молодого. В водке топил, как он любил выражаться, свои бразилийские инфузории.

3

Регис со своим возницей перешагнул порог ресторана.

В нем было прохладно, посетителей мало. Обедали три извозчика, да у стены с карабинами на коленях сидели два полицейских. Начищенные сапоги их тонко поскрипывали под столом, сияли лаком козырьки лежащих на подоконнике фуражек. Сами они из кружек тянули дармовое пиво, посматривая через окно, — караулили свои велосипеды.

— А-а, Николай! — как брата встретил Американец гостя, и его туша выкатилась из-за прилавка. — Не был целую неделю! Куда путь держишь?

— Куда же еще? К своим девочкам!

— Ох и блудливый ты, как боров!

Оба захохотали: оптимист Клемус — довольный тем, что его друг выпутался наконец из беды и хорошо устроился, а Николай не то с вызовом, не то с еле приметным чувством обиды.

Однажды ночью вооруженные грабители выволокли в Берштах Региса из хаты, привели к ресторану и велели попросить, чтобы хозяин ему открыл. На знакомый голос дьякона загремели замки, заскрежетали железные засовы, и дверь открылась. Увидев незваных гостей, вооруженный хозяин выстрелил и уложил на месте одного из них. Остальные грабители разбежались.

Потом суд дьякона оправдал, но по селам поползли всякие слухи, и виленский архиерей уволил Региса, руководствуясь принципом: не то он украл кожух, не то у него украли…

Регис заказал обед на двоих. Обслуживал их сам Ковальчук, демонстрируя уважение к гостю, по сравнению с которым все посетители мелюзга. Желая открыть в Грибовщине корчму, хозяин задабривал влиятельного хориста.

— Да, чуть не забыл! — Ковальчук вскочил и принес от полицейских исписанный листок из тетрадки. — Директор школы отобрал у семиклассников. Переписывали друг у друга, щенки, на уроках! Послушай, что про вас пишут коммунисты: